Блуждающий огонь - Купер Джеймс Фенимор - Страница 46

— Относительно первых двоих не может быть никакого сомнения; что же касается Больта, то мы, конечно, имеем право ему отказать, если только господин Ивар сам не пожелает его видеть, — тогда проведете.

Винчестер не заставил повторить разрешение и поспешил оповестить как всех желавших свидания или, как он думал, могущих желать его, так и стражу, караулившую пленника, о том, что разрешение на свидания дано. Не спросили только согласия самого осужденного.

На «Прозерпине» царило общее подавленное, мрачное настроение. Всем было известно настоящее положение дел, и мало кто верил в возможность своевременного возвращения Клинча. Оставалось не более трех часов до солнечного заката, а время вместо того, чтобы тянуться, казалось, летело на крыльях. Общее напряженное состояние и лихорадочная тревога росли с каждой минутой; все следили за заходящим солнцем, находя, что оно на этот раз опускается особенно быстро; большая часть мичманов столпилась на передней части корабля с единственной целью раньше увидеть возвращающегося Клинча.

Было уже половина шестого, а в шесть часов солнце должно было зайти; следовательно, оставалось всего полчаса до позднейшего срока совершения казни. Куф не отходил от борта судна и вздрогнул, когда часы начали бить шесть. Винчестер подошел к нему и глазами спросил его; в ответ он получил едва заметный жест, но этого ему было довольно. В определенном месте палубы началось нешумное движение, появилась веревка, которую прилаживали со слишком для всех понятной целью, устраивали род временной платформы — все угрожающие приготовления к близкой казни.

Несмотря на привычку к разного рода опасностям и зрелищу всевозможных человеческих страданий, всеми присутствовавшими овладело глубокое чувство жалости. В действительности Рауль был их врагом, и еще двое суток тому назад все они искренне ненавидели его; но настоящие обстоятельства изменили эту ненависть в чувство более великодушное. Торжествующий враг совсем не то, что человек вполне зависящий теперь от их милосердия; к тому же, хотя по закону и осужденный как шпион, он в их глазах был только страстно полюбившим человеком, который очертя голову бросился в явную опасность ради свидания с дорогой его сердцу девушкой. Все это, в соединении с присущим морякам нерасположением к совершению казни на палубе их судна, совершенно изменило положение вещей, и Рауль, который два дня тому назад столкнулся бы на «Прозерпине» с двумя или тремя сотнями заклятых врагов, теперь имел столько же друзей, не чувствовавших к нему ничего иного, кроме уважения и сострадания.

Понятно после этого, что на страшные приготовления все посматривали косо, хотя невидимая власть тяготела надо всеми и лишала самостоятельного выбора действий. Куф не считал себя вправе долее ждать и сделал последние необходимые распоряжения, после чего ушел к себе в каюту, как бы желая скрыть от других овладевшее им волнение.

Следующие затем десять минут прошли в сильной тревоге и тяжелом ожидании. Винчестер ожидал только возвращения капитана, чтобы привести осужденного. Один из мичманов был отправлен доложить ему, что все готово: и Куф медленной и нетвердой поступью поднялся к платформе. Матросы стояли впереди и по обеим сторонам; солдаты вытянулись с ружьями; офицеры сгруппировались в одном месте; тяжелое и торжественное молчание воцарилось на палубе, и резко раздавался малейший посторонний шум. Андреа Баррофальди и Вито Вити стали в сторонке; но никто нигде не видел ни Карло Джунтотарди, ни его племянницы.

— Я полагаю, что в нашем распоряжении еще двадцать пять минут, Винчестер, — сказал Куф, тревожно посматривая на заходящее солнце, достигшее уже почти горизонта и озарявшее ближайшую часть небесного свода золотом и пурпуром.

— Боюсь, что не больше двадцати, капитан.

— Полагаю, что пяти достаточно, чтобы все покончить, — хрипло и с дрожью в голосе произнес Куф, устремив глаза на лейтенанта, который ответил ему одним пожатием плеч, как бы желая сказать, что он этого не знает.

Тогда капитан перекинулся несколькими словами с врачом, допытываясь, сколько времени в лучшем случае может прожить повешенный человек; и ответ, вероятно, не оправдал его ожиданий, так как он тут же дал знак, чтобы привели арестанта.

Рауль появился в сопровождении каптенармуса с одной стороны и офицера, исполнявшего обязанности духовника, с другой. Он был в своем платье итальянского лаццарони, о котором мы уже говорили. Он был бледен, но нельзя было приметить ни малейшей дрожи в его мускулах, сильно открытых благодаря его костюму. Он вежливо поклонился офицерам, и только невольная дрожь пробежала по его телу, когда его взгляд упал на веревку и всю обстановку казни. Однако через секунду он совершенно овладел собой и, поклонившись капитану Куфу, твердым шагом направился к роковому месту, но в то же время без малейшей рисовки.

Ему надели веревку на шею при гробовом молчании вокруг. Затем Винчестер шепотом сделал последние указания тем людям, на которых возложена была тяжелая обязанность совершения казни, внушая им главным образом быстроту действия, как единственное облегчение для несчастного в этих случаях.

— Великий Боже! — воскликнул Куф. — Возможно ли, чтобы так и умер человек! Без молитвы, без обращения к Божественному милосердию!

— Насколько мне известно, капитан, он неверующий, — сказал Гриффин.

— Окликните еще раз часового наверху мачты, Винчестер, — сказал капитан.

— Видите вы что-нибудь похожее на лодку? Хорошенько смотрите на Неаполитанский залив, вам должен быть виден вход в него.

Прошла добрая минута, и часовой ответил отрицательным движением головы, как бы не имея силы говорить. Винчестер взглянул на капитана. Куф вскочил на пушку и направил к северу свою подзорную трубу.

— Все готово, капитан, — сказал старший лейтенант, когда прошла еще одна минута.

Куф уже готов был поднять руку, что было бы сигналом к совершению казни, когда издали со стороны Неаполя послышался глухой пушечный выстрел.

— Остановите! — закричал Куф в ужасе, как бы не поторопились матросы, державшие концы веревки. — Лоцман, выньте из губ свисток!.. Еще два таких выстрела, Винчестер, и я буду счастливейшим человеком из всей эскадры Нельсона!

В то время как он говорил, раздался второй выстрел и затем третий через полминуты.

— Может быть, это салют? — проговорил Гриффин с беспокойством.

— Слишком велик промежуток. Слушайте.

Все напрягли слух. Куф вынул часы, и с каждой секундой черты его лица прояснялись. Через две минуты он с торжеством поднял руки.

— Все идет прекрасно, господа! — воскликнул он. — Господин Винчестер, отведите арестанта в его камеру. Отвяжите эту проклятую веревку и к черту отправьте все это адское сооружение! Господин Странд, распустите команду.

Рауль был немедленно отведен обратно в свою загородку среди пушек. На пути все офицеры поздравляли его, радостно приветствуя его спасение; и не было ни одного человека на всем корабле, который не вздохнул бы облегченно при известии о полученной отсрочке.

Глава XXIII

Рауль Ивар на этот раз обязан был своим спасением присутствию духа и предусмотрительности Клинча. Не будь тех трех выстрелов с судна адмирала, казнь успела бы совершиться; а те три выстрела были даны единственно благодаря предусмотрительности подшкипера. Объясним, как было дело. Еще в то время, когда Куф отправлял Клинча и условливался с ним, этому последнему пришло в голову, что какая-нибудь непредвиденная задержка с его стороны, хотя бы на одну минуту, может погубить все дело; и он тогда же получил от Куфа предписание о трех выстрелах с адмиральского судна, о чем капитан упомянул и в своем письме к Нельсону, настаивая на них, как на мере крайне важной. По прибытии в эскадру, Клинч узнал, что адмирал в Кастелламаре, и должен был туда отправиться на лошадях. Отыскав его, он передал ему бумаги. Ничто не могло доставить английскому адмиралу большего удовольствия, как возможность оказывать великодушие. Смерть несчастного Караччиоли была единственным исключением, и весьма вероятно, что еще свежее впечатление от этого акта, столь противного его природной склонности, немало повлияло на немедленное с его стороны разрешение испрашиваемой отсрочки.