Блуждающий огонь - Купер Джеймс Фенимор - Страница 22

После тяжелого и тревожного дня Рауль наслаждался теперь тишиной и покоем и смехом ответил на предостерегающее замечание Итуэла, что можно ожидать ночной атаки на шлюпках со стороны фрегата. Рауль не хотел опять думать об опасности; впрочем, на всякий случай, были приняты все необходимые предосторожности.

В этот вечер после ужина матросам позволены были танцы; среди дивной ночной тишины понеслись звуки романтических песен Прованса. Самая задушевная веселость оживляла всех участников этого невинного развлечения, и недоставало только женщин, чтобы придать вечеринке настоящий характер мирного деревенского веселья. Однако прекрасный пол не был совсем забыт — песни были переполнены самыми рыцарскими любезностями, и Джита слушала их с удовольствием и любопытством. Ее дядя стоял подле нее, а Рауль ходил взад и вперед на некотором расстоянии, беспрестанно подходя к ней, чтобы поделиться своими мыслями и ощущениями.

Наконец пение и танцы кончились, и матросы разошлись спать по своим койкам, за исключением нескольких очередных дежурных. Перемена была так же поразительна, как и внезапно торжественное молчание ночи, которое сменило легкий смех, мелодичные песни и несколько шумное, хотя и не выходившее из границ вполне приличного, веселье толпы. С гор подуло свежестью и чуть-чуть зарябило нагретую за день поверхность воды. Луны не было, но мириады звезд сияли с небесного свода и позволяли различать предметы довольно отчетливо, хотя и как бы сквозь легкую дымку. Рауль подчинился очарованию этого мира, он тоже как-то весь затих, тронутый и настроенный на более серьезные и нежные мысли. Он присел подле Джиты, дядя которой ушел молиться в свою каюту.

На палубе не раздавалось ничьих шагов. Итуэл ушел на противоположный конец, не теряя из вида своего давнишнего врага — «Прозерпину», присутствие которой не давало ему уснуть. Двое дежурных на большом расстоянии один от другого, чтобы помешать возможности разговора между ними, внимательно следили за морем и всем, что могло на нем произойти. Кроме фрегата и люгера поблизости находились еще три береговых судна, захваченные было фрегатом и снова им отпущенные; одно из них стояло как раз посредине между люгером и фрегатом, так как сделало было попытку вечером уйти дальше к северу, но принуждено было стать на якорь вследствие полного отсутствия ветра. Так как теперь начинал пробуждаться некоторый ветерок, а эта фелука все еще оставалась неподвижной и на таком близком расстоянии от фрегата, взявшего его накануне, то Рауль особенно рекомендовал следить за ней. Другая фелука очень медленно двигалась к югу, а третья, по-видимому, намеревалась мимо «Блуждающего Огня» войти в реку; эта была самая маленькая.

После некоторого молчания Рауль, окинув взглядом окружавший его простор и подняв глаза к звездам, обратился к Джите со следующими словами:

— Знаете ли вы, Джита, что значат звезды для моряка? По ним узнаем мы место, где находимся, или руководствуемся, выбирая направление; они дают нам возможность чувствовать себя постоянно дома, как бы далеко на самом деле мы ни уехали от своего настоящего дома. Моряку-европейцу надо уж очень далеко уехать к югу от экватора, чтобы перестать видеть те звезды, к которым он привык еще на пороге отцовского дома.

— Вот совсем новая для меня идея! — воскликнула Джита, глубоко пораженная поэтичностью его мысли. — Как это вы до сих пор не говорили мне ничего подобного. О, это не пустяки, что эти звезды обладают даром переносить вас домой и вызывать перед вами привычные и дорогие вам образы, когда вы разлучены надолго с теми, кого любите!

— Никогда не случалось вам слышать, что влюбленные условливались в известный час смотреть на одну и ту же звезду, чтобы мысленно встретиться, несмотря на дальность разделяющих их морей и земель?

— На этот вопрос вы сами ответьте, Рауль, потому что я ни от кого, кроме вас, никогда ничего не слыхала ни о любви, ни о влюбленных.

— Ну, так я вам это говорю и надеюсь, что мы не расстанемся, не выбрав нашего часа и нашей звезды, если нам когда-либо суждено расстаться. Если я вам до сих пор не говорил об этом, Джита, то потому, что вы у меня всегда в мыслях. Мне нет надобности ни в какой звезде, чтобы постоянно помнить гору Арджентаро и Башни.

Несправедливо было бы сказать, что Джита без удовольствия слушала эти речи; сердце ее всякий раз раскрывалось навстречу нежным словам Рауля, и никакая музыка не могла заменить для ее слуха сладости его заверений в любви и преданности. Но ее личико, хотя и зарумянившееся нежным румянцем, оставалось задумчиво, почти печально, а когда она тихо заговорила, то глубокие ноты ее голоса выдавали всю силу сдержанного, страстного чувства.

— Эти светила наводят на мысли еще более высокие. Рауль, вы знаете, конечно, что нет возможности пересчитать их. Всматривайтесь — и мириады их будут непрерывно вновь выплывать перед вами, как бы смеясь над всеми вашими расчетами… И это все миры, Рауль, все новые миры, подобные нашему. Как возможно созерцать все это и не признать Бога, не преклониться перед ним в сознании нашего полного ничтожества?!.

— Я не отрицаю существования силы, которая всем управляет, Джита; но я признаю ее как силу, как причину всех вещей, а не как существо, имеющее наш образ, не как божество.

— Но если вы признаете начало, причину, силу, то почему не желаете вы эту первоначальную силу, это начало начал признать духом, Рауль? Разве труднее поверить существованию духа, чем вашему началу? И потом, вы говорите: имеющее наш образ! Не в буквальном, реальном смысле, а потому что в нас вложена частичка Его Божественного духа, мы в духовном отношении созданы по Его образу и подобию.

— Действия сил природы мне очевидны, я не могу их отрицать, хотя начальная причина и не доступна человеческому пониманию. Я знаю, что из зерна вырастает дерево и дает плоды; вижу, что все живое родится и умирает — это неоспоримые факты, всегда повторяющиеся при одинаковых условиях. Но я также знаю, что различные животные одарены различной способностью понимания, а потому мирюсь с несовершенством своего ума.

— Хорошо, так допустите же существование высшего существа, частицей духа которого вы наделены и которое, обладая тем же духом в неизмеримо больших размерах, проникает в те недоступные вашему уму тайны и дает начало всему существующему.

Джита говорила с таким волнением, что заразила им и Рауля. Он был поражен ее душевным развитием, которым она обязана была исключительно силе своей веры.

— Рауль, дайте мне мою гитару, я попробую спеть вам один из гимнов Пресвятой Богородице. Вы не знаете, как действует духовное пение на воде; может быть, через эти звуки снизойдет на вас милосердие Божье.

Перебирая струны умелой рукой, Джита запела известное Ave Maria. Неаполитанка по происхождению, от природы одаренная чарующим, нежным голосом, очень музыкальная и, кроме того, получившая некоторое музыкальное образование, Джита не могла не тронуть его своим пением. На этот раз, исполненная надежды послужить посредницей между обожаемым ею Богом и любимым человеком, она пела так, как никогда еще не певала раньше.

Итуэл Больт подошел, чтобы послушать ее ближе; оба сторожевые матроса забыли на время о своих обязанностях и прислушивались к дивным звукам.

— Если бы что могло обратить меня в верующего, Джита, то это ваш чудный голос, — тихо проговорил Рауль, когда замер последний звук гимна. — Это вы, Итуэл? Вы разве поклонник духовного пения?

— Синьорина обладает редким голосом, капитан. Но теперь нам надо заняться другим. Если вы потрудитесь пройти со мной на мой наблюдательный пост, то, может быть, поможете мне разобраться тут кое в чем. Видите ли эту маленькую фелуку? Она определенно приближается к нам, но совершенно сверхъестественным образом — при настоящем, довольно чувствительном ветре, на всех парусах, и не производя ни малейшей зыби на воде.

Рауль нежно пожал руку Джиты и посоветовал ей перейти в ее каюту, опасаясь вредного влияния на ее здоровье свежего ночного воздуха. Затем он поспешил за Итуэлом и, различив указанную фелуку, насколько позволял ночной полумрак, содрогнулся при виде ее близости к люгеру. Когда он видел ее последний раз вечером, она находилась по крайней мере в полумиле от «Блуждающего Огня» и, продолжая продвигаться с прежней скоростью, должна была в настоящее время уйти уже на целую милю вперед; оказывалось, однако, что она переменила направление и шла прямо на люгер.