В кольце твоих рук - Купцова Елена - Страница 19

Всего в жизни Лола привыкла добиваться сама. Ее семья жила в Новгороде. Отец, механик на автобазе, частенько ударялся в запои, и тогда жизнь в доме превращалась в сущий ад. Мать рано постарела и поблекла от каждодневной тяжкой борьбы за существование. Глядя на них, Лола еще в детстве решила, что у нее все будет иначе. А так как характера ей было не занимать, она медленно, но неуклонно двигалась к намеченной цели.

Она единственная в семье окончила десятилетку, и не просто так, а с отличием. Отец, будучи в подпитии, издевался над ней как мог, называл не иначе, как «профессором», рвал тетрадки, но в глубине души уважал за упорство. Мать только вздыхала. Она куда больше порадовалась бы, если бы ее Лолка, как все девочки ее возраста, ходила на танцы, завивала волосы и вообще старалась заполучить достойного мужа. Чего еще добиваться женщине?

Но Лола твердо знала, что ей нужно. Она обрезала волосы, укоротила имя и ограничила свой и без того небогатый гардероб школьной формой и серым шерстяным платьицем на выход «в люди». И училась, училась, училась, в точности следуя совету дедушки Ленина.

Ее мечтой был Ленинградский университет. Факультет не имел значения, но на меньшее, чем универ, она не была согласна. Она знала, что на поездку нужны деньги, и немалые, и что на родителей рассчитывать бесполезно. Им самим бы выжить. Чтобы заработать, она давала платные уроки отстающим школьникам, а по ночам вязала жакеты на заказ.

Ей удалось скопить фантастическую сумму, двести пятьдесят рублей. Если не шиковать, а она и не знала толком, что это такое, то можно прожить на них долго-долго.

Все было готово, и Лола отправилась завоевывать северную столицу. На время экзаменов она остановилась у тетки своей школьной подруги, которая сразу же намекнула ей, что за дармовое жилье тоже надо платить, и постепенно переложила на ее плечи всю работу по дому. Лола убирала, мыла полы, стирала, гладила и закупала продукты. Но это ее ничуть не огорчало. Работы она не боялась.

Хуже было с универом. Когда она в первый раз пришла туда, то сразу потерялась в толпе по-столичному разряженной и беззаботной молодежи. Она показалась себе провинциальной серой мышкой, опрометчиво высунувшейся из своей темной норки на свет. Ее трезвый, острый ум подсказывал, что такими, как они, она все равно не станет, как ни старайся. Утица должна быть серая, любила повторять ее мать, имея в виду, что женщине подобает быть скромной и незаметной. Лола понимала это несколько иначе: нужно всегда оставаться самой собой, и тогда тебя заметят.

Факультет африканистики она выбрала сразу, из чисто эмоциональных соображений. Африка — это где всегда светит солнце и ходят веселые чернокожие люди в ярких развевающихся одеждах. Африка — это где бананы и ананасы падают прямо на голову. Наконец, это просто далеко от Новгорода, от серого холодного неба и вечно пьяного отца. Она не задумывалась над тем, как попадет туда. Главное — поступить, а остальное приложится.

Но ей не повезло. Она срезалась, несмотря на золотую медаль, а может быть, и из-за нее. В универе недолюбливали провинциальных медалистов.

Лоле пришлось еще сильнее затянуть поясок, но это ее нисколько не смутило. Она сняла комнату недалеко от универа и устроилась работать почтальоном. Выбор Выл просто идеальный: масса свободного времени и чаевые за доставку на дом. Она занималась как безумная, познакомилась кое с кем из студентов и по их читательским билетам проходила в университетскую библиотеку. Ее новые друзья даже водили ее с собой на лекции самого знаменитого африканиста Питера, профессора Ольдерогге.

Господь благоволит к тем, кто помогает себе сам. На следующий год она поступила. Дальше все пошло как по маслу: стипендия, общага, веселая студенческая вольница. Но Лола ни на минуту не забывала о том, кто она и откуда. Ей нельзя было расслабляться, ведь она сама за себя. Скоро она стала секретарем комсомольской организации факультета, а окончила универ кандидатом в члены КПСС.

Впрочем, Лола никогда не питала никаких иллюзий на этот счет и с известной долей цинизма называла свою членскую карточку «хлебной», в узком кругу, конечно. Зато это помогло ей обойти нескольких претендентов на должность переводчика на строительстве в Нигерии, несмотря на то что английский она знала не ахти.

Для нее Африка стала долгожданной наградой за годы лишений и каторжного труда, и она собиралась использовать этот счастливый шанс на полную катушку. А тут еще появился Франко, беззаботный, порхающий мотылек с вечной белозубой улыбкой и танцующей походкой. Она вбила себе в голову, что это ее приз, который во что бы то ни стало надо завоевать. Может быть, впервые в жизни она почувствовала себя женщиной, попыталась применить чисто бабьи уловки, поставила все на кон и… проиграла.

Но поражение свое Лола восприняла достойно. Тот истерический срыв, свидетельницей которого невольно стала Наташа, был первым и последним. Слишком туго затянутая пружина со стоном раскрутилась и свернулась вновь как ни в чем не бывало. Лола умела держать удар. Не впервой.

— А ты бы уехала с ним, если бы он… — Наташа замялась, поняв, что ступила на зыбкую почву.

В этот вечер они ужинали у Наташи, дегустировали изобретенное ею блюдо — фаршированную рисом папайю с подливкой. Лола положила себе еще одну порцию, и вдохнула напоенный специями аромат.

— М-м-м, потрясающе. Чего от тебя не ожидала, так это кулинарных талантов. Знаешь, что я о тебе подумала, когда увидела первый раз? — Она лукаво посмотрела на Наташу.

— Что?

— Классическая цыпочка, белоручка, которая ничего в этой жизни не умеет.

— Я действительно мало что умею.

— Не прибедняйся. Какой укол мне вкатила! Я даже не почувствовала. Так что тебя интересует? — помолчав, спросила она. Наташа не ответила. Она уже жалела, что завела этот разговор. — Ты хотела спросить, уехала бы я с Франко, если бы он захотел на мне жениться, так ведь?

— Да. Ты можешь не отвечать, если не хочешь.

— Почему? Тебе отвечу. Уехала бы не задумываясь.

— Но ведь это было бы навсегда, — заволновалась Наташа. — Ты никогда не смогла бы вернуться домой.

— А что я там забыла? — Лола с аппетитом принялась за папайю.

Наташа опешила. Такого ответа она не ожидала.

— Ну как же, семья, друзья…

— Ты еще скажи — Родина, — фыркнула Лола.

— Можно и так сказать, только слово такое затертое. Свой город, например, Новгород.

— Дыра!

— Ладно, Ленинград.

— Уважающие себя люди зовут его Питер.

— Хорошо. Ты только представь себе, что не забредешь просто так на Мойку, не прогуляешься по Таврическому саду.

— В Италии садов навалом и климат куда лучше.

— А я бы не смогла, — задумчиво произнесла Наташа.

— Смогла бы, если б влюбилась. Скажи, ну что тебя там держит?

— Все. Там мои корни. Слишком большая была бы потеря.

— Чепуха!

Наташа долго еще вспоминала об этом разговоре. Все дело в том, что у Лолы никогда не было нормальной семьи, а у нее была и есть. Лола всегда стремилась убежать из дома и забыть о нем, как о кошмарном сне, а Наташа наоборот. В ее доме были тепло и свет, там люди понимали и поддерживали друг друга. Она вспомнила о Майкле и ощутила укол в сердце. Он бы понравился маме, если бы… если бы только… И тогда не было бы бессонных ночей, терзаний и угрызений совести.

Чтобы отвлечься, Наташа принялась переводить свои мысли на английский язык, вернее, думать по-английски, чтобы попрактиковаться в сослагательном наклонении. Если бы…

— Налей-ка еще! — Марина Марчукова махнула рукой в сторону стола, где одиноко красовалась недопитая бутылка джина. — Эй, Марчуков, не прикидывайся глухим и обслужи женщину!

Она была уже здорова пьяна. Опухшие глазки сузились в щелочки и совсем утонули в складках щек. На лице застыла бессмысленная улыбка. Иннокентий побаивался ее в таком состоянии, поскольку никогда не знал, чем это может кончиться. Напившись, она могла попросту отрубиться там же, где и пила, и это было далеко не худшее из зол. Иногда ее тянуло на сексуальные подвиги и общество мужа не удовлетворяло.