Последний леший - Купцов Василий - Страница 7

— Ну, и…

— А Нойдак ко мне приставать тут начал — дай, говорит, еще один такой пирожок с мясом да хрустящей корочкой!

Смешные истории про маленького северного ведуна стали уже привычными для княжеской дружины. С легкой руки здешних, острых на язык, молодцов, все эти были и небыли начали ходить уже и среди прочего населения стольного града. Этому немало способствовал и Сухмат. Он довольно легко смирился с тем, что его побратим взял себе такого странного нахлебника. И, кажется, ему даже полюбился простой, как валенок, северный паренек, что не мешало, однако ж, Сухмату — рассказывать о Нойдаке сочиненные на ходу небылицы…

Нойдак застал своих новых друзей в компании с Ильей. То, чем они занимались, было странно и непривычно. Илья и Рахта сидели друг напротив друга, а между ними лежала небольшая деревянная досочка, сплошь расчерченная вдоль и поперек. Очень аккуратно, ровно расчерченная!

Нойдак пригляделся. На досочке в особом порядке стояли костяные фигурки. Одни — похожи друг на друга, другие — нет. Самое же странное состояло в том, что оба богатыря — старый и молодой — внимательно смотрели на эту досочку. Стоявший рядом с ними Сухмат тоже разглядывал фигурки на доске. Все молчали.

«Может, это колдовство какое перед сражением с врагами?» — подумал Нойдак. Ведь его сородичи, отправляясь на охоту, тоже долго и с любовью колдовали, начиная с заговаривания копий и дротиков, а заканчивая — метанием их в развешенные шкуры желанной добычи. А еще звали семгу на реке, пользуясь большой каменной рыбой…

В этот момент Илья протянул руку и передвинул точеную фигурку на досочке, совсем чуть-чуть передвинул. А Рахта, тут же, приподнял руку, снял ту костяшечку резную, что двинул Муромец, а на ее место поставил другую. В его так и зияло торжество, но Рахта молчал. И вдруг сник — после того, как Илья передвинул другую фигурку на колдовской досочке. Теперь задумался Рахта.

Нойдак знал, что нельзя ничего говорить, когда мужчины занимаются колдовством. Охотники бы его вообще выгнали, как выгоняли детей и женщин, ведь у его сородичей колдун мужчиной не считался. А здесь хоть не гонят, и то хорошо.

Северянин продолжал наблюдать за происходящим. Богатыри еще не раз передвигали фигурки на досочке. Наконец, они встали.

— Ты опять победил, Илья! — вздохнул Рахта, — Неужели, я так никогда и не смогу тебя обхитрить.

— Обмануть меня не долго, — кивнул старый воин, — но только не в шахматах! Разве что Потык…

— А Добрыня? — спросил Сухмат, — Ведь он, говаривают, тоже в шашках силен? Давеча и песню пели, как он короля немецкого обыграл?

— Обыграл? — покачал головой Илья, — Он в первой раз королю проиграл! И то — позор для русов!

— Но потом же два раза побеждал?

— Ну и что? Ведь одиножды проиграл! А русский богатырь не должен проигрывать иноземцам в шахматы ни разу! — сказал Илья твердо.

— И я научусь, стану богатырем в шахматах! — твердо сказал Рахта, — И будет еще за мной победа!

— Конечно, ты еще победишь меня, — согласился Илья, но в его голосе чувствовалось что-то хитрое, — разок уж точно, а, может, и два!

— Я буду побеждать раз за разом! — рассердился Рахта.

— Ну, когда я буду совсем старым, и не смогу слона одною левой приподнять…

Тут все рассмеялись. Рано радовались! Нойдак уже понял, что здесь не колдовством заветным занимались, а в военную игру баловались. И полез с расспросами!

— Так это не ворожба? Это игра? А Нойдаку можно?

— Можно, только научись сначала…

— Нойдак хочет научиться!

— Я тебя обучу! — сказал Сухмат.

— Кто умеет, тот делает, а кто не умеет, тот учит! — бросил на прощание Илья и вышел за порог.

— Садись, колдунище, буду тебя учить! — сказал Сухмат. На слова старого Ильи он, кажется, ничуть не обиделся, может, потому что сознавал, насколько слаб в этой игре.

— Нойдак слушает.

— Вот смотри, это — два войска, у каждой стороны — воинов изначально поровну, и стоят они тоже одинаково. Так что нет ни у кого изначально преимущества. И нет тут жребия слепого, каждый делает выступку по очереди.

— Ты понял, Нойдак, — добавил Рахта, — здесь только ум да разумение все решают!

— Нойдак это понял, — торопливо выпалил северянин, — но Сухмат меня учить обещал.

— А ты слушай, все это важно. Так вот, цель игры — полонить царя чужого, или все войско вражье побить, так, чтобы ничего у твоего супротивника на доске не осталось.

— Я знаю, вот эти маленькие идут вперед…

— Да, вои ходят только вперед, по одной клеточке, а бьют врага косо. А вот это — слон, он ходит и бьет косо, да на много полей, вот так, или так, — Сухмат показывал, как передвигается слон.

— А вот по старым правилам слон бил, перепрыгивая, — добавил Рахта.

— Не морочь голову моему ученику, а то — запутается! — одернул друга Сухмат и продолжал, — а это — рух, ее еще неправильно ладьей называют…

— Почему неправильно? — опять вмешался Рахта, — ладья — сильна в бою, и двигается по воде прямо, как и эта фигура. А что такое рух, никто не знает.

— Почему? Я знаю! Это такая птица огромная…

— Удивил! Сказки и я каждый вечер слышу, я не о том! — заспорил Рахта, — просто никто этого Руха, о котором в сказках сказывают, никогда не видывал. Вот старшие богатыри и со змеями сражались, и в Хин хаживали, и в Тай, и в Египет плавали. Но нигде птицы такой не встречали!

— Откуда тебе знать, может, если бы встретили, то уже не рассказали бы!

— Да уж прям! Нет такой птахи, чтобы я ей клювик не свернул!

— Не зарекайся, вспомни белого…

Рахта осекся, а его побратим продолжил обучение Нойдака. Колдунишко впитывал все, как тряпка воду. Сухмат проверил — Нойдак запомнил все, что ему объясняли.

— Ты понял, что фарзин — самая слабая фишка?

— А зачем она тогда вообще нужна? — первый раз усомнился в мудрости правил игры Нойдак.

— Фарзин — это советник, как же князь может без советника? — засмеялся Рахта.

— Да уж, никак не может, это точно, — согласился с другом Сухмат. По всей видимости, эта тема уже не раз обсуждалась в их тесном кругу и все косточки давно мыты — перемыты…

— Но у князя Владимира советник Добрыня, а он совсем не самый слабый? — удивился Нойдак.

— Так то в жизни, в жизни и не такое бывает, бывает — что и дева брони одевает, да мечом махает, — вторя мыслям вслух, отвечал Рахта.

— Да знаем мы, знаем, кто у тебя на уме! — засмеялся Сухмат.

— А ты, что, против чего имеешь?

— Да нет, отчего ж, мне они тоже очень нравится…

— Я те дам — нравится! — ни с того, ни с сего рассердился Рахта, — взялся учить моего ведуна, так учи, а в мои дела сердечные не лезь!

— Забыл, что ли, как тогда, на сеновале, с теми двумя пышечками-близняшками… И все поместилось, нам совсем не тесно было! Вспомнишь — так все и поднимается и в груди так приятно щемит, — подковырнул побратима Сухмат.

— То — дело другое…

— А теперь что ж, любовь?

— Не твое дело!

— А как весточки носить, так мое? Ах да, у тебя теперь отрок малый в дружках завелся, он носит… Ну, а удочки сердечные по первому разу кого закидывать посылал?

— Ладно, но все равно, сейчас — не лезь, — недовольным голосом согласился Рахта, — Сказано тебе — занимайся с Нойдаком!

— Хорошо, как скажешь! — пошел на попятную Сухмат и повернулся к северянину, — Ну, держись, Нойдак, сейчас самое трудное будет!

— А что самое трудное?

— Буду тебя учить, как конник прыгает…

Жизнь снова предстала перед Нойдаком во вполне приятном виде. У него теперь появилось пристанище, есть друзья, он даже бывал чаще всего скорее сыт, чем голоден, чего не случалось, казалось бы, с самого его дня появления на свет. Нойдак вообще поражался тому, как живут в Киеве. Здесь никто никогда не голодал. Более того, здесь ни у кого не шатались и кровоточили зубы зимой. Нойдак еще удивлялся, что у киевлян все зубы на месте. Спросил. А у него самого переспросили, с чего это зубам выпадать-то? Нойдак объяснил. Оказалось, здесь о такой зимне-весенней напасти и не слышали. Почему? Пришлось расспрашивать ведунов. Нойдаку объяснили, что все дело в тех запасах ягод, да лука, да чеснока, что хранятся тут у всякого, даже самого бедного руса. А еще были и яблочки моченые, и капуста квашенная…