Последний леший - Купцов Василий - Страница 3

Разница между этими двумя молодыми здоровыми мужиками и щуплым, низкорослым, неестественно светлоглазым парнем была разительная. Мало того что не богатырь. Ощущалось, что ведунок вообще принадлежит к другому народу… Впрочем, как посмотреть — если по татуировкам — да, разница была, но было и много сходного. У Нойдака были покрыты узорами только грудь, спина и руки, узоры представляли собой по большей части солнечные и лунные символы, одинаковые у всех белых северных народов, одни с прямыми, другие с загнутыми то по солнцу, то — против — завитками-лучами, ну и еще тонкие спиральные узоры на плечах да под мышками. То ли дело — тела богатырей. Они были покрыты татуировками с головы до ног. А у Сухмата даже на самом что ни на есть нежном месте были выколота некая, надо думать — немаловажная — руна… Да, кроме символов Солнца Ясного и других всем известных магических узоров, тела богатырей украшали изображения животных — медвежьей головы — у Сухмата и змия водяного — у Рахты. И еще много-много рун по всему телу, значения которых вероятно не знали не только богатыри, но и те, кто сии руны накладывал…

— Смотри братишка, я вот так могу держать его на вытянутой руке, считай, сколько хочешь! — Рахта сначала повертел Нойдака как куклу, поворачивая то вверх ногами, то набок. Наконец, он оставил его в положении вниз головой, держа его одной рукой за лодыжку.

— Да, слыхал я, что у тюрок казнь такая имеется, — откликнулся Сухмат, всегда готовый поддержать шутку, — повесят человека за одну ногу…

Находящийся в неудобном положении молодой северянин сделал попытку высвободиться.

— Надолго повесят? — спросил Рахта участливо наблюдая за извивающимся Нойдаком.

— Пока не умрет!

Нойдак шутки не понял, начал кричать и отбиваться свободной ногой и обеими руками. Кажется, он поверил, что так и останется висеть — «пока не умрет»…

Наконец, мученика отпустили, вернее, аккуратно опустили на деревянный пол баньки. Нойдак уже успел изучить банный порядок и, даже, научился работать с веником… Вообще, баня, напугавшая по первому разу Нойдака, теперь доставляла ему все большее удовольствие. Нравился запах распаренного дерева, привкус кваса в воздухе, состояние блаженного расслабления… Кажется, ему начинала нравиться и работа с веником. В смысле — когда его парят, наоборот приходилось отрабатывать каждый раз обязательно.

Богатыри, улегшись на полках, завели неспешную беседу. Нойдак тоже расслабился, разговоры их слушал в пол-уха, но потом, поняв о чем идет речь, так и навострил уши.

— Так, значит, видели все-таки лешего за Москвой? Или брешут?

— Да вроде мужичок справный, не с одним возом в Киев заявился, а с целым обозом, да и к чему ему брехать? — сказал Рахта.

— Да просто так, известное дело — торговый мужик соврет, дорого не возьмет, — усомнился Сухмат.

— Он рассказывал, что сам лешего видел, когда тот на ветвях почивал. Я такие рассказы от стариков и раньше слыхивал, так вот, знаешь старого Утяту?

— Нет.

— Да он такой старый, что теперь только на печи сидеть и может!

— Да советы давать… — засмеялся Сухмат, — Знаю я таких. Старые да мудрые, а как в отхожее место…

— Не пристало богатырю над старостью насмехаться! — одернул побратима Рахта, — Старость уважать надо. Ей, Нойдак, в твоем племени как, стариков, небось, дубиной по голове да в котел?

— Мои сородичи стариков первыми кормят, — ответил северянин насупившись, — и советы слушают. Старые много видели и много знают, старик на небо посмотрит — и дождь скажет, на воду посмотрит — и рыбу скажет…

— Ладно, ладно, — перебил ведунчика Сухмат, — а то тебя не остановишь! — и повернулся снова к побратиму, — ладно, старые — мудрые, и грибницей их первыми потчевать, само собой, а я дурак и невежа, коли ты меня Нойдаком стыдишь, то — ладно! И что сказал твой старый да мудрый?

— Утята сказывал, как леший выглядит, что шерсть у него рыжевато-красная, с серебринкой, хвоста нет, пальцев — как у человека — по пять на ногах и руках, только на ногах пальцы длинные да загнуты по-особому, чтобы ветки ими обхватывать, а пахнет леший мышатиной, а спит, шею вокруг ветви обмотав, да носом — себе под мышку сунув…

— А что тот купчик, что из-под Москвы? Он как рассказывает? — Сухмат уже явно заинтересовался.

— Да, почти тоже. Я, как услышал, что чудо-юдо спало, шею вокруг ветки обвивши, так сразу и начал все остальное выпытывать.

— Ну и как? — Сухмат присел на полке, забыв о том, что пришел в баню париться.

— Да ты чего так разволновался, — усмехнулся Рахта, — ты лежи, лежи. Эй, Нойдак, добавь парку-то! Той водицей, что с кваском!

— Нойдак знает, как пару над-д-давать, — с трудом выговорил ведунчик трудное слово.

— Вот и работай, а не богатырские разговоры подслушивай!

— Нойдак тоже хороший охотник, — по странному своему обычаю, в третьем лице, сообщил северянин, — Нойдаку интересно слушать про лесного зверя!

— Леший не зверь, он — как человек…

— Только волшебный, — добавил Сухмат как-то мечтательно.

— Нойдак слышал. В тайге тоже жил такой человек-на-ветвях. Рыжий и на ногах — длинные пальцы. Человек-на-ветвях когтем по горлу Охотника — чирк — и нет больше кормильца!

— Само собой, когда леший не спит, подходить к нему нельзя, это всем известно, — махнул рукой на Нойдака Сухмат, — он и заморочить может, так что сам к нему по кругу и прибежишь, от него удираючи!

— Так вот, — перебил побратима Рахта, — тот купец точно так же и сказывал. И про шерсть, и про то, как леший по своему обычаю спит.

— А кабы не спал, так точно этому мужичонке голову бы оторвал!

— Известное дело, леший крепко спит, так его со старинных времен и брали, во сне связавши, — кивнул Рахта.

— Нойдак знает, как человек-на-ветвях крепко спит… — подал голос тщедушный ведунок.

— А ты, вообще, замолкни, — сказал Рахта, — и не лезь в разговор, пока не спросят!

— Нойдак не ребенок! — обиделся северянин.

— Но и не богатырь, даже не дружинник, ты нам не ровня, и дело твое — помалкивать!

— Смотри, рассердится, да заколдует тебя! — засмеялся Сухмат.

— В квакушку превратит? — усмехнулся Рахта, — видел я, как паренек колдовал, колядовал… Да скоморохи почище выдают! А, впрочем. Иди-ка сюда, великий колдун, тебе сейчас дело найдется! Вот тебе моя спина — поколдуй-ка над ней, покажи уменьице!

— Что уставился? — засмеялся Сухмат, — растирай спину моему побратиму! А потом — и мне будешь!

Нойдак неплохо владел, как сказали бы сейчас, «техникой массажа». И охотно занялся этим нелегким делом. Нелегким, учитывая те груды чудовищных мышц, что покрывали спину молодого богатыря. Ведь они были еще и тверды, как дерево! Впрочем, Нойдаку нравилось это занятие, к тому же, хорошо растертые мужчины неизменно добрели, кормили его потом и давали денег. Конечно, особое удовольствие богатыри получали, когда их растирали молодые женщины. Но то — другое дело, иное удовольствие. Да и продолжение ожидалось соответствующее! Другое дело — настоящий массаж. Ведь по-настоящему размять твердые мышцы да вправить позвонки могли только сильные пальцы, коих у женщин обычно не водилось. А у Нойдака были очень сильные пальцы…

— Слышал я, что связать мало, не держатся на нем веревки, цепи надобны! — сказал Сухмат, возвращаясь к прерванному разговору.

— Да, я тоже такое слыхивал, — согласился Рахта, — а что это мы уже начали на не пойманного лешего цепи одевать? Или, в самом деле, думаешь пойти словить чудо-юдо?

— А почему бы и нет? Войны пока нет, да и не будет до первых заморозков, если только Дикая Степь сюда не заявится. Степняки, известное дело, законов не соблюдают, летом воюют… Да и зачем им закон — им бы наши болота, попробовали бы летом порезвиться! Но ведуны сказали — не будет этим летом большого набега…

— Вот и пошли, поймаем чудо-юдо!

— Потеху молодецкую предлагаешь? — усмехнулся Сухмат, — Ну, ты меня насмешил!

— А что? — не согласился Рахта, — По мне поймать лешего, да князю привезти — это потеха еще та!