Гадюки в сиропе или Научи меня любить (СИ) - Лоренс Тильда - Страница 98

– Прелестна, – фыркнула Аманда, потянувшись к упаковке с ополаскивателем для полости рта.

В смеси с запахом спирта ментоловый настой создавал отвратительное впечатление. Теперь казалось, будто девушка пила водку, заедая её мятой. Особых успехов в маскировке запаха достичь не удалось.

А, впрочем, какая теперь разница? У нее не каждый день подобные трагедии в жизни случаются. Пусть родители входят в положение, пытаются представить себя на её месте. В каком

то плане им было даже легче, чем ей. Они не видели, как умер Эштон. Они не были свидетелями его смерти. А она все это видела своими глазами. Стояла рядом, держала его за руку, смотрела в глаза, в которых несколько минут назад была жизнь, а теперь ничего не осталось. После такого удара по психике можно было ожидать чего угодно. Не только распития алкогольных напитков, но и истерических припадков с катаниями по полу и заламыванием рук. Правда, этим почему

то занималась Сара, вызывая не жалость, а отторжение своими нелепыми выходками.

На обратном пути в свою комнату Аманда не удержалась и всё

таки заглянула в гостиную. Мать лежала на диване, глядя в потолок, да время от времени промакивала глаза кружевным платком. Эта сцена вновь вызвала у Аманды бурю протеста и недовольства. Снова казалось, что все лицемерие и притворство, а реальным сожалением даже не пахнет.

Сара посмотрела на нее немного растерянно, высморкалась и произнесла:

– Подойди сюда, детка.

Она даже ладонью похлопала рядом с собой, показывая, куда Аманде нужно сесть.

Девушка послушно направилась к матери, хотя разговаривать ей совсем не хотелось. У них с матерью редко получалось находить общий язык. Чаще, задумывая конструктивный диалог, в итоге они ссорились, расходясь по комнатам едва ли не злейшими врагами. Потом мирились, но баталии их были чрезвычайно эмоциональными.

– Да, мам, – равнодушно выдала Аманда. – Ты хотела о чем

то поговорить?

– Я просто хочу побыть рядом со своим ребенком. Разве это ненормально? – немного обиженно протянула Сара.

Аманда мученически воздела глаза к небу. Только бы не сорваться и не наговорить матери гадостей. Кто же виноват в том, что она свою жизнь целиком превратила в театральную сцену, когда невозможно отличить: играет она или же, на самом деле, проявляет себя, как заботливая мать? Сама Мэнди предпочитала играть на сцене, в жизни оставаясь самой собой, у Сары не было границы между вымышленным миром и миром настоящим. Она все мела под одну гребенку, в речах её было слишком много восторженности и пафоса. Не слабое напыление, а серьезный слой, который не с одного раза получится счистить. Потому

то Аманда и старалась избегать общения с матерью. Так было спокойнее обеим. И свои нервы в порядке сохраняла, и мать на скандал не выводила. Впрочем, иногда у Сары случались припадки материнской любви и нежности. Сейчас, видимо, намечалось очередное представление из серии: «Давай поговорим о твоих проблемах, доченька, и попробуем решить их вместе».

– Все отлично, – бесстрастно выдала Аманда, присаживаясь на край дивана, но не улыбаясь.

Улыбка в такой день казалась ей кощунством и издевательством над памятью Эштона.

Произнеся фразу, Аманда задумалась над тем, как глупо та прозвучала, но ей почему

то было все равно. Мать спросила, она ответила. Так получилось.

– Скажи, дорогая, как все произошло? Эти газетчики… Они же всегда все перевирают, – Сара вновь схватилась за платок, стараясь изобразить на лице вселенскую скорбь.

Аманду перекашивало от одного взгляда на мать.

А ещё от того, что в комнате пахло чем

то съестным. Аромат доносился из кухни. Запах был, конечно, слабее, чем, непосредственно, на пищеблоке, а все равно раздражал. Аманда готова была сейчас на стену залезть, только бы ничего не чувствовать. Кажется, пахло жареным мясом. Вновь вспомнился запах гари в школе и кровь. Мясо… Кровь… В голове вновь выстроилась цепочка ассоциаций. Стало противно вдвойне. Мерзко, отвратительно. Ужасно.

В который раз за этот день желудок болезненно сжался. Теперь к горлу подкатывал выпитый алкоголь, голова кружилась, все перед глазами плыло. Аманда прижала ко рту ладонь, прошипела сдавленно: «я сейчас», вылетела из комнаты.

Она рухнула на колени перед унитазом. Её вновь выворачивало наизнанку от тех жутких воспоминаний, а еще от алкоголя. Видимо, он вызвал интоксикацию. Непривычный к алкоголю организм, отторгал то, что ему было противно. В теле была жуткая слабость, будто девушка несколько дней подряд, без отдыха занималась тяжелым физическим трудом, и сейчас усталость сбивала её с ног.

– Мэнди, как ты? – раздался голос матери.

Сара, кажется, на время перестала изображать из себя умирающего лебедя. Она искренне интересовалась здоровьем дочери.

– Ужасно, – простонала девушка.

– Тебе нужно отдохнуть, – заботливо произнесла Сара. – Ты переутомилась, а тут ещё я со своими вопросами налетела… Прости меня, но я сделала это не со зла. Просто мне нужно знать, как это все произошло. Что случилось с моим мальчиком. Как так получилось…

«Он умер, мама, и не важно, как это произошло. Важно то, что его не вернуть», – подумала Аманда, но не озвучила свои мысли, оставив их при себе.

– Не мучился. Умер мгновенно, – отчеканила она, как на допросе. Четко, по делу, никаких лишних деталей. – Оттолкнул меня к стене, а сам не успел отскочить в сторону.

Девушка закусила губу, думая, что еще добавить к вышесказанному. Слова не шли из горла. Она не заметила, как вновь залилась слезами.

– Ну что ты, Мэнди. Девочка моя… – Сара опустилась на колени рядом с дочерью, погладила её по волосам и обняла за плечи.

Это было немного странно. Обычно она жутко переживала за свой внешний вид, даже одна

единственная пылинка на юбке выводила её из себя. А сейчас она сидела на полу, обнимала дочь за плечи. Пыталась её утешить, не придавая особого значения тому, что Аманда плачет, уткнувшись носом ей в плечо, и на блузке уже появились пятна от размазавшейся косметики.

– Всё будет хорошо, – шептала она, произнося эти слова, будто заклинание.

Хотела убедить в их правдивости не только Аманду, но и себя.

Быть может, впервые в жизни Мэнди чувствовала, что рядом с ней мама, а не чужая женщина, названная по ошибке судьбы «матерью».

*

Эшли возвращался домой поздно вечером.

Состояние у него было неважное. Создавалось впечатление, что кто

то из него душу вынул, разобрал на кусочки, заново собрал, и вновь вложил в тело. Да только в процессе один из элементов был утерян, потому сейчас была в груди какая

то поразительная пустота, которую никогда и ничем не заполнить. Как ни старайся, все равно ничего хорошего не выйдет, только напрасно время будет потеряно.

Толкнув калитку, он зашел во двор, пересек его и остановился у двери, раздумывая, стоит ли курить в доме, или лучше покурить на воздухе. Сомневался недолго, решение оказалось в пользу улицы. Достав из пачки сигарету, он присел на перила и прикурил, выпуская в ночное небо струю дыма.

Сегодня хоронили Люси.

Организацией похорон, как ни странно, занялась Кристина, которая совсем недавно кричала, что нет у нее дочери. Никогда не было. Сейчас, когда Люси, на самом деле, не стало, она пересмотрела свои принципы. Не все, конечно. Только те, что были связаны с дочерью. Директриса поняла свою ошибку, но, в который раз выместила свое зло на другом человеке. В смерти дочери она обвинила не тех подонков, что ворвались в школу с оружием в руках, а Дитриха. Паркера это решение не удивило. Чего

то подобного он ожидал с самого начала, когда только узнал о происшествии в школе.

Увидев сюжет в новостях, Эшли на время потерял дар речи. Отказывался верить в произошедшее. В новостях показывали пустую школу, разбитые окна, коридор, усеянный осколками стекла, подсохшую кровь на полу, устеленном паркетом. Потом на экране появились кадры со школьных камер слежения, и Паркер увидел то, что творилось там непосредственно в момент трагедии. Увидел он и своего соседа с Люси на руках. В тот момент Паркеру оставалось только открывать и закрывать рот, но ни слова он не мог произнести вслух.