Гадюки в сиропе или Научи меня любить (СИ) - Лоренс Тильда - Страница 94

Она уже не слышала крик Ланца, звавшего её.

«Я всегда буду с тобой. Я стану твоим ангелом

хранителем. Я люблю тебя, Дитрих…»

Глава 16. Боль потери.

Кап

кап

кап…

Кап

кап…

Кап.

Одна за другой слезинки падали на подоконник, но Аманда этого не замечала. Она стояла у окна, глядела на свое отражение в стекле пустыми глазами, плакала, время от времени поднося ко рту начатую бутылку водки. Она ненавидела этот напиток, его вкус вызывал отторжение. Слишком крепкий, противно воняющий спиртом без каких

либо ароматических примесей. Он скребет по горлу, как ошалевшая кошка, что выпускает когти по поводу и без повода. Когда ей вздумается, вопреки здравой логике.

Кап…

Очередная слеза сорвалась с ресниц. Аманда стерла её рукавом, не замечая того, что на белоснежной манжете появились неэстетичные черные полосы от туши и подводки, и щеки теперь выглядят не лучшим образом, на них тонкая сеточка сероватых струек. Все та же тушь, размытая слезами.

Тупая боль, что никак не желает оставить в покое, вольготно расположилась в её сердце. Заняла вакантное место, да так и осталась. Не хотела уходить.

Аманда сделала ещё один глоток прямо из горлышка и с сомнением покосилась на бутылку. Алкоголя оставалось совсем немного, на донышке. Девушка и помыслить не могла, что поллитровка уйдет за считанные минуты. Час, самое большее. Но, на самом деле, огненная жидкость улетела за полчаса. Это был своего рода рекорд.

Грант ненавидела спиртное, всегда относилась к нему с подозрением. Нередко становилась свидетельницей того, что алкоголь творит с людьми, во что он их превращает. Особенно, если не соблюдать правила приличия и не сказать себе вовремя «стоп». Многие не умели говорить, что приводило к плачевным результатам.

Тот, кто буквально недавно держал себя в руках, под действием горячительной жидкости превращался в человека без принципов, опустившегося, болтающего глупости, а иногда и откровенно нарывающегося на скандал. Распускающего руки. Где

то Аманда слышала, что есть четыре стадии опьянения. Она не помнила точно все их названия, но в память врезалось «свинья». Самая последняя стадия, когда никакого самоконтроля не остается, человек забывает обо всем и ведет себя, как форменная скотина. Раньше Аманде было противно думать о таких людях, не говоря уже о том, чтобы начинать с ними общение. Она шарахалась от тех, кто не умел держать себя в руках и злоупотреблял выпивкой, старалась проводить, как можно меньше времени в компании таких людей, а по возможности – свести общение на нет. Когда ей это не удавалось, Аманда обычно срывалась, высказывая в лицо навязчивым типам все, что о них думает.

Однажды подобная прямолинейность сыграла с ней злую шутку. Грант поскандалила с одним человеком из своего окружения. Оскорбила знакомую, заявив, что та ведет себя, как дешевая потаскуха, едва ли не предлагая себя всем окружающим. Та девушка, на самом деле, выпила больше, чем следовало. Её развезло от нескольких бокалов шампанского так, будто она чистый спирт глотала. Молодой организм, не привыкший к большому количеству алкоголя, не мог справиться с такой нагрузкой. Опьянение наступило почти моментально. Она перестала себя контролировать, даже умудрилась залезть на стол и попыталась исполнить стриптиз, а потом увидела Аманду, стоявшую в дверном проеме, осеклась. Создавалось впечатление, что она на стену наткнулась. Аманда смотрела на нее, сузив глаза, в которых открытым текстом читалось презрение, и ничего кроме.

– Потаскуха, – выплюнула Аманда с ненавистью. – Никакого понятия о чести и достоинстве. Никакого самоуважения. Детка, сколько тебе лет, что ты хлещешь алкоголь лошадиными дозами? Ведешь себя так, будто родилась в семье деградантов. А ведь вырастили тебя достойные люди. Так по какому праву ты честь своей семьи позоришь? Дешевая сучка, слова доброго не стоящая.

Грант некоторое время продолжала стоять в дверях, все так же улыбаясь, а потом развернулась, чтобы уйти, попутно отметив, как самопровозглашенная звезда эротического танца, растерялась и вся её бравада исчезла. Ничего не осталось.

На лице удивленно распахнутые глаза, а губы подрагивают. Она мучительно подбирает слова, но ничего не может сказать в ответ. Потому что Аманда права. Она поступила неподобающе, а Грант поставила её на место.

Однако пьяный человек редко принимает критику в свой адрес со спокойным сердцем. Чаще возникает потребность в отмщении. Хочется увидеть своего обидчика на коленях. Поверженным, угнетенным, растерянным, с расширенными от страха зрачками. В тот момент в душе девушки клокотала ярость. Схватившись за нож, несостоявшаяся звезда вечера кинулась на Аманду.

Грант резко обернулась и успела вовремя отшатнуться. Униженная и оскорбленная замахнулась, стремясь ударить лезвием в шею Аманде, но та увернулась, а потом неожиданно сделала то, чего от нее никто не ожидал. Схватилась голой рукой за лезвие, словно совсем не боялась боли. Разумеется, острый металл рассек кожу, побежала кровь, но Грант не обратила никакого внимания на свою рану. Обидчица безвольно разжала руку, выпуская рукоятку, и посмотрела на Грант безумными глазами. Это было слишком пугающе. Даже устрашающе. Аманда, не обращая внимания на боль, ухмылялась во весь рот, при этом глаза… Её глаза были практически пустыми, будто она совсем ничего не чувствует. Она, на самом деле, тогда почти ничего не чувствовала. Нож. Снова нож. Это была единственная мысль, что жила у нее в голове. Как и тогда, под дождем.

Аманда находилась на грани. Она готова была растерзать того, кто вновь посмел угрожать ей ножом.

– Ты сумасшедшая, – шептала тогда девушка, едва ли не на глазах трезвея. – Я боюсь тебя.

Аманда посмотрела на нее удивленно, метнула нож в стену. Он попал прямо в центр репродукции картины Ван Гога «Подсолнухи», висевшей на стене. Грант развернулась и пошла к выходу, не попрощавшись с хозяином дома. Вслед её доносился удивленный шепот. Громко говорить никто не решился.

Аманда не была сумасшедшей. Просто на этот раз, столкнувшись лицом к лицу с опасностью, поняла: плакать бесполезно. Страх в глазах жертвы всегда лишь раззадоривает маньяков, в то время, как ледяное спокойствие и игра на равных выводят из равновесия. Многим становится не по себе, и они сами отступают, опасаясь достойного сопротивления.

Люди, по натуре своей – трусливы. Они лицемеры, которые только и могут примерять на себя разные маски, редко приоткрывая завесу тайны и обнажая свою истинную натуру. Все стремятся к хорошей жизни. Все добры и открыты лишь до тех пор, пока не добьются успеха, и он не застит им глаза.

Когда появляется убеждение в собственной гениальности – отмирает человечность.

Сострадание? Желание помогать другим? О, нет! О подобных вещах они не слышали. А, если и довелось услышать, то они предусмотрительно заткнули уши, чтобы не поддаться этому глупому призыву – помогать другим. В жизни ведь стоит думать только о себе любимых, не так ли?

Аманда усмехнулась, заливая в рот остатки огненной жидкости.

Сегодня она в очередной раз убедилась в том, что люди – просто безмозглые твари, равнодушные к чужому горю. Они топтали тех, кто слабее, только бы спастись самим, они готовы были разорвать тех, кто становился у них на пути. Бежали, толкались, кричали. Они не желали принять смерть с достоинством. Аманда и сама не хотела умирать, но в тот момент инстинкт самосохранения уснул глубоким сном, стоило только увидеть, как он падает. А потом лежит там, на лакированном паркете, в луже собственной крови. Не дышит, ничего не говорит. Жизнь уходит из его тела. Точнее, уже ушла, и даже пульс на шее не бьется. Его лицо, такое же, как у нее, только обрамленное светлыми волосами, искажено мученической гримасой. А волосы слиплись от крови. Мерзкая бордовая корка, совсем не гармонирующая по цвету со светлыми волосами. Широко открытые глаза смотрят в потолок, а изо рта вытекает слюна, смешанная с кровью. Это было ужасно. Дико. Страшно.