Гадюки в сиропе или Научи меня любить (СИ) - Лоренс Тильда - Страница 28

С родителями у нее сложился не столь уж доверительный тип отношений, чтобы рассказывать им о своих неудачах на любовном фронте, а Дитрих и слушать бы не стал, только покрутил пальцем у виска и сказал, что женщины – сложный народ, понять который невозможно при всем желании. Он, кстати, и не особо стремился понимать. Гретхен заставила его разочароваться во многих женщинах, ведь почти в каждой второй он видел что

то от своей бывшей пассии. И чтобы найти девушку другого типа, которая убедила бы его в целесообразности отношений, а не погружения в одиночество, могло потребоваться немало времени.

Да и не могла Керри делиться с братом своими переживаниями, они были слишком личными.

Одно время она старалась соответствовать желаниям своего молодого человека, начала носить более яркую одежду, чем раньше, начала вести себя немного вызывающе. Хотела еще закурить ради такого дела, но первого глотка дыма было достаточно для того, чтобы понять – курить она не желает, и вообще не видит в этом деле ничего привлекательного, больше отталкивающего. С одеждой и линией поведения Керри тоже долго не продержалась, сломалась буквально через неделю и снова вернулась к своему обычному имиджу. Она так и не смогла хотя бы на миллиметр приблизиться к идеалам, которые ей самой близки не были. Идея изначально оказалась не самой удачной.

Еще одним пунктом переживаний и вечных метаний была пресловутая невинность, которая покоя девушке не давала. Почему

то в её окружении балом правило убеждение о том, что если все ещё её хранишь, то по логике вещей относишься к отставшим от жизни людям. Парень Керри неоднократно заявлял ей, что она своими отказами его достала, и однажды он просто бросит её и уйдет к другим, более доступным. Она передергивала плечами, но от принципов своих отказываться не собиралась, в итоге разрешила ему приукрасить действительность и похвастаться перед друзьями, сказав, что все же сделал с ней это. Он посмотрел недовольно, но возможностью не преминул и рассказал, придумав море всяких подробностей, от которых у Керри потом щеки горели, стоило только кому

то спросить, на самом ли деле все было так, как преподнесено в рассказах её парня. Она отмалчивалась, но это молчание, разумеется, списывали на её стеснительность, подкалывали её, шутили, и, когда надоедало – просто оставляли в покое, чему Керри была несказанно рада. В такие моменты она чувствовала себя дурой, которая собственноручно отдала свое честное имя и репутацию на растерзание, позволив всем, кому не лень придумывать небылицы и обваливать её в грязи.

Разумеется, Дитрих не стал бы просить девушку повиснуть на соседе и переспать с ним, если бы знал правду, но Керри не осмелилась опровергнуть его догадки на свой счет. Она просто подумала: а почему нет? Если Курт позволяет себе крутить романы на стороне, и, наверняка, не просто целует и обнимает своих девушек, почему она должна держать себя на привязи и ждать какого

то чуда, которое, наверняка, обойдет её стороной. Решение пожертвовать своей невинностью далось ей не так просто, и, на самом деле, это было еще неприятнее, чем просто слухи. Но хотелось хоть как

то отомстить Курту…

Почему

то многие девушки считают, что неверный мужчина, узнав об их измене, вдруг ни с того, ни с сего поймет, что терял и тут же откажется от своих кобелиных замашек. Зачастую эти девушки ошибаются. Своими поступками они загоняют себя в ещё большую ловушку, из которой потом невозможно найти выхода. И сами мучаются угрызениями совести, а со стороны на них сыплются оскорбления, иногда вполне заслуженные, а иногда и не очень. В случае с Керри, обвинение вряд ли можно было назвать заслуженным, шлюхой она не была. Но повела себя, увы, согласно кодексу поведения вышеназванных дам очень легкого поведения.

Свой первый раз она представляла себе совершенно иначе. Приблизительно так, как описывается в исторических любовных романах, с нежностями, поцелуями, уговорами. Преисполненным романтики. А получилось все так, как обычно рисуется в дурацких молодежных комедиях, где все крутится вокруг секса, неизменно. Поступки, разговоры, рассуждения все только о сексе, и любимое хобби у героев там тоже секс, непонятно где и непонятно как, лишь бы был.

И не было в том первом разе ничего такого уж замечательного. Она просто сказала это Дитриху, чтобы позлить его. Знала, что он подсознательно завидует Паркеру, а потому решила немного поддразнить. Родственник обиделся, и разговор поддерживать не стал, а Керри целиком и полностью смогла сосредоточиться на событиях того вечера. Они казались глупыми и совершенно неоправданными.

Пожалуй, единственный плюс был в том, что Паркер оказался не таким уж уродом. Точнее, он вообще уродом не был, но и красавцем тоже не являлся. Внешность с изюминкой, как сказала бы мать Керри, и в этом девушка была солидарна со своей матерью. Действительно, на него вроде и не особо смотреть хотелось, но, в то же время взгляд, раз за разом, цеплялся за него.

Все остальное уходило в минус. И общая обстановка, и отстраненность со стороны Эшли, и чертова боль, от которой девушка не завизжала, лишь приложив немало усилий. Хотя, отстраненность его объяснялась просто и легко. Он не воспринимал этот вечер, как значимое событие в своей жизни, ему было наплевать. Он просто воспользовался предложением незнакомой девушки, продолжать знакомство, с которой, не планировал. Она была всего лишь приключением на одну ночь, точнее, один вечер.

И потом, сидя в машине, Керри чувствовала себя дурой, какой свет не видывал. За что боролись, на то и напоролись. А ещё не рой другому яму, потому что обязательно сам в нее угодишь. Она и угодила. Хотела досадить своему парню, а вместо этого сделала глупость, и теперь жалела. Не только о самом поступке, но и саму себя. Потому что сама себе была противна, и, будь она на месте Паркера… Дальше Керри обрывала свои размышления, потому что это было слишком унизительно и мерзко. Хотелось получить кратковременную амнезию и вычеркнуть из памяти свои действия, как страшный сон. Забыть навсегда, пока совесть окончательно не сожрала.

Девушка знала, что последовало за её поступком, и потому ещё острее чувствовала свою вину. Она не оставляла ни на минуту. Прошло всего три дня, а Керри уже места себе не находила, чувствуя себя так, словно она – преступник, совершивший ужасную вещь, а Паркер – жертва, на которую свалили всю ответственность за преступление. Тогда

то и пришло желание извиниться, но только девушка слабо представляла себе, как все будет происходить. И захочет ли вообще Эшли с ней разговаривать.

Попытки мысленно представить себе обмен хотя бы парой фраз, неизменно оканчивался провалом, и это было просто ужасно. Но винить оставалось лишь себя. Никто не заставлял, и не принуждал. Решение целиком и полностью ложилось на плечи самой Керри. А Паркер был кем

то вроде пешки в этой игре, правда, роль его не устроила и покорно следовать плану, разработанному Дитрихом, он не стал. И извиняться не бросился. Сделал для себя определенные выводы, а они Керри на руку не были.

Чем больше Дарк размышляла над ситуацией, тем острее была потребность извиниться. И сегодня эта потребность достигла своего апогея. Увидев Паркера на улице, девушка, не раздумывая, решила поговорить с ним и извиниться. Правда, за что именно будет извиняться, она так и не решила. «Прости за то, что переспал со мной», действительно, звучало глупее некуда. Тут Дитрих прав. Впору было пальцем у виска покрутить и отправить в одном известном направлении – на прием к психиатру.

Выбежав из дома, она нерешительно пару секунд потопталась на месте. Решимость улетучилась почти мгновенно, стоило только оказаться за пределами дома, в паре метров от Паркера, который все это время с невозмутимым видом смотрел на улицу, время от времени поднося к губам сигарету.

Природная трусость и скромность снова дали о себе знать. Нервы вновь были на пределе, а сердце нервно забилось где

то в горле. Стало страшно, но Керри приказала себе собраться и решительно зашагала к забору, разделявшему их двор с соседним.