Гадюки в сиропе или Научи меня любить (СИ) - Лоренс Тильда - Страница 15

нибудь гадость сделает.

В его прошлой школе было много неприятных случаев.

Могли подраться не только парни, но и девчонки. Они цеплялись друг другу в волосы, полосовали друг другу физиономии ногтями, не стеснялись в выражениях… А на следующий день снова ходили под ручку и на каждом углу кричали о своей дружбе. Где в этих отношениях скрыта дружба, Дитрих даже не задумывался, все равно не смог бы понять. Приблизительно такая же дружба, как у тех девчонок, могла ждать его с Паркером. Постоянства никакого, все время, как на пороховой бочке. Один взгляд и короткий обмен любезностями решил все, поставив их по разные стороны баррикад.

Дружба тоже считалась, своего рода, слабостью. Потому что за этим словом можно было скрыть все, что угодно, в том числе и помыкание одного друга другим. Школьная дружба понятие относительное и чаще всего, не имеет ничего общего с тем, что подразумевается под этим словом, в принципе. Школьная дружба – это все равно, что болото, в котором погрязнешь и не заметишь, как тебя утопили только чтобы, встав тебе на плечи, самим подняться на поверхность воды. Обычно дружба подразумевает бескорыстие с обеих сторон, желание и возможность помочь при случае, причем, опять же взаимное. Школьная дружба зачастую – это король и свита. Несколько неудачников, готовых ради славы наступить на собственное «я» в угоду кому

то постороннему, бегают по пятам за возомнившим себя центром мира придурком, льстят ему, говорят приятные слова, поддерживают его начинания. Любые, независимо от того, есть ли в них смысл, или же эти начинания можно смело номинировать на премию «маразм года». Второй вариант, кстати, встречается гораздо чаще, чем первый. То, что в школьные годы многим кажется невероятно крутым поступком, по прошествии нескольких лет переходит в категорию стыд и позор всей жизни.

Ланц искренне недоумевал, почему все так рвутся стать королями или же на худой конец свитой. Он прекрасно знал, что школа и все, что за её пределами – это разные вещи. Те, кто был всем, там зачастую становятся никем. Они никто, звать их никак, и вообще мало кто сможет вспомнить, чем прославилась та или иная личность, считавшая себя невероятно гениальной или гениальным во время обучения в школе.

Взрослая жизнь и мирок школьный редко пересекаются. Во взрослой жизни быстро избавляют от ненужных иллюзий, снимают розовые очки, превращая их в мелкое крошево. Те, кто был неудачниками, иногда преодолевают свои комплексы и выбиваются в люди, а иногда так и остаются на прежнем уровне развития, тщательно пестуя и взращивая все то, что следовало бы незамедлительно откинуть от себя, как можно дальше. Все те же пресловутые страхи, сомнения и комплексы. Но нет, серые мыши никак не могут избавиться от своего амплуа, старательно поддерживают этот имидж, а потом по ночам плачут в подушку, начитавшись выдуманных историй о любви самого красивого парня в школе к дурнушке. Это такая блажь, о которой могут мечтать лишь излишне наивные девочки. Видимо, никогда не сталкивавшиеся с жестокой реальностью.

Не может главный красавец школы влюбиться в бледную забитую тень. Он может просить у нее тетрадки с домашним заданием, но это будет лишь просьба о списывании, а никак не тайный смысл и не намек на большое светлое чувство. Оно как было, так и останется, лишь в воображении дурнушки. Идеология такого плана давным

давно устарела, и не правы те, кто продолжает без соли и сахара глотать надуманные истории Золушек, которые получают свое счастье исключительно за доброту. Чаще всего, такими наивными девами пользуются, вытирают об них ноги, но никогда

никогда не возьмут замуж, потому что жениться мужчины предпочитают на девушках красивых. Золушка может прекрасно мыть тарелки и готовить завтраки, кутаясь при этом в старый ситцевый халат, но… Стоит только на горизонте появится красотке с ногами от ушей, умеющей мыть посуду и переворачивать гренки на сковороде, Золушка тут же получит отставку, вместе со своей чистой душой и любящим сердцем. В конце концов, замуж выйти предлагают не душе и не сердцу. Рядом хочется видеть человека интересного внешне. По сути, в некоторых случаях брак – это тоже своего рода показуха. Хочется похвастать перед другими тем, что вторая половинка красивее, чем у многих, а потому дурнушки снова в проигрыше. А полчища совершенных внешне вампиров и оборотней сваливаются на дурнушек, живущих в провинциальных городках, лишь в сказках, не самых интересных, надо сказать.

*

Проводив Эмили до гостиницы, (она, как выяснилось, приехала всего на пару дней, на какую

то конференцию, где вместе с группой других учеников представляла свою школу), Паркер вернулся домой и теперь откровенно скучал. Мать дома так и не объявилась. Забредя в кухню, Эшли обнаружил на холодильнике записку, суть которой сводилась, что его мать задержится. У неё намечался какой

то девичник. Судя по всему, обыкновенное чаепитие с соседками. Видимо, родительница Ланца решила влиться в их дружный коллектив. Эшли нисколько не удивился бы, узнав, что у нее это получилось. Почему

то Паркер не сомневался, – она намного лучше своего сыночка.

Почему его так взбесило появление новенького, с ходу пояснить он не смог бы. Просто при виде этого парня в душе появилось омерзительное чувство. Некая брезгливость. Примерно такие же чувства испытывает человек, наступая на таракана или же находя в тарелке кусок плесени. Вроде бы ничего такого, сверхвыдающегося, не происходит, а все равно хочется без вопросов врезать по роже, и с чувством выполненного долга пойти дальше.

Вытащив из холодильника бумажный пакет с молоком, Паркер сделал несколько глотков и оперся на дверцу рефрижератора, забыв о том, что мать много раз просила его не делать этого.

Есть не хотелось. Вообще ничего не хотелось.

Только курить. Фильмы Паркера не вдохновляли, музыка достала, созерцание картин и пейзажей должного эффекта не производило.

Быть может, помимо курева, хотелось еще прокатиться на мотоцикле, но он ещё был в ремонте. Забрать его можно было только к концу недели, так что пока приходилось шататься по городу пешком, и Паркера это бесило.

Скинув с себя, верхнюю одежду и закрыв, наконец, холодильник, поражавший своей пустотой, Паркер поднялся по лестнице. Нужно было принять душ и поменять постельное белье. Это пропахло духами Эмили, да и вообще… Паркер просто не мог в силу патологической брезгливости спать на кровати, на которой, кроме него лежал еще кто

то. Это было немного противно. Чужой запах, волосы на подушке… Все это выбивало из колеи, создавая иллюзию того, что кто

то покусился на мир Паркера и решил нарушить его одиночество. А еще в комнате буквально пахло сексом. Как однозначно определить этот запах, он сам не знал, просто понимал, что это тот самый запах. Где

то на просторах интернета он видел рекламу духов, совместивших в себе запахи четырех компонентов: пота, спермы, крови и чего

то еще… Чего именно он не помнил, но почему

то ему казалось, что именно так и пахнет секс. Какой человек решится приобрести себе духи с подобным ароматом, оставалось лишь догадываться.

Решив проветрить комнату, пока будет принимать душ, он распахнул створки и едва не заорал благим матом от неожиданности, увидев своего одноклассника, балансирующего на ветке. Ланц перешел с одной ветки на другую и теперь стоял почти у самого подоконника Паркера, нужно было лишь сделать шаг, и Дитрих легко оказался бы в комнате своего врага. Эшли поднял глаза вверх, желая удостовериться в том, что это все правда, а не игра его воображения, и все же выматерился, не удержавшись. Ругательство получилось витиеватым, заковыристым и совместило в себе все самые нецензурные пожелания, какие только можно представить.

Ланц на это искусство изящной словесности внимания не обратил, продолжал стоять и ехидно ухмыляться. Когда же поток брани иссяк, поинтересовался мило:

– Не хочешь побыть радушным хозяином и пригласить меня в гости?