Три дня без Веры - Воробей Вера и Марина - Страница 9

– Какой смешной.

– Это Тишка, – объяснила баба Зина.

Тишка радостно залаял.

– А это Тяпа.

Тяпа, большая лохматая собака, серая с рыжими подпалинами, была самой старой. Полкан, самый молодой, несмотря на свой юный возраст, был выше Тяпы. Черный, как сажа, он был похож на овчарку, которая наступила в белую краску, потому что лапы у него были белые.

– Привет, гаврики, – сказала Шурка.

– Полкан встал на задние лапы и лизнул ее в нос, а Тишка по своему обыкновению стал скулить. После этого собаки обнюхали Веру и, судя по всему, остались довольны – Вера им понравилась.

– Они любят гостей, – сказала баба Зина, – но не всех. Кольку-сантехника, на дух не переносят – Полкана даже запирать приходится. Это потому что Колька пьет – собаки этого не любят.

– Ерунда, – сказала Шурка.

Она вдруг как-то погрустнела, обмякла, и Вера поняла, что Шурка наконец протрезвела.

– Я тоже могу выпить.

– Нашла чем гордиться, – недовольно сказала баба Зина.

Вера огляделась. Эту квартиру она представляла иначе. Вера рассуждала так: если дома у человека живут три собаки («Мр-мяу», – сказал толстый полосатый кот и потерся о ее ноги)… и кот. Если дома у человека живет такая свора, глупо ждать, что ты придешь в гости и увидишь идеальный порядок, надраенные полы и белоснежную раковину, сверкающую, как в рекламе чистящего порошка «Комет». Кроме того, баба Зина была человеком пожилым и, судя по всему, одиноким. В таком возрасте вести хозяйство трудно, а помочь некому. Вера готовилась к самому худшему, правда, после ночи, проведенной в общежитии, ее было трудно испугать – главное, чтобы не на улице. Каково же было ее удивление, когда, оглядевшись, она увидела уютный, сияющий чистотой дом. Тут не было пыльного тряпья и разного хлама, который годами копят старые люди, потому что, с одной стороны, жалко, сердце прикипело, а с другой стороны, выбросить некому. Никаких кружевных салфеток, пожелтевших от времени, и изъеденных молью половиков, никаких дырявых кастрюль и ветхих стульев, на которых нельзя сидеть, потому что они сломаны. Роскошной мебели тут, конечно, тоже не было, потому что на пенсию, даже если просить милостыню, особенно не разживешься.

Дверь в гостиную была открыта, и, когда баба Зина зажгла свет, Вера увидела уютную комнату с надраенным паркетом и белым тюлем на окне, старинный резной буфет, раскладной диван, покрытый пестрым ковром, высокий торшер с желтым абажуром и телевизор на ножках. Паркет сиял, а в вымытых стеклах буфета отражалась люстра с тремя прозрачными плафонами, на дне которых не оказалось, как это обычно бывает, толстого слоя пыли. Судя по всему, уборка проводилась тут ежедневно – иначе непонятно, как, имея трех собак и кота, можно поддерживать в доме такую чистоту. В остальном это была обыкновенная квартира, где живет одинокая пожилая женщина, но старая мебель выглядела нарядно, и во всем был порядок. Баба Зина, которая стояла посреди прихожей в своем экзотическом наряде, выглядела в этой обстановке странно – в лучшем случае ее можно было принять за домработницу. Однако если просишь милостыню, то и выглядеть нужно соответственно.

Зная, какой зверинец содержит баба Зина, было нетрудно догадаться, как она оказалась на паперти. Трех собак на одну пенсию не прокормишь, а они вон какие огромные, если, конечно, не считать Тишку, но он породистый, так что его тоже чем попало кормить нельзя. Кот, три собаки, баба Зина, которая днем просит милостыню, а вечером возвращается в свою уютную, чистую квартиру, Шурка, которая, по словам бабы Зины, «пьет хуже любого мужика», но при этом выглядит как супермодель и пользуется дорогой косметикой, – все это было странно и на время могло примирить с действительностью. Выходит, все не так плохо и можно жить как живешь, а кривая всегда вывезет. Но, подумав так, Вера вспомнила слова бабы Зины: «Ты на нее не смотри: у нее своя жизнь, у тебя – своя». Недолго Шурка будет такой, если вовремя не остановится, а остановиться она не может, потому что, когда протрезвеет, ей тошно и жить не хочется.

– Надо с гавриками выйти, – сказала Шурка. – Пойду.

– Одна не ходи, – остановила ее баба Зина. Вера всегда мечтала иметь собаку и часто представляла, как будет гулять с ней во дворе, – теперь судьба наконец предоставила ей эту возможность, и она, – разумеется, была страшно рада. Ведь родители, если она к ним вернется, никогда не разрешат ей иметь собаку и другого такого случая не представится.

– Вдвоем идите, – закончила баба Зина, – поздно.

– Ура! – Шурка попыталась улыбнуться, но улыбка вышла жалкая, беспомощная. – Идем вдвоем.

– Голова раскалывается, – сказала Шурка, когда в сопровождении Тяпы, Полкана и Тишки они вышли из подъезда. – Давай сядем.

Они сели на лавку у подъезда.

– Ты куришь? – Шурка достала из кармана пачку сигарет.

– Нет, – честно сказала Вера. – У меня астма. Шурка закурила, наугад чиркнув спичкой, – пламя на мгновение выхватило из темноты ее худое лицо и тут же погасло, уступив холодной ноябрьской ночи усталую Шурку, трех собак, Веру и всех на свете.

– А собаки не потеряются? – спросила Вера, выглядывая в темноте Тяпу, Полкана и Тишку, которые, как стадо, разбрелись по двору.

– Они умные – погуляют и придут. Выходит, ты не куришь?

– Нет.

– А пить можно?

– Можно, но, если честно, Я не пью.

– Это хорошо, – сказала Шурка. – Правильно делаешь. А я пью. Но я брошу. Хочешь, поспорим?

– Зачем? – удивилась Вера. – Если ты решила, значит, бросишь. А когда даешь обещания, это только тебя связывает – И тогда из принципа делаешь наоборот, просто так, назло, чтобы ни от кого не зависеть. Ты должна сама бросить.

– Это правда, – согласилась Шурка. – У меня брат есть сводный, по отцу, от первого брака. Он меня заставил к наркологу пойти в платную клинику – целую кучу денег отвалил. Просто взял за руку и отвел – насильно.

– И как? Помогло?

Шурка пожала плечами.

– Пока не знаю. Там один Дядька был, психолог, толстый такой. Я ему рассказала что и как, он говорит, если утром пива хочется – это алкоголизм, но главное, говорит, психологическая зависимость.

– И что?

– Советы разные давал: мол, нужно себя занять, двигаться надо больше и все в этом духе. Он сказал, что я могу сама бросить, без его помощи, – просто нужно захотеть.

Шурка бросила в урну сигарету; но промахнулась – искры, как бусины, рассыпались по земле и погасли.

– Если пива хочется – это ерунда, – сказала Шурка. – Просто наступает момент, когда без этого становится скучно – и тогда конец. Но я брошу. Выберу момент – и брошу. Надоело.

– А твой брат, – спросила Вера, – он старше?

Она всегда мечтала иметь старшего брата. Или сестру.

– На год. Мы в прошлом году познакомились, а до этого я о нем только понаслышке знала. У него, вообще-то, с деньгами тоже не очень, так что с доктором неудобно вышло.

– Он же сам предложил.

– Это правда. Он в институте учится, а по выходным подрабатывает, но, когда надо, выручает.

Они помолчали.

– А ты что делаешь? – спросила Шурка.

– Пока ничего – школу заканчиваю.

– А потом?

– Не знаю, в институт, наверное, в иняз – я в английской школе учусь. А ты?

– Я тоже думала в институт. И отец хочет. Баба Зина говорит, я не поступлю. Вообще-то она права: надо готовиться, иначе я экзамены не сдам. Особенно английский – у меня с этим плохо. А ты молодец.

– Если хочешь, – предложила Вера, – я могу с тобой позаниматься – у меня опыт есть: я с одной девочкой занималась, соседкой, к выпускному экзамену ее готовила.

– И как?

– Сдала. На пять.

– А это дорого?

– Что «дорого»? – не поняла Вера.

– Ты, наверное, с ней за деньги занималась?

– Я тебе просто предлагаю – в смысле помощи, если хочешь, конечно, потому, что мне все равно нечего делать.

– Может, правда?•Я бы с этим делом завязала, а ты бы со мной позанималась. С другими предметами у меня проблем нет – меня даже на золотую медаль хотят вытянуть, но по химии больше четверки мне не светит. По английскому; конечно, могут пять поставить, но так, за красивые глаза, чтобы общую картину не портить.