Однажды весной - Воробей Вера и Марина - Страница 10

Видимо, Илья не разделял эту точку зрения, потому что он так и не позвонил ни в воскресенье, ни в понедельник.

Эти два дня Ира ходила словно в воду опущенная. В конце концов, любовь в жизни не главное, уговаривала она себя, но сердце не собиралось мириться с этим утверждением. Иногда Ире казалось, что из всех чувств на земле осталась только боль. Она плохо ела, плохо спала, плохо соображала, но старалась, чтобы это не слишком явно бросалось в глаза. Не хватало еще, чтобы в школе кто-нибудь догадался о ее любовных переживаниях.

А во вторник Ире на глаза попалось объявление, где было лаконично написано: «Рисунок! Индивидуальные занятия с опытным преподавателем». Внизу, аккуратными полосочками был «нарезан» номер телефона. Ира, не долго думая, сорвала одну из полос. Придя домой, она позвонила, а спустя час отправилась по указанному адресу. Что двигало ею, трудно сказать. Может, она хотела отвлечься от терзающих ее мыслей об Илье, а может, наоборот, старалась почувствовать себя ближе к нему.

Ей открыла дверь коротко стриженная женщина средних лет, одетая в широкие брюки и цветную шелковую блузку навыпуск. Женщина курила тонкую длинную сигарету. Она внимательно посмотрела на Иру.

– Я по объявлению, – сказала девушка, немного волнуясь. – Я недавно вам звонила.

– Значит; ты Ира. А меня зовут Алла Генриховна. Я художница, а ты, как я понимаю, собираешься ею стать.

– Нет. Я хочу стать архитектором.

– Вот как? Что ж, замечательно. Пойдем в мастерскую. Будем пить кофе и знакомиться. Ты любишь кофе?

– Да.

– Я пью его литрами, – призналась Алла Генриховна. – Вижу, ты принесла свои работы, как мы и договаривались.

– Некоторые, – рассеянно отозвалась Ира. Она впервые оказалась в самой настоящей мастерской художника, и увиденное потрясло ее. Холсты, подрамники всевозможных размеров, гипсовые головы на подставках, те самые кубы и конусы, о которых говорил Илья. Пахло красками, скипидаром и чем-то еще, едва уловимым, но необычайно привлекательным.

«Запах богемы», – подумала Ира.

– Я преподаю в Школе искусств, – объяснила Алла Генриховна, присаживаясь в кресло и приглашая Иру сесть напротив нее. Она разлила кофе в фарфоровые чашечки, похожие на игрушечные. – Сейчас готовлюсь к выставке с ребятами, так что не обращай внимания на этот кавардак. Ну, давай посмотрим, что там у тебя.

Ира торопливо развязала папку. Спустя полчаса Алла Генриховна отложила ее работы в сторону.

– Что ж, задатки у тебя, безусловно, есть, коротко сказала она. – В каком классе ты учишься?

– Заканчиваю восьмой, – ответила Ира, обрадованная первой похвалой.

– И времени у тебя предостаточно, чтобы поправить технику и набить руку, – сказала художница и вновь закурила.

Ира заметила, что она не только много пьет кофе, но и много курит, потому что пепельница была полна окурков. Ира к этому не привыкла, и, возможно, у нее бы разболелась голова, но, к счастью, форточка была распахнута настежь.

– Я с удовольствием буду заниматься с тобой рисунком, если ты хочешь.

– Конечно, хочу! – восторженно воскликнула Ира.

– Подожди, Ира, – охладила ее пыл Алла Генриховна, выпуская облачко дыма. – Все дело в том, что уроки платные, понимаешь? У меня есть несколько учеников, с которыми я занимаюсь на дому. Я преподаю два раза в неделю. Урок длится два астрономических часа. Занятие стоит двенадцать долларов – это вполне умеренная плата.

Ира быстро прикинула в уме. Двадцать четыре доллара в неделю, девяносто шесть долларов в месяц. Девяносто шесть умножить на тридцать с лишним … Сумасшедшие деньги, тем более каждый месяц! Во всяком случае, у них в доме таких свободных денег не было.

– Извините, Алла Генриховна. – Ира стала собирать рисунки в папку. – Я не могу себе это позволить.

– Понимаю. – Алла Генриховна прикусила губу. – Очень жаль. Ты талантливая девочка.

Ира встала. Вот теперь еще и это. Мало ей неприятностей? И чего ей не сидится дома?

Ира пошла к выходу, таща папку, превратившуюся в обузу.

– Задержись немного, – остановила ее художница, придерживая входную дверь. – Я попробую договориться, чтобы тебя зачислили в мою группу в Школе искусств, – внезапно предложила она. – Но только и там придется платить.

– А сколько? – неуверенно спросила Ира.

– Пока ученики платят шестьсот двадцать рублей в месяц, возможно, к осени плату несколько поднимут, но ненамного.

– Спасибо, – заулыбалась Ира. – Думаю, что это мне по карману.

– Вот и замечательно. Тогда позвони мне через недельку. Обязательно позвони.

– Я обязательно позвоню, – пообещала Ира и побежала по ступенькам вниз. Удивительное дело: папка в ее руках снова стала невесомой.

Конечно, семьсот рублей на занятия рисунком Ира может взять и у родителей – эта сумма не проделает дырку в их семейном бюджете. А может и сама заработать. Летом она никуда не собиралась уезжать, так что к осени вполне смогла бы накопить некоторую сумму про запас. Девушка не сомневалась, что среди такого количества предложений, на каждом углу обещающих энергичным людям приличные заработки, она сумеет отыскать что-нибудь подходящее и для себя.

Первое, что спросила Ира, когда вернулась домой, было:

– Мне никто не звонил?

– Нет, – ответила мама и поспешила на кухню, греметь кастрюлями.

Что ж, этого следовало ожидать. Если Илья так и не удосужился позвонить ей в прошедшие дни, почему он вдруг решит сделать это сегодня? Ира старалась не думать об Илье, но это было равносильно попыткам не дышать. Она убеждала себя, уговаривала, но все было напрасно – ее первая любовь стала для нее самым большим счастьем и самой большой мукой. Снова и снова перебирала она в уме события последней встречи с Ильей, вспоминая их последний разговор. Действительно, что-то не сходилось, не вязалось, как выразилась Аня, но почему? Ира чувствовала себя правой «на все сто». Вот только если человек уверен в своей правоте, разве он может быть таким несчастным, как она сейчас?

10

– Ребята! Постройтесь на линии парами! – Прикрикнул физрук Лапушка, получивший свое прозвище за привлекательную внешность и добродушный характер. На самом деле его звали Игорь Вячеславович – трудно произносимо И неудобоваримо; куда приятнее называть двадцатипятилетнего преподавателя Лапушкой. Что все и делали.

– Чего надрывается? – сказал Борька Шустов, поглядывая на Иру.

– Лапушке положено, работа такая, – ответила она, завязывая волосы в хвост, чтобы не мешали.

Сегодня им предстояла стометровка и прыжки В высоту. День выдался теплым, и ребята уговорили Лапушку сдавать зачет на воздухе. Девчонки разминались у ямы с песком, уступив мальчишкам беговую дорожку.

– А ты симпатичная, – внезапно сказал Шустов, окидывая фигуру Иры оценивающим взглядом.

– Шустов, ты что? Солнышко припекло? – усмехнулась Ира и шутливо прикоснулась к его лбу рукой.

Она выглядела весьма обыкновенно в своем темно-синем адидасовском костюме и кроссовках.

– Брось, – сказал он, сжимая ее пальцы в своей ручище.– Пойдем сегодня в кино?

– Это неудачная идея, – ответила Ира, слегка растерявшись.

От кого, от кого, а уж от Борьки она подобного предложения не ожидала. Все знали, что ему нравится Света Красовская. Вероятно, он разглядел Иру после того, как ее у школы стал встречать Илья… «Встречал Илья», – поправила себя Ира, подавив вздох. Она освободила свою руку в ту секунду, когда к ним подбежала Аня.

– Тебе чего нужно, Шустов? – спросила она, почувствовав неладное.

Борька окинул ее быстрым взглядом.

– Отвали, Малышева, не видишь, мы разговариваем.

– Это тебе кажется, что мы разговариваем, – строго сказала Ира.

– А на самом деле? – с вызовом заявил Борька.

– А на самом деле мы уже поговорили. И как сказал Шекспир… – Ира театрально нахмурила брови и посмотрела на Аню, – кажется, в девятнадцатом сонете?

– В восемнадцатом, – подыграла она вполне серьезно.

– Правильно, в восемнадцатом. Так вот, в восемнадцатом сонете Шекспир сказал… Гуляй, Боря!