Сделай это - Кармак Кора - Страница 6

Но или он не уловил его, или ему просто было все равно, потому что его взгляд, который я могу назвать только хищническим, был прикован ко мне. Внезапно ногу стало жечь сильнее.

Минуту он смотрел на меня, а потом опустил взгляд и откашлялся. Опустившись на колени возле меня, он взял мою ногу.

Я уже начала тянуть капри вниз, так что ожог оказался полностью закрытым тканью. Его рука зависла над молнией, которая теперь находилась на середине бедер. Он снова откашлялся, а потом просунул руку мне в штанину.

СЕРДЕЧНЫЙ. ПРИСТУП.

Я была совершенно уверена, что получу его.

Второй рукой он, насколько смог, стянул джинсы вниз, прямо по моим коленям. Он посмотрел на меня, еще раз откашлялся и сказал:

— Можно позаимствовать твою руку?

Я не могла говорить, поэтому протянула свою правую руку, ладонь которой была ужасно потной. Он взял меня за руку и потянул ее внутрь штанины к своей ладони.

— Держи руку здесь и тяни ткань так далеко от ноги, как только можешь. Я сделаю то же самое снизу, и мы попытаемся стянуть их, не касаясь ожога.

Я кивнула, моя рука была в десять раз спокойнее, чем мое сердце.

Его рука скользнула вверх и наружу, и его легкое прикосновение вызвало во мне дрожь. Он сделал так, как сказал, натягивая ткань подальше от моей кожи внизу, и тогда мы вместе попытались стянуть штаны.

Это оказалось не самым успешным делом. Джинсы были неприлично тесными (благодаря Келси), и ткань постоянно задевала мою кожу, от чего я съеживалась.

— Прости, — каждый раз извинялся он, словно был в этом виноват. Я хотела его поправить, но мне просто нравилось его «прости-и», потому не стала.

Спустя пару минут медленных и аккуратных манипуляций, джинсы упали на пол.

Мы оба засмеялись тем смехом, каким смеются люди в фильмах после того, как только что обезвредили бомбу. И когда я перестала смеяться, то обнаружила, что его ладонь все еще лежала на моей ноге. Одной рукой он придерживал меня за щиколотку, а другой нежно водил по коже вокруг ожога.

Если он и дальше продолжит меня так трогать, я просто растаю и превращусь в лужицу прямо тут на полу.

— Э-э, спасибо.

В этот момент он, видимо, понял, что делал. Его взгляд метнулся на руки. Но вместо того, чтобы незамедлительно убрать их, он расплылся в улыбке, медленно провел рукой вниз по моей ноге, а затем отпустил.

— Не за что. Теперь его нужно охладить. Мы могли бы подставить его под холодную воду.

Я представила свою ногу, задранную к раковине, или нас обоих, пытающихся развернуться в моей ванной. Видимо, выражение моего лица сказало все за меня, потому что он добавил:

— Или просто приложить мокрый компресс.

Я протянула ему тряпку из корзины позади меня, и он повернулся к раковине, дожидаясь, пока вода стечет немного, чтобы быть холоднее, прежде чем намочить ее. Я втянула ртом воздух, когда он приложил к ожогу компресс, но холод помогал, и я сразу расслабилась впервые с тех пор, как мы пришли в мою квартиру.

— Лучше?

Я кивнула.

— Гораздо. Никогда больше не одену такие узкие джинсы.

Его рот изогнулся в улыбке.

— Какая жалость.

Если он продолжит говорить подобные вещи, мне скоро понадобиться веер, чтобы сохранять хладнокровность.

— Послушай, — начал он. — Прости за это. Мне не следовало настаивать и сажать тебя на мотоцикл.

— Это не твоя вина, что я не знаю ничего о мотоциклах и что не догадалась, что труба может быть горячей.

— Не могу поверить, что ты никогда не ездила на мотоцикле.

— Ага, но существует еще много вещей, которых я никогда не делала.

Он приподнял одну бровь.

— Например?

— Ну... — клянусь, что стук моего сердца звучал как «ту-пица, ту-пица, ту-пица», отдаваясь у меня в ушах. — Э-э, до сегодняшнего дня я не встречала ни одного британца.

Он засмеялся, неосознанно проводя пальцами по своим волосам. От этого жеста мне тоже захотелось коснуться пальцами его волос. Он сказал:

— Так вот почему ты меня поцеловала? Все вы, американские девчонки, любите акценты.

Я проглотила свою улыбку и ответила:

— Насколько я помню, это ты поцеловал меня.

Он поднялся, и его непослушные волосы упали ему на лоб, обрамляя эти коварные глаза.

— Так и было.

Он снова намочил тряпку, чтобы охладить ее, но мое тело было слишком горячим, чтобы почувствовать разницу, когда он приложил ее к моей коже. Другая его рука снова сомкнулась на моей щиколотке.

С осторожностью, контролируя свое дыхание, я сказала:

— Твоя очередь.

— А?

— Чего ты никогда не делал?

— Ну, я никогда до сегодняшнего вечера не приударял за девушкой в баре.

У меня отвисла челюсть.

— Правда?

Как такое возможно? Он же ведь такой красавчик! Может, девчонки вешались на него еще до того, как он заходил в бар, поэтому он даже не заморачивался о том, чтобы попасть внутрь.

Он пожал плечами и начал водить большим пальцем туда-сюда по моей ноге.

— Знаю, что это идет против всех английских стереотипов, но мне никогда особо не нравилось постоянно нажираться до чертиков, э-э, напиваться.

— Мне тоже, — сказала я. И это правда, даже учитывая то, что моя голова до сих пор была немного в тумане от всей той выпитой текилы. — Так что привело такого не стереотипного брита в Техас?

Он пожал плечами.

— Я живу в США уже какое-то время. А приехал я, чтобы учиться в университете, но так и не вернулся. Кстати, я только что снова переехал в Техас. Меня не было здесь несколько лет.

— Я тоже. Я переехала сюда несколько лет назад.

В детстве я жила в Техасе, но в восьмом классе мы переехали в Миннесоту. В моих планах всегда было вернуться сюда, чтобы учиться в университете.

Он намочил тряпку еще один раз, и мы просто сидели там и разговаривали. Он рассказал мне о том, как рос в Англии и как сильно отличается от этого жизнь в Штатах.

— Первый раз, когда какой-то парень сказал мне, что ему нравятся мои панталоны, я был в таком шоке, что подумал, может, я ушел из дома полуголым.

— Панталоны? Не понимаю.

— Так мы называем нижнее белье, милая.

— Ох, — засмеялась я. — Буду знать.

— Когда я попросил у одноклассника резинку, вы зовете их ластиками, все смеялись так сильно, что я был готов запрыгнуть в первый же самолет обратно в Лондон.

Я пыталась сдержать смех и не смогла. Но подумала, что он заслуживал этого после того, как смеялся над моей проблемой со штанами... хм, джинсами.

— Должно быть, это было ужасно.

Он потянулся за пластырем, что я достала из шкафчика ранее, осторожно прикрепил сверху ожога и приклеил края, продолжая говорить:

— К этому привыкаешь. Я уже достаточно долго здесь живу, поэтому легко справляюсь с такими вещами. Время от времени, когда я езжу в Лондон в гости и обратно, у меня возникают проблемы с адаптацией, но, в целом, я бы сказал, что я неплохо американизировался.

— За исключением акцента.

Он улыбнулся.

— Теперь невозможно избавиться от акцента, не так ли? Как же я буду тогда привлекать внимание таких красоток, как ты?

— Очевидно, чтением Шекспира в баре.

Он засмеялся, и этот звук растекся по моей коже, расслабляя некоторые нервы.

— Ты милая, — сказал он.

Я закатила глаза.

— Да... нелепо милая, как мы уже усвоили ранее.

— Ты бы чувствовала себя лучше, если бы я называл тебя нелепо сексуальной?

Вот так вот, вся та легкость, которую я чувствовала, испарилась, и мое дыхание участилось. У меня не было ответа. Что я могла сказать на это?

— Откуда такое выражение лица? — спросил он.

Я не имела понятия, которая из моих многочисленных эмоций отразилась на лице, поэтому лишь пожала плечами.

— Ты ведешь себя так, будто никто раньше не называл тебя сексуальной.

Потому что так и было.

— Что, как мне кажется, не может быть правдой, судя потому, как ты выглядела сегодня. Я едва мог удержать свои руки при себе, а мы только что познакомились. Я был бы смущен, если бы так этим не наслаждался.