Копилка Сатаны - Кинг Стивен - Страница 42

повторялось в мозгу снова и снова. Он смутно чувствовал, как отец подхватил его, а потом, на какое-то время, Тодд отключился, не видя и не слыша ничего.

27

Эд Френч ел кекс, когда развернул газету. Он закашлялся, издав странный, сдавленный звук, и выплюнул непрожеванные кусочки на стол.

— Эдди! — с тревогой воскликнула Сандра Френч, — Что с тобой?

— Папа подавился, папа подавился, — объявила маленькая Норма с нервным восторгом, а потом с азартом помогла матери шлепать Эда по спине. Эд почти не чувствовал ударов. Он все еще сидел, уставившись в газету.

— Что случилось, Эдди? — опять спросила Сандра.

— Это он! Он! — прокричал Эд и так сильно ткнул пальцем в газету, что продырявил несколько листов. — Этот человек! Лорд Питер!

— Ради Бога, объясни толком!

— Это дедушка Тодда Баудена!

— Кто? Этот военный преступник? Эдди, ты с ума сошел!

— Но это он, — Эд почти рыдал, — Боже всемогущий, это он!

Сандра Френч долго внимательно рассматривала фотографию.

— Он совсем не похож на Питера Уимзи, — наконец сказала она.

28

Тодд, белый, как мел, сидел на диване между матерью и отцом.

Напротив них расположился седеющий вежливый полицейский детектив по имени Риклер. В полицию предложил позвонить отец Тодда, но Тодд позвонил туда сам, и его голос срывался и переходил то на бас, то на фальцет, как когда-то, когда ему было четырнадцать.

Он закончил исповедь. Рассказ получился не очень длинным. Он говорил механически и бесстрастно, что очень напугало Монику. Ему было уже почти восемнадцать, это так, но во многом он оставался мальчишкой. А такое может испугать его на всю жизнь.

— Я читал ему… я не знаю. «Тома Джонса», «Мельницу у ручья». Она оказалась ужасно скучной. По-моему, мы ее так и не дочитали. Какие-то рассказы Готорна — я помню, ему особенно понравились «Каменное лицо» и «Молодой хозяин Браун». Начинали читать «Записки Пиквикского клуба», но ему не понравилось. Он сказал, что у Диккенса получается смешно, только если он пишет серьезно, а Пиквик — так, шалость. Так и сказал — «шалость». Мы подружились, когда читали «Тома Джонса», нам он обоим нравился.

— Но это было четыре года назад, — уточнил Риклер.

— Да, я иногда заходил к нему и после, но в старших классах я ездил через весь город… а еще ребята ведь любят погонять мяч… потом еще уроки, знаете, как бывает.

— У тебя стало меньше времени.

— Да, меньше, вы правы. Приходилось больше заниматься, зарабатывать баллы, чтобы поступить в колледж.

— Тодд — способный ученик, — заметила Моника почти машинально. — Он закончил школу вторым по успеваемости. Мы были так рады.

— Конечно, я думаю, — сказал Риклер с теплой улыбкой. — Я знаю двух ребят в Фэарвью, ниже в долине, так они способны только к спортивным занятиям. — Он снова обратился к Тодду. — Ты больше не читал ему после того, как пошел в старшие классы?

— Нет, иногда читал ему газету. Я приходил, и он просил меня прочесть заголовки. В свое время он интересовался Уотергейтом. И он всегда хотел знать курсы акций, от этих колонок он просто балдел, мама, извини.

Она потрепала его по руке.

— Я не знаю, почему его так интересовали акции, но это так.

— У него было немного акций, — сказал Риклер, — За счет них он и жил. А знаете, какое невероятное совпадение? Человек, который вложил за него деньги в акции, был осужден за убийство в конце сороковых. У Дуссандера в доме нашли пять комплектов документов на разные имена. Хитрый был человек.

— Я думаю, он хранил акции где-нибудь в банке, в сейфе, — заметил Тодд.

— Простите, что? — Риклер поднял брови.

— Его акции, — повторил Тодд. Его отец, который тоже глядел удивленно, теперь кивнул Риклеру.

— Его акции были в ящике под кроватью, — пояснил Риклер, — вместе с фотографией, где он — Денкер. А что, сынок, у него был сейф в банке? Он говорил об этом?

Тодд задумался, потом покачал головой:

— Я просто подумал, что там все держат свои акции. Я не знаю. Эти все… все эти события просто… понимаете… выбили меня из колеи. — Он покачал головой в изумлении, которое было совершенно естественным. Он и правда был поражен.Хотя понемногу его инстинкт самосохранения просыпался. Он почувствовал нарастающую настороженность и первые признаки уверенности. Если бы у Дуссандера был сейф в банке для хранения своего подстраховочного документа, то чего же он не положил туда свои акции? И фотографию?

— Мы сейчас работаем над этим с израильтянами, — сказал Риклер, — но неофициально. И я бы попросил вас не упоминать об этом, если вы решите встречаться с прессой. Они — профессионалы. Там есть человек по имени Вайскопф, он бы хотел завтра поговорить с тобой, Тодд. Если ты и твои родители не возражают.

— Думаю, не возражают, — ответил Тодд, но почувствовал холодок первобытного страха от мысли, что его будут разнюхивать те же ищейки, что преследовали Дуссандера треть его жизни. Дуссандер относился к ним с уважением, и об этом стоило помнить.

— Мистер и миссис Бауден. Вы не возражаете, если Тодд побеседует с мистером Вайскопфом?

— Если Тодд не возражает, — сказал Дик Бауден, — Я бы тоже хотел присутствовать. Я читал об этих членах Моссада…

— Вайскопф не из Моссада. Он — тот, кого израильтяне называют сотрудником спецслужбы. На самом деле он преподает идиш и — не поверите — английскую литературу. А еще он написал две книги. — Риклер улыбнулся.

Дик поднял руку:

— Кто бы он ни был, я не собираюсь позволять ему травить Тодда. Я читал, что эти парни иногда слишкомпрофессионально работают. Может, он и не такой. Но я хочу, чтобы и вы, и этот Вайскопф запомнили, что Тодд хотел помочь старику. Тодд ведь не знал, что старик не тот, за кого себя выдавал…

— Не надо, пап, — сказал Тодд со скромной улыбкой.

— Я просто хочу, чтобы вы помогли нам, — сказал Риклер. — Я понимаю и одобряю ваше беспокойство, мистер Бауден. Но вот увидите, этот Вайскопф приятный неназойливый человек. У меня вопросов больше нет, но я хочу немного рассказать о том, что больше всего интересует израильтян. Тодд ведь был у Дуссандера дома, когда у старика случился сердечный приступ и он попал в больницу…

— Он попросил меня прийти, чтобы прочесть ему письмо, — сказал Тодд.

— Да, мы знаем, — Риклер наклонился вперед, уперев локти в колени, галстук свесился на пол, как отвес, — Израильтян очень интересует это письмо. Дуссандер был крупной рыбой, но он — не последний, так говорит Сэм Вайскопф, и я с ним согласен. Они считают, что Дуссандер мог знать и о других. Многие из них еще живы, и живут себе где-нибудь в Южной Америке, но не исключено, что они могут быть и в других странах… включая Соединенные Штаты. Вы знаете, они схватили человека, бывшего унтеркомманданте из Бухенвальда, в вестибюле отеля в Тель-Авиве.

— Неужели? — удивилась Моника.

— Да, — кивнул Риклер. — Два года назад. Так вот, дело в том, что израильтяне считают, что письмо, которое Тодд читал Дуссандеру, могло быть от кого-то из таких же рыбок. Может, они и правы, а может, и нет. В любом случае они хотят знать точно.

Тодд, который возвращался в дом Дуссандера и сжег письмо, сказал:

— Лейтенант Риклер, я буду рад помочь вам или этому Вайскопфу, но письмо было по-немецки. Его было очень тяжело читать. Я чувствовал себя идиотом. Мистер Денкер… Дуссандер… волновался все больше и просил меня читать по буквам слова, которые он не мог понять из-за моего, сами понимаете, какого произношения. Но мне кажется, он все понимал. Помню, он засмеялся и сказал: «Да, да, вот так и надо». А потом сказал что-то по-немецки. Это было за пару минут до сердечного приступа. Что-то вроде «Думкоп». По-моему, это по-немецки «дурак».

Он неуверенно смотрел на Риклера, радуясь в душе этой лжи. Риклер кивал:

— Да, мы понимаем, что письмо было по-немецки. Доктор в приемном покое слышал твой рассказ и подтвердил его. Но само письмо,Тодд… Ты помнишь, что случилось с ним?