О чем молчит карта - Узин Семен Владимирович - Страница 11

11

С неведомо откуда появившейся легкостью адмирал вскочил с кресла, в котором полулежал, и поспешно поднялся на палубу, превозмогая боль в ногах, пораженных подагрой.

Ветер! Ветер! Ветер! — со всех сторон раздавалось только это слово, произносимое на все лады счастливыми голосами.

Колумб бросил быстрый взгляд на паруса корабля — под напором внезапно возникшего воздушного течения они начали надуваться, и судно чутко отзывалось на каждое дуновение долгожданного ветра, скрипя своими рассохшимися снастями. Этот скрип и прервал беспокойный сон адмирала.

Экипаж корабля как будто переродился, — куда девались апатия, бессилие, выражение обреченности на лицах, — люди оживились, приказания выполнялись быстро и ладно, работа спорилась.

Подгоняемая свежим восточным ветром, флотилия Колумба понеслась прямо на запад — к новым землям, к новым открытиям.

По прошествии недели вблизи кораблей стали показываться птицы, во множестве летящие с юго-запада в северо-восточном направлении. Мореплаватели еще более приободрились, уверившись в близости земли.

Жажда продолжала мучить путешественников — пресной воды почти не оставалось, иссякли и те запасы, которые были сделаны во время дождя.

Поэтому Колумб решил отклониться от намеченного пути и повернуть на северо-запад, с тем чтобы по возможности быстро достигнуть острова Доминики, открытого им в предыдущем плавании, пополнить там запасы воды и затем снова продолжить поиски новых земель.

Но недолго пришлось кораблям следовать новым курсом. Около полудня 31 июля с марса адмиральского корабля раздался крик: «Земля! Слева по борту земля!» Кричал приближенный Колумба Антонио Перес, заметивший в западном направлении возвышающиеся друг подле друга в ряд три горы, напоминавшие своим видом стога сена.

Обнаруженному острову (а это был остров) Колумб дал имя Тринидад, что значит по-испански троица. Вероятно, он назвал его так в честь святой троицы — отца, сына и святого духа, а может быть и потому, что над островом поднимались три вершины, придавая ему тем самым своеобразный вид.

Третья экспедиция Христофора Колумба, во время которой был открыт остров Тринидад, началась в 1498 году. В этом же году был обнаружен этот остров.

Берег больших глубин

а палубе, рассохшейся под лучами жаркого солнца, был сооружен навес. Больной Христофор Колумб, постель которого по его требованию была установлена под навесом, бoльшую часть времени проводил здесь. Его деятельная натура никак не могла примириться со сковавшим ее недугом. Он должен был все видеть, все знать, что происходит вокруг. Немощный телесно, но сильный духом, он, превозмогая страдания, продолжал распоряжаться, направляя путь кораблей.

Это было его четвертое плавание в поисках Индии. С великим трудом ему удалось получить у испанского короля Фердинанда разрешение снова снарядить экспедицию.

Наконец, чтобы избавиться от назойливого просителя, Фердинанд дал согласие, и вот после благополучного плавания через Атлантический океан Колумб снова оказался у берегов открытых им земель, Эспаньолы и Ямайки, хотя король строго-настрого предписал ему не подходить к этим островам. Вопреки запрету Колумб все же приблизился к городу Санто-Доминго, где находилась резиденция наместника испанского короля Овандо, и обратился к нему с просьбой, чтобы тот позволил ему заменить один из кораблей его флотилии, который был в очень плохом состоянии. Он серьезно опасался, что судно это не выдержит первого же шторма, настолько оно было ветхо.

Овандо категорически отказал Христофору Колумбу в его просьбе, и адмиралу ничего более не оставалось, как примириться с неизбежным. Ему, адмиралу моря-океана, теперь отказано в праве ступить на землю, которую он открыл и завоевал для испанской короны. Король лишил его благосклонности, не получив обещанных богатств. Увы, приходилось смириться.

Налетевшая вскоре буря раскидала стоявшие на рейде Санто-Доминго корабли; три судна флотилии Колумба были сорваны с якорей и долго носились по бушующему морю, потеряв из виду друг друга, другие испанские корабли постигла более печальная участь — они погибли, пав жертвой неистовствовавших волн.

В конце концов все четыре судна Колумба, счастливо избежав гибели, встретились у западных берегов Эспаньолы и находились здесь некоторое время, необходимое для починки повреждений, причиненных ураганом.

С тех пор прошло много дней. Остались далеко позади берега Эспаньолы и Ямайки, уже достаточно хорошо известные адмиралу по прежним плаваниям. Впереди была неизвестность, безбрежное море, сходившееся на горизонте с лазурным небом.

30 июля 1497 г. вдали показался небольшой островок, за которым испанцы разглядели в южном направлении гористый берег, протянувшийся на большое расстояние.

Радостная весть быстро донеслась до ушей больного адмирала, который, услышав ее, оживился и воскликнул, обращаясь к своему брату Варфоломею, сопровождавшему его в плавании:

— Слава всевышнему, брат мой, я предчувствую, что замеченный нами берег принадлежит материку. Распорядись, чтобы суда приблизились к нему. Впрочем, прежде надо расспросить жителей этого острова, к которому мы подошли. Не медли, быть может, они сообщат нам важные сведения.

— Это уже сделано — отвечал Варфоломей, — но я должен тебя огорчить, островитяне настоящие дикари, они бедны, на них мы не видели ни золотых украшений, ни жемчуга, словом, ничего, что представляет ценность.

Внезапно разговор их был прерван восклицанием тринадцатилетнего сына Колумба Эрнандо. Мальчик кричал, показывая пальцем на море: «Лодка! Лодка! Смотрите, какая большая лодка!»

Христофор Колумб, приподнявшись на локте, что стоило ему немалых усилий, взглянул в указанном сыном направлении и действительно увидел подходящую к кораблям большую длинную лодку, сооруженную, вероятно, из ствола громадного дерева. Эта неожиданно появившаяся лодка приводилась в движение двадцатью пятью гребцами, сидевшими на веслах. Они усердно работали, и расстояние между испанской флотилией и лодкой быстро сокращалось. По мере ее приближения становилось все явственнее видно, что сидящие в ней люди совершенно не похожи на островитян. Они, видимо, принадлежали к более культурному народу. Гребцы были прикрыты спереди фартуками из какой-то ткани. Посреди лодки возвышался шатер из листьев. Там восседал, очевидно, хозяин лодки, окруженный женщинами и детьми. Около него были сложены разнообразные вещи: пестрые ткани и одежда, посуда, сделанная из дерева и бронзы, оружие и другие предметы, свидетельствовавшие о том, что эти люди более высокого развития, чем до сих пор встречавшиеся Колумбу в его путешествиях.

— Есть ли у них золото? — нетерпеливо спросил Колумб, устало опускаясь на подушки, — спросите у них, знают ли они страны, богатые золотом.

Поднявшиеся на борт корабля Колумба индейцы разочаровали адмирала. У них не было ни золота, ни драгоценностей. А когда им показывали золотые украшения, они молча протягивали руку, указывая на юг, как бы давая понять, что там чужеземцы найдут то, что они ищут. Эти указания, как бы они ни были неопределенны, подкрепили надежды больного адмирала. Нетерпеливо продолжал он расспрашивать индейцев, рассчитывая получить какие-нибудь более определенные сведения.

После долгих объяснений, сначала бесплодных, индейцы наконец уразумели, чего от них добиваются люди с крылатых кораблей. Тогда вперед выступил пожилой индеец и изобразил на палубе некое подобие карты с указанием берега той страны, о которой шел разговор.

Колумб выразительно поглядел на брата и сказал:

— Этот человек может нам понадобиться, следует оставить его на корабле в качестве проводника.

Варфоломей кивнул в знак согласия.

Без особого труда ему удалось уговорить старика-индейца сопровождать испанские суда в их дальнейшем плавании. На прощание Колумб распорядился наградить индейцев всевозможными безделушками, и, получив взамен кое-какие предметы, имевшиеся в пироге, испанские мореплаватели двинулись в путь.