Собрание сочинений, том 27 - Маркс Карл Генрих - Страница 22

Единственный здравомыслящий человек, который понимает нелепость всего этого, это наш Ю[нге], который был в Брюсселе. Э[вербе]к также забил этим людям голову самыми бессмысленными вещами. У этого парня в голове теперь совершеннейшая каша, и временами он бывает близок к сумасшествию; он не способен сегодня рассказать о том, что вчера видел своими собственными глазами, не говоря уже о том, что он слышал. Но насколько он находился под пятой у Грюна, видно из следующего. Когда трирский Вальтр прошлой зимой жаловался везде и всюду на цензуру, Грюн изобразил его мучеником цензуры, который-де ведет самую благородную и неустрашимую борьбу и т. д., и использовал Э[вербе]ка и рабочих для составления и подписания в высшей степени напыщенного адреса этому ослу Вальтру с выражением благодарности за его героизм в борьбе за свободу слова!!!! Э[вербеку] до смерти стыдно, и он страшно злится на самого себя. Но глупость уже сделана, и теперь приходится опять выколачивать из него и из рабочих те несколько пустых слов,которые он с величайшим трудом вбил себе в голову и с таким же трудом вдолбил их затем рабочим. — Ведь он ничего не поймет до тех пор, пока не выучит этого наизусть, да и выученное он большей частью понимает неправильно. Если бы у него не было столько добрых намерений и если бы он вообще не был таким славным парнем, теперь в особенности, то с ним нельзя было бы иметь дело. Я удивляюсь, как мне еще с ним удается ладить; временами он делает довольно дельные замечания, а вслед за тем опять говорит величайший вздор: так, например, на его приснопамятных лекциях по немецкой истории с трудом можно было удержаться от смеха — столько он допускал в них на каждом шагу ошибок и нелепостей. Но, как я уже сказал, у него огромное рвение, и он с удивительной готовностью соглашается на все. К тому же у него неизменно хорошее настроение и постоянно ироническое отношение к самому себе, Я этого парня люблю больше чем когда-либо, несмотря на его глупости.

О Б[ернай]се рассказывать почти нечего. Я был несколько раз у него, он — один раз здесь. Приедет, вероятно, зимой сюда, остановка только за деньгами. Вестфальцы послали ему 200 франков, хотели подкупить его; деньги он взял, а их, конечно, водит за нос. Вейд[емейер] предлагал ему еще раньше деньги, он написал, что ему нужны 2000франков, иначе у него ничего не выйдет; я заранее сказал ему: вестфальцы ответят, что у них нет свободных денег и пр. — так оно и вышло. В благодарность за это он оставил себе те 200 франков. Он не унывает. ни от кого не скрывает всей своей печальной истории, по-приятельски обращается с окружающими, живет, как крестьянин, работает в саду, уписывает вовсю; я подозреваю, что у него связь с крестьянской девушкой; он и со своими горестями перестал носиться. Он, наконец, составил себе более ясное и правильное представление о партийных разногласиях, хотя сам всякий раз любит разыгрывать роль Камилла Демулена, когда что-нибудь подобное случается, и вообще в качестве партийного деятеля он никуда не годится. По поводу его правовых взглядов с ним теперь не столкуешься, так как он каждый раз старается прекратить разговор, заявляя, что политическая экономия, промышленность и т. д. — не его специальность, и при редких, встречах не получается настоящей дискуссии. Однако мне кажется, что я пробил уже небольшую брешь, и когда он приедет сюда, мне, вероятно, удастся, в конце концов, исправить его ошибку. — Как поживает ваша публика?

Твой Э.

Вопрос: Разве об истории с Толстым {77} , которая вполне достоверна,не следует сообщить лондонцам {78} ? Если он будет продолжать играть свою роль среди немцев, они могут страшно скомпрометировать некоторых поляков. А что, если этот тип сошлется на тебя?

Бернайс написал брошюру по поводу ротшильдовской полемики [67]; она выйдет в Швейцарии на немецком языке и через несколько дней появится здесь на французском языке.

Впервые полностью опубликовано на языке оригинала в Marx — Engels Gesamtausgabe. Dritte Abteilung, Bd. 1, 1929 и на русском, языке в Сочинениях К.Маркса и Ф.Энгельса, 1 изд., т. XXI, 1929 г.

Печатается по рукописи

Перевод с немецкого

11

ЭНГЕЛЬС — МАРКСУ [68]

В БРЮССЕЛЬ

[Париж, сентябрь 1846 г.]

… 7). Им следовало бы превратить параграфы о распределении дивидендов в параграфы о распределении убытков, так как если бы всего этого и не было,то они обанкротились бы уже из-за прекрасного принципа — убытки нести целиком, а прибыль делить. Таким образом, для того чтобы они смогли выдержать, дела у них должны идти вдвое лучше, чем у любого другогоиздателя. Факт тот, однако, что до сих пор все издатели, которые торговали исключительно или преимущественно запрещенными книгами, — Фрёбель, Виганд, Леске, — с течением времениразорялись: 1) вследствие конфискации; 2) вследствие вытеснения их с рынков, что обязательно происходит в той или иной степени; 3) вследствие подлостей со стороны комиссионеров и комиссионных книготорговцев; 4) вследствие полицейских угроз, судебных процессов и т. д.; 5) вследствие конкуренции тех издателей, которые лишь изредка печатают предосудительные вещи и которых, следовательно, реже посещает полиция, а потому у них больше шансов получить ходкие рукописи, тогда как менее гибким достается всякий хлам и книги, которые не распродаются. Борьба книготорговцев с полицией лишь тогда может вестись с успехом, если в ней участвует много издателей. Это, по существу, партизанская война, и прибыль получает только тот, кто лишь изредкаидет на такой риск. Рынок недостаточно велик для того, чтобы специализироваться на этом товаре.

Впрочем, совершенно неважно, разорится ли это общество, а оно обязательно разорится, что бы оно ни предпринимало; но при системе гарантий оно разорится слишком скоро; это будет нечто вроде горячки с тремя кризисами, из которых третий наверняка будет иметь смертельный исход. Так как ожидаемое поступление рукописей не может быть очень велико, то легкая форма чахотки была бы более желательна. Скверно только, что капитал общества будет расходоваться намного больше, если оно само станет заниматься печатанием. Ему нужно было бы располагать таким капиталом, чтобы быть в состоянии печатать года полтора. Ибо, предположим, что капитал, который общество затрачивает в течение первого года,равен 3000 талеров; подведение баланса после пасхальной ярмарки, если дела пойдут сносно, даст ему около двух третей, то есть по крайней мере 2000 талеров. Следовательно, ему надо иметь еще по крайней мере 1000 талеров на второй год, кроме тех 3000 талеров. Таким образом, 1/ 3— 1/ 4капитала всегда остается связанной в виде непроданных книг, у неаккуратных плательщиков и т. д. Может быть, эту сумму можно было бы добавочно получить от акционеров под видом постепенно выплачиваемого аванса. Впрочем, необходимо сперва посоветоваться с каким-нибудь книготорговцем, чтобы точно знать, какая часть вложенного капитала остается связанной в конце первого года или в течение какого времени весь капитал может обернуться один раз. Я этого как следует не знаю, но у меня есть основания думать, что в вышеприведенных расчетах я скорее преуменьшил, чем преувеличил размер постоянно связанного капитала.

Господин ответственный издатель разбогатеет со своими 20 % от извлекаемой прибыли. Если в резервный фонд включить еще 10 % возможных убытков, то получится порядочный дефицит.

Нечего и говорить о том, какие последствия будет иметь эта гарантия для писателей.Я думаю, что ее надо отвергнуть,когда дело коснется более крупных произведений. Раз общество будет основано на таких началах, то мы не сможем предложить что-либо другому издателю, так как он непременно подумает, что общество отказалосьот издания этой вещи. Я не говорю уж о том, что здесь остаются в силе те же самые причины, по которым мы отказались дать гарантию вестфальцам [69]. Ни наша честь, ни наши интересы не позволяют нам согласиться на это.