Бешеные псы - Грейди Джеймс - Страница 14

Желудок Зейна провалился куда-то вниз после того, как Б-52 подбросило, когда он избавился от нескольких тонн взрывчатого груза. К тому моменту, когда самолет выровнялся и Зейн посмотрел вниз, на черное небо, скользившее под его башмаками, бомбы были готовы взорваться уже в десяти милях за самолетом.

Мы никогда не видим вспышки. Слышим только грохот взрыва. В шутку или всерьез.

Дверцы бомбометательных люков захлопнулись.

Сквозь треск селектора до Зейна донесся голос:

— Говорит пилот. В связи с турбулентностью и изменением воздушных потоков запрашиваю смену курса. Опоздание — двадцать минут.

Надо выпутываться. Всегда что-нибудь не так. К счастью, дело только в небольшой задержке. Кайф.

Вспыхнул синий свет.

Команда Зейна подключила кислородные маски.

Вспыхнул желтый свет.

Команда отстегнула ремни, крепившие их к скамье. Сгрудилась, как можно теснее, в линию перед распашными дверцами бомбового отсека.

Красные лампочки замигали учащенно — так бьется сердце спринтера.

Зейн, Джодри и четверо добровольцев закрыли глаза.

Дверцы бомбового отсека распахнулись. Шесть человек камнем полетели вниз, выпав из чрева Б-52, воплощая мечту Зейна: первая в истории мозговая бомбежка.

Они парили, как орлы, в восьми милях над землей. Зейн и его команда заметили, что сигнальные огни их шлемов светят слишком ярко в темном небе, и, используя восходящие и нисходящие потоки воздуха, постарались сблизиться, насколько это возможно. Следуя экранам, которые выводили их к зоне выброса, они скользили вниз, покрыв двадцать миль по горизонтали в затянувшемся, озаренном светом звезд спуске, который из-за погоды задержался на полчаса, так что их парашюты с хлопком открылись уже в предрассветном тумане.

Раскинувшийся изумрудно-зеленым океаном шатер джунглей стремительно ринулся навстречу плотно прижатым друг к другу башмакам Зейна. Листья, ветви, лианы наотмашь били и хлестали его, пока он проваливался сквозь них. Пронзительно заливались птицы. Ветви деревьев вцепились в купол его парашюта. Он кувыркался, как йо-йо, пока его поджатые ноги не зависли в пятидесяти футах над землей, которую он различал сквозь пятнистое кружево листвы.

«Вишу! Я повис на дереве!»

Сквозь скрывавшие его ветви Зейн видел землю, видел других парашютистов, приземлившихся на опушке, видел самого себя, пытающегося сложить купол своего черного парашюта.

Зейн скинул шлем, сорвал обе маски, помогавшие ему не замерзнуть насмерть во время свободного падения сквозь черные небеса при температуре минус сорок. Зубами стянул верхнюю правую перчатку, когда парилка в верхушках деревьев стала прохладнее, чем жар, охвативший его торс под свитером.

«Жарища адская».

Зейн облизнул губы, чтобы окликнуть кого-то из благополучно приземлившихся парашютистов.

Секундой раньше пулеметная очередь разорвала его черный костюм, и он дернулся, обливаясь кровью.

Второй пулемет застрекотал внизу, где-то вдали. Послышались вопли.

Зейн, сжавшись в комок, висел в пятидесяти футах над землей. Стараясь замереть, не пикнуть. Его раскачивало как маятник. Подметки его башмаков терлись о тесное плетение листьев.

Крохотная фигурка в черной пижаме и конической соломенной крестьянской шляпе выскользнула из джунглей и ткнула лежащего на земле мертвого добровольца дулом своего пулемета.

«Замри! — приказал Зейн себе. — Замри, не шевелись!»

Башмаки терлись о скрывавшие его листья. Ручейки пота, стекавшие по его щекам, подчинялись закону тяготения. И падали вниз. Камикадзе. Капелька пота упала на черную пижаму.

Пронзительно вскрикнула обезьяна.

Черная Пижама завертелась на месте, наставляя пулемет на обступившие ее стеной джунгли.

Дикие орхидеи раскрылись, наполняя благоуханием рассветный воздух.

На помощь Черной Пижаме пришел северовьетнамский капитан. Отрывистым, лающим голосом капитан отдал какие-то приказы, и Черная Пижама передала ему прибор, снятый с убитого добровольца. Зейн раскачивался среди ветвей, сверху наблюдая импровизированную площадку для казни.

Трое добровольцев, пошатываясь, вышли на опушку со сложенными за головой руками. Пятеро северовьетнамских солдат и двое партизан, держа пленников на мушке, бросили снятые с них приборы к ногам капитана.

Черная Пижама сняла коническую крестьянскую шляпу.

«Партизаны под командованием северовьетнамской армии», — подумал Зейн.

«Женщина», — понял он, увидев рассыпавшиеся по плечам черные волосы.

Хорошенькая.

«Дьявольская жарища, просто поджариваешься в этом летном костюме, да еще подвешенный на дереве…»

Нельзя рисковать, расстегивая молнию на прикрепленном к животу ранце. Ни звука. Если прибор выскользнет у меня из рук, если что-нибудь упадет, прежде чем я успею выхватить АК-47, прицелюсь и открою огонь, они посмотрят вверх и начнут стрелять, даже если четко не видят меня из-за листьев. Но…

Змея, выскользнув из плетения лиан, плюхнулась на голову Зейна.

Не кричать!

Не двигаться.

Не моргать.

Не дышать, но пот льется уже в три ручья, жарко, ох как жарко, а свернувшаяся у Зейна на голове живая веревка разворачивает свои кольца, скользит по его лицу, изгибается — трехфутовая лесная гадина — и, вплотную придвинув голову, пристально глядит в немигающие глаза Зейна своими черными бусинками.

Не двигаться.

Гадюка, возможно; это десять шагов — ровно столько, сколько ты успеешь сделать после того, как она укусит тебя. Возможно, это ресничка, ведь она любит висеть на деревьях головой вниз как раз на такой высоте и может укусить тебя насмерть — вот как эта, нацелившаяся на тебя снующим черным язычком.

Змея спиралью скользила вниз по телу этой необычной обезьяны, повисшей на дереве. Потом обвилась вокруг левого башмака, вытянув голову прямо перед собой, ища место…

Зейн дернул ногой и стряхнул змею.

Кайф, пусть кайф работает на тебя.

Внизу, на поляне, над которой он висел, солдаты связывали добровольцев.

Время! Нельзя терять ни минуты! Разве что успеть дотянуться до кобуры под мышкой, выхватить АК-47; четырнадцать приглушенных выстрелов, и, как только первый охранник упадет, добровольцы смогут…

Джодри стремглав вылетел на поляну, голый, и рухнул к ногам капитана.

Дюжина вьетнамских солдат, выпихнувших его, расхохотались.

Капитан пинком поставил Джодри на колени и — на английском — выкрикнул вопрос, перевернувший все на триста шестьдесят градусов:

— Почему вы опоздали?

— А пошел ты в задницу! — ответил Джодри.

Капитан влепил пощечину стоявшему на коленях голому пленнику.

— Где еще один из ваших? Еще один американец? — заорал капитан.

— А сестра у тебя есть? — спросил Джодри.

Зейн замер, когда ботинок капитана нацелился в лицо Джодри.

«Меняй план. Удрать — теперь не главное».

Рука Зейна скользнула к подвешенному на шее футляру, где лежал его ИП.

Джодри перехватил ногу капитана в воздухе, повалил его, нырком навалился сверху и высоко занес над офицером камень, готовясь размозжить ему голову.

Мисс Черная Пижама одним выстрелом успокоила глупого американца.

Вися на дереве, Зейн видел, как умирает Джодри.

«Только не проклинай сейчас себя, — подумал Зейн. — Это все я виноват, что вишу на этом чертовом дереве. Добровольцы уже никуда не денутся. Для противника они — ничто».

Медленно, превозмогая боль, Зейн нажал на клавиши ИП, чтобы ввести в так называемый чип послание из тринадцати букв.

Все тем же лающим голосом капитан отдал приказ и послал патруль примерно из сорока солдат на широкомасштабные поиски пропавшего американского шпиона, свалившегося с неба.

Зейн был на седьмой букве своего первого послания по ИП, когда его парашют порвался.

Треснул, но негромко.

«Жара, ох какая жара. Я тут поджарюсь в этом своем костюме».

Зейн понимал, что это только вопрос времени — пока его парашют окончательно не порвется и он не рухнет на поляну. Он набрал тринадцатую букву своего послания и ткнул клавишу «Передача».