Штрафники 2017. Мы будем на этой войне - Лобанов Сергей - Страница 7

Но Кушаков не слушал, активно толкая друга задницей, удобнее устраиваясь для стрельбы.

Его автомат заработал одновременно с тугими хлопками двух миномётов «Поднос», открывших огонь со своих позиций, и пулемётной очередью, трассерами обозначившей местонахождение врага, по которому вся подскочившая по тревоге рота устроила бешеную пальбу.

Мины понеслись в сторону неизвестной группы, воя над головами, заставляя в страхе вжаться в землю, залезть в любую щель, превратиться в молекулу, в которую не сможет попасть ни один из осколков, сотнями разлетающихся во все стороны, кого-то безжалостно поражая, вырывая из глоток вопли боли. Раненые с криками катались по земле, бухали взрывы, а новые мины всё летели и летели, дико воя, лишая воли и разума попавших под обстрел.

И всё же с их стороны зло заработали автоматы и два пулемёта, свинцовый шквал устремился в сторону федеров, отвечающих плотным ответным автоматным и пулемётным огнём. Темнота расцвела сполохами взрывов, ночная тишина раскололась грохотом внезапного ближнего боя.

Остатки группы, залегая, вновь поднимаясь, быстрыми короткими перебежками понеслись к лесному массиву, стреляя на ходу. У самого леса напоролись на противопехотные мины, уставленные федерами совсем недавно и сразу пригодившиеся.

Федералы скорректировали огонь, и страшно воющие мины продолжали безжалостно накрывать оставшихся оппозиционеров.

К разрывам миномётных добавились взрывы противопехотных мин. Они подбрасывали тела, отрывали нижние конечности, нашпиговывали осколками пах и животы. Орали раненые, ухали взрывы, грохотали пулемётные и автоматные очереди…

Ночь опять выдалась лунная с невообразимым количеством звёзд на тёмном небосводе. В такую погоду хорошо признаваться в любви.

Но шла война…

– Командир, видишь двух клоунов? – поинтересовался старший лейтенант Кубаев. – Похоже, гонджубасом балуются, хулиганы. Дымина из-за брёвен валит, как на пожаре.

– Да, Куба, вижу, – отозвался капитан.

– Заняться ими? – деловито поинтересовался Кубаев, шевельнув «валом».

– Не надо, – подумав, ответил Туркалёв. – Они сейчас всё равно нихрена не видят, кроме своих мультиков. Им не до нас, им хорошо.

– Сентиментальный ты какой-то стал, командир, – нейтрально сказал Куба.

– Старею, видать, – покладисто согласился капитан.

– Движение справа, – вновь доложил Кубаев. – Отряд численностью до сорока человек скрытно подходит к позиции фéдеров.

Алексей стиснул зубы. Вряд ли это погоня за ними. Идут скрытно. Ага, вон, видны белые ленты на рукавах. Свои это. Но как некстати! Им всем сейчас только стрельбы не хватало.

Внезапно со стороны брёвен, откуда недавно поднимались видимые в прибор дрожащие струйки сигаретного дыма, раздалась короткая автоматная очередь грохотом разорвавшая ночную тишину, и одновременно ухнули первые выстрелы миномётов, стремительные трассеры пулемётной очереди улетели в сторону неизвестной группы. Завертелась кутерьма ближнего боя, когда расстояние между противниками составляет не более двухсот метров.

– Ползком к лесу! – скомандовал капитан. – Глядишь, в этом бедламе проскочим незаметно. Порядок движения прежний.

Это означало, что первым ползёт лейтенант Мамбеталиев, следом – лейтенант Седых, за ним – округлый, как и положено генералу, постоянно потеющий, несмотря на обезвоживание, и страдающий одышкой Тарасевич, за генералом ползёт командир группы, за ним следует старший лейтенант Кубаев, замыкает группу старший лейтенант Шахов.

Завязавшийся бой стал быстро смещаться в сторону спецназовцев. Беспорядочный грохот автоматных и пулемётных очередей приближался, его догоняли ухающие взрывы, первые осколки с пугающим визгом полетели над головами, что значительно осложнило ситуацию. Группа и «клиент» шли без бронежилетов, в одних разгрузках: операция не предполагала плотного огневого контакта с противником, поэтому тащить на себе лишний груз никто из офицеров не собирался, действовать приходилось скрытно и тихо, что при полной амуниции очень непросто.

Перестрелка быстро докатилась до группы. Рядом с притаившимися в траве офицерами побежали разгорячённые бойцы со знаками различия войск Объединённой Оппозиции – белыми лентами на левых рукавах курток.

Они вели огонь на бегу, иногда падали, стреляли, поднимались и бежали снова, перепрыгивая в спешке через спецназовцев, вряд ли в кутерьме успевая осознать, кто это лежит: враг или свои; целы, ранены или мертвы.

Кто-то что-то кричал, кто-то отборно матерился, отдавая приказы – то залечь, прикрывая отход остальных, то перебежками переместиться на другую позицию.

Мины выли и выстужали душу, ложась совсем рядом, осколки страшной косой секли траву.

Взрыв грохнул неподалёку от Туркалёва, вжавшегося насколько было возможно в землю, закрывшего голову руками, будто это могло помочь.

На него швырнуло нашпигованного осколками, дико заоравшего солдата. От непереносимой боли боец дрыгал ногами в берцах.

Туркалёв заставил себя открыться, перевернувшись на спину. Слышать в таком положении воющие на подлёте мины неизмеримо сложнее, чем лёжа на животе, уткнувшись лицом в землю. Он оттолкнул сучащие ноги раненого в сторону, и вновь перекатился на живот, подальше от орущего солдата.

Тут вдруг вскочил генерал-майор и с дурным от страха лицом побежал в сторону леса.

– … твою мать!!! – заорал капитан. – Ложись!!!

Неимоверным усилием воли заставив тело оторваться от спасительной земли, он дёрнулся за генералом, но услышал вой очередной летящей мины и снова вжался в землю.

Взрывы пехотной и прилетевшей мины слились почти в один. Генерала подбросило, осколки с комьями земли секущим градом полетели в стороны.

Над Янычаром пронеслась тугая горячая волна. Мгновение спустя, он поднял голову и увидел Тарасевича с оторванной по колено правой ногой. Тот, выгнувшись от мучительной боли, лежал на спине и дико орал, стуча руками по земле, судорожно скребя её холёными пальцами.

Матерясь сквозь зубы, капитан пополз к генералу, осторожно тыкая перед собою ножом разведчика, опасаясь услышать характерный скрежет. Если вдруг противопехотные мины окажутся перед ним, а генерал сумел их перепрыгнуть, напоровшись всё же на другую, то придётся искать обходной путь, и не факт, что там удастся проползти.

Лезвие ножа беспрепятственно уходило в землю. Мины на подлёте продолжали выть, разрываясь где-то впереди, ближе к лесу. Там же бухали противопехотные. На них напоролись остатки отряда, стремящиеся к спасительному лесному массиву.

Капитан дополз до Тарасевича и вколол ему промедол. Генерал обмяк, а Янычар принялся перетягивать культю с торчащей костью и бьющей толчками чёрной кровью. К капитану подползли остальные парни и начали помогать.

– Все целы? – неожиданно охрипшим голосом спросил Алексей.

– Меня в левое плечо зацепило, – ответил Седых. – Рука немеет.

– Куба, помоги Негативу, – попросил Янычар.

Кубаев стал оказывать ему первую помощь.

Тарасевич, тяжело дыша, спросил:

– Что со мной?

– Ранены вы, товарищ генерал-майор, – тактично ответил капитан, продолжая перетягивать культю.

– Яйца… Яйца целы? – срывающимся голосом спросил Тарасевич.

Он приподнялся и увидел, что правой ноги до колена нет.

– Ы-ы-ы!!! – завыл генерал. – Нога!!! Где нога?! Найдите ногу!!! Её пришьют в госпитале!!!

– Диск где? – жёстко спросил Туркалёв.

– Ы-ы-ы!!! – не слыша его, выл генерал. – Найдите ногу!!!

– Мамба, посмотри, – коротко бросил капитан Мамбеталиеву.

Тот, немного приподнявшись, осмотрелся, что-то увидел в высокой траве, пополз в ту сторону, тоже аккуратно тыкая перед собою ножом. Потом, не разворачиваясь, начал пятиться. Молча показал капитану измочаленный кусок чужой ноги в берце. Отстранился так, чтобы свет проклятой луны попал на уцелевшую ногу Тарасевича, сравнил берцы на целой ноге и на оторванной, отрицательно покрутил головой. Оба были левые и вообще не похожи. У генерала новый, качественный, а у Мамбы в руках стоптанный, с полустёртым каблуком, вместо шнурка кусок медной проволоки.