Проигравший из-за любви - Брэддон Мэри Элизабет - Страница 100

«Я не думаю, что где-либо может существовать более уютная комната в зимний вечер или лучшая каминная решетка, — говорила она себе. — Я надеюсь, что дымоход в Коттедже Мальвины не очень коптит и что там есть неплохая печь, чтобы стряпать пироги. Джарред мог бы сделать мне приятное, попросив сходить в Кэмбервелл и посмотреть дом до того, как все решить, но он всегда столь поспешен в своих действиях».

Миссис Гарнер налила себе в задумчивости чашку чая и достала из буфета остатки вчерашнего обеда, но она была слишком взволнована, чтобы думать о приятных сторонах жизни, и поэтому холодные бараньи ребрышки не слишком впечатлили ее. Она сидела, тихонько пила чай и то и дело покачивала головой и вздыхала, выплакав все слезы. Так она выпила три чашки и приняла решение:

«Пойду прогуляюсь по Вимпоул-стрит и взгляну на нее перед тем, как оставлю это место, — говорила она себе. — Мне никогда не надоедало ходить туда в течение всех этих лет. Я чувствую, что не смогу уехать отсюда навсегда до тех пор, пока не взгляну на нее и снова не услышу ее голос. Я ничего не добиваюсь от нее, не нужно мне богатства, я не хочу навязываться ей, но я чувствую, что мне необходимо увидеть ее».

Миссис Гарнер поднялась и умыла лицо, на котором остались следы слез. Она почистила платье, завила волосы и надела чистый воротничок и большую, внушающую благоговение брошь, представлявшую собой прямоносую Минерву в шлеме, которую миссис Гарнер упорно принимал за Британию. С тех пор, как она продала черное сатиновое платье и вообще свое дело, у миссис Гарнер не осталось хорошей одежды; она чистила и гладила каждый день свое обычное платье и считала себя вполне опрятно одетой леди. Пока она разглядывала свое лицо и шляпку в маленьком запыленном зеркальце, ей пришла в голову мысль, что в целом она совсем не лишена обаяния.

Было около шести часов и она знала, что Джарред сейчас занят Коттеджем Мальвины так, как ребенок может быть занят новой игрушкой, и вряд ли вернется до наступления темноты. Она приготовила ему ужин — пару свиных отбивных и почки — и почувствовала себя свободной, она закрыла дверь в гостиную, положила ключ под коврик — условное секретное место, — и вышла из дома.

Узкими улочками она добралась до Регент-стрит, а затем пересекла Кавендиш-сквер и Вигмор-стрит и затем подошла к Вимпоул-стрит. Она шла, глядя на номера домов, пока не дошла до двери доктора Олливента. Здесь она остановилась, постучала в дверь и позвонила в колокольчик.

«Я чувствую себя слабой и уверена, что упаду, если дверь сейчас не откроют», — сказала она себе.

И хотя с открыванием двери произошла некоторая заминка, миссис Гарнер ухитрилась-таки устоять на ногах и смогла сказать слуге, что она желала бы видеть миссис Олливент по особому делу.

— Я не думаю, что моя хозяйка сможет увидеть вас, — ответил он, — мой хозяин болен, а миссис Олливент в его комнате.

— О! — воскликнула миссис Гарнер, — мне просто необходимо увидеть ее этим вечером.

— Только если это пойдет ей на пользу, пожалуйста, — сказал слуга, почти закрыв дверь, перед лицом гостьи.

Это возымело свое действие, и миссис Гарнер собралась с духом.

— Я не нищенка, хоть и не езжу в собственном экипаже, — ответила она. — Возможно, если бы вы были добры и передали ей мою просьбу, то она бы, наверное, согласилась принять меня.

Слуга с сомнением взглянул на нее. Ведь в конце концов эта невзрачная женщина могла быть бедной родственницей его хозяйки. Вероятно, не следует отказывать этой несчастной.

— Если вы войдете и подождете несколько минут, то я сообщу о вашем приходе, — сказал слуга.

Миссис Гарнер вошла в холл и затем ее препроводили в столовую, тускло освещаемую светом сумерек, где не было ничего особенного, что представляло бы интерес для гостя с воровскими наклонностями, если бы таковой появился. Буфет был закрыт, даже старые книги, обычно лежащие для развлечения приходящих пациентов, были сейчас собраны и аккуратно сложены в шкаф.

— Ваше имя, мэм.

— Гарнер, — ответила гостья нерешительно, как будто бы стесняясь своей фамилии.

Слуга удалился и послал горничную наверх с сообщением, что персона с фамилией Гарнер, утверждающая, что имеет некоторые отношения с миссис Олливент-младшей, ожидает ее в столовой. Сам же он остался наблюдать за тем, чтобы миссис Гарнер не смогла скрыться с каминной решеткой или с мраморной подставкой для часов или не предприняла вылазку в холл.

Флора вышла из комнаты, где лежал муж, взволнованная и удивленная. Девушка забыла имя миссис Гарнер и лишь только сказала, что некий родственник ожидает миссис Олливент внизу. Это было весьма волнующее сообщение для Флоры, которая едва ли знала о существовании кого-либо из ее родных.

Доктор спал тем беспокойным сном, от которого, казалось, было так мало проку. За ним очень хорошо ухаживали, его мать прибыла с виллы и день, и ночь сидела рядом с ним, так что профессиональным сиделкам теперь было гораздо легче выполнять свою работу.

— Что мне делать, мама? — спросила Флора беспомощно, когда служанка сообщила ей о приходе миссис Гарнер.

— Тебе лучше сходить и увидеть эту персону, моя любовь. Не думаю, что может быть какой-либо вред от встречи с ней.

Флора неохотно спустилась к своей неизвестной гостье. Слуга открыл дверь в столовую перед ней с необычайной манерностью.

— Мне принести лампу, мэм?

— Пожалуйста, — сказала Флора, боясь находиться в темноте с незнакомкой.

— Я надеюсь, вы простили мое прошлое вторжение, — начала гостья.

Флора издала возглас изумления.

— Я думаю, что слышала этот голос раньше, — воскликнула она.

— Да, моя дорогая леди, мы уже встречались.

— О, вы та нехорошая старая женщина! — крикнула Флора с возмущением. — Я вас узнала. Как смели вы прийти сюда, да еще и называться моей родственницей. Вы! Вы, которая могли бы спасти меня от долгих лет агонии, если бы только сказали мне тогда правду, когда приходили ко мне в Кенсингтон! Вы ведь знали, что сердце мое разбито придуманной любовью, знали, что доктор Олливент, самый лучший и благородный человек на свете, переживал из-за убийства, которого, к счастью, не было.

— Обстоятельства влияют на жизнь, моя дорогая леди, — произнесла миссис Гарнер. — Были причины, почему я не могла разговаривать в тот день. Счастье и благосостояние моей внучки зависели от этого секрета, эту девочку я растила с трех лет и она была мне как дочь. Я сказала лишь то, что могла сказать. Я скрыла от вас, что было бессмысленно, горевать о том, для кого милее всех была Луиза Гарнер. Но большего я не могла сказать. Когда мой сын Джарред доверил мне тайну об Уолтере, он заставил меня поклясться, что я никому не скажу ни слова об этом. Я бы не была здесь сегодня, если бы не услышала от Луизы, что вы и Уолтер Лейбэн встретились в Киллерни и что тот секрет не секрет уж более.

— И то была ваша внучка — жена мистера Лейбэна, которую я видела с ним, — сказала Флора с непроизвольным сарказмом.

— Да, то была наша Лу, самая лучшая из девушек и лучшая из внучек. Ни разу мы не ссорились в течение всех трех лет, которые провели вместе, — сказала миссис Гарнер, забывая о былом недопонимании.

— Она очень хороша, — сказала Флора с некоторой печалью в голосе.

— Она всегда была симпатичной, но особенно похорошела после того, как вышла замуж. Благосостояние делает с людьми поразительные перемены. Я считалась хорошенькой молодой женщиной в свои дни, — сказала, вздохнув, миссис Гарнер, — но красота моя отличалась от красоты Лу. Она взяла все от Гарнеров. Шрабсоны были светлыми и голубоглазыми, моя дочь, уехавшая в Австралию, была Шрабсон, ее глаза были такими же голубыми, как ваши, да, моя дорогая леди, такими же, как ваши, с тем же самым взглядом.

Флору, не очень заинтересовали эти детали. Она с глубочайшим чувством злости и жалости думала о том, что эта женщина могла, но не спасла ее от мучений.

— Вы знали, что мой муж считает себя виновным в смерти Уолтера Лейбэна? — спросила она. — И что ваш сын вымогал у него деньги за молчание?