Танцовщица из Атлантиды - Андерсон Пол Уильям - Страница 19

Ариадна? Значит, это не имя, как в мифе, а титул. Он означает «Священнейшая».

— Я знаю, что Атлантида погибнет в огне, пепле, буре и распаде, — сказала Эрисса.

— Выходит, ты знаешь почти столько же, сколько я, — ответил Рейд. — Мало сведений об этом дошло до моего века, слишком давно это было.

Он читал несколько популярных книг, в которых, по результатам раскопок, излагалось несколько гипотез об Атлантиде. Группа небольших островов казалась незначительной. Но это были остатки острова Санторин, взорвавшегося некогда во время извержения, затмившего извержение Кракатау. А потом некоторые ученые — прежде всего Ангелос Галанопулос — стали реконструировать погибший остров и получили картину, удивительно напоминающую описание платоновской Атлантиды. Известно, что под лавой и пеплом погребены древние стены. Там могли, как в Помпее, сохраниться участки огорода, не тронутые катастрофой.

Разумеется, Платон в своих диалогах «Тимей» и «критий» приукрасил картину. Погибший континент он поместил в середину океана, отдалил и наделил могуществом, равным современным ему Афинам. Но были основания считать, что сквозь классическую легенду просвечивают воспоминания о Минойской империи.

Предположим, его вычисления ошибочны. Платок утверждал, что заимствовал свой рассказ у Солона, а тот слышал его от египетского жреца, а жрец, в свою очередь, прочел его в древней рукописи. При переводе египетского счисления на греческое легко ошибиться: количество месяцев может быть принято за количество лет.

Логика вынудила Платона перенести свою Атлантиду за Столбы Геракла. В Средиземном море для нее попросту не было места. Итак, отбросим явно придуманные страны по ту сторону Океана, уменьшим размеры города. И получим остров Санторин. Теперь заменим годы на месяцы. Тогда дата гибели Атлантиды будет находиться где-то между 1500 и 1300 годами до нашей эры. А это совпадает с 1400 годом до нашей эры плюс-минус десять лет — временем, которым археологи датируют гибель Кносса и падение Талассократии.

Но Эриссе все этого не станешь объяснять.

— О чем вы говорите? — рявкнул Ульдин.

— Мы знаем, что взорвется остров, — сказал ему Рейд. — Произойдет самая ужасная катастрофа в этой части мира. Разлетится на куски гора, с неба посыплются камни и пепел, тьма распространится до самого Египта. Критский флот исчезнет в волнах, а другой защиты у крита нет. Города будут разрушены землетрясениями. Ахейцы легко смогут захватить остров.

Посреди этого островка священного мира обдумывали они грозные слова Рейда. Шумел ветер, гудели пчелы.

Олег, прикрыв глаза, спросил:

— А почему ахейские корабли уцелеют?

— Потому что они дальше, — предположил Ульдин.

— Нет, — сказала Эрисса. — Мне рассказывали. Корабли разбивало о берег, стена воды прошла вдоль всего Пелопоннеса и западного побережья Азии. Но афинский флот не пострадал. Он был в открытом море. Тезей до конца жизни похвалялся, что на его стороне сражался сам Посейдон.

Рейд кивнул. Он знал кое-что о цунами.

— Вода поднимается над холмами и сносит все на своем пути, — сказал он. — Но в открытом море такая волна почти незаметна. Вероятно, корабли критян были в гавани или возле побережья, которое они защищали. Вал подхватил их и понес на сушу.

— Как при хорошем приборе, — сказал Олег и поежился.

— В тысячу раз страшнее, — сказал Рейд.

— Когда это будет? — спросил Ульдин.

— В начале следующего года, — ответила Эрисса.

— Весной, — уточнил Рейд, так как у русских года считались по-другому, а гунны, поди, вообще не знали календаря.

— Так, — сказал Олег после паузы. — Так…

Он подошел к женщине и неловко похлопал ее по плечу.

— Жаль мне ваших, — сказал он. — И ничего нельзя сделать?

— Можно ли противостоять демонам? — спросил Ульдин. Эрисса не глядела на спутников.

— Духи добры к нам, — продолжал гунн. — Мы на стороне победителей.

— Нет! — вспыхнула Эрисса. Она глядела на мужчин, сжав кулаки. Взгляд ее горел. — Этого не будет! Мы предупредим Ариадну и Миноса. Атлантида и прибрежные города будут переселены. Флот выйдет в море и прижмет корабли проклятых афинян к берегу. Тогда империя выживет.

— Кто нам поверит? — вздохнул Рейд.

— Да и можно ли изменить предначертанное — негромко спросил потрясенный Олег. Он крестил воздух.

— Да и зачем? — пожал плечами Ульдин. — Афиняне — народ здоровый. Духи благоприятствуют им. Только безумец станет с ними бороться.

— Замолчи, — сказал Олег. — Опасны твои слова.

Эрисса сказала со спокойствием божества:

— Но мы попробуем. Я знаю, как. И ты, Дункан, скоро узнаешь.

— Во всяком случае, — сказал Рейд, — Атлантида — наша единственная возможность вернуться домой.

11

Вечером пошел дождь. Он хлестал в стены, стекал с крыш, журчал между булыжниками двора. Ветер свистел и хлопал дверями и ставнями. Глиняные жаровни в зале не могли рассеять влажный холод, а лампы, факелы и пламя очага не в силах были отогнать ночь. Под балконами жались тени, они падали на воинов, которые сидели на скамьях и негромко разговаривали, поглядывая в сторону тронов.

Эгей кутался в медвежью шкуру и молчал. За царя говорили Тезей и Диор. В противоположной группе Олег и Ульдин также хранили молчание.

Рейд и Гатон разговаривали впервые — они виделись лишь мельком, когда чужеземцев, как требовали правила, представили Голосу Миноса. Но с той поры, как Гатон вошел в зал и снял мокрый плащ, взгляды их встретились, и они стали отныне союзниками.

— Что за дело ко мне, что не могло подождать до утра? — спросил Гатон после необходимых формальностей.

Речь его была вежливой, но не почтительной, поскольку он представлял владыку Крита. Рангом ниже вице-короля, но выше обычного посла, он наблюдал, сообщал в Кносс, следил, чтобы афиняне оставались верными данниками. На вид это был истый критянин: красивый, с большими темными глазами, сохранявший стойкость несмотря на годы. Волнистые черные волосы его были перевязаны лентой, две пряди свисали перед ушами, сзади аккуратно расчесанные локоны спускались почти до талии. Он был гладко, насколько позволяли ножницы и серпообразная бронзовая бритва, выбрит. Одежда его походила на египетскую: между Критом и Египтом издавна существовала тесная связь.

Тезей склонился вперед. Отблески огня играли на его мощной фигуре, сверкали в хищных глазах.

— Наши гости желали встретиться с тобой как можно скорее, — заявил он. — Они рассказали нам об оракуле.

— Дело Богини не ждет, — подхватил Рейд. Эрисса объяснила ему, что торопливость в данном случае будет убедительной. Рейд поклонился Гатону. — Господин Голос, ты знаешь, что нас привело из разных стран. Не знаем, случайно ли это произошло или по воле богов, а если так — то по воле какого божества, и что от нас требуется — тоже не ведаем.

Сегодня мы выехали поискать спокойное место, чтобы побеседовать. Приставленный к нам от царя человек посоветовал направиться в рощу Перибеи. Там госпожа Эрисса принесла жертву по кефтскому обряду Богине, которой она служит. Вскоре мы уснули и увидели сон. Причем все один и тот же, даже наш проводник.

Олег переминался с ноги на ногу. Он-то видел, как Эрисса внушала это сновидение Пенелеосу. Ульдин слегка фыркнул — словно блик света исказил его шрамы. Порыв дождя ворвался в дымовое отверстие, в очаге зашипело, затрещало, повалили клубы серого дыма.

Гатон сделал ритуальный жест. Но лицо его выражало не тревогу, а задумчивость в противоположность боли Эгея, сдержанной ярости Тезея и скрытому недоверию Диора.

— Несомненно, это знамение свыше, — сказал он ровным голосом. — Так что же вы увидели?

— Как мы уже поведали нашим хозяевам, — ответил Рейд, — к нам подошла женщина в одежде высокородной критянки. Лица ее мы то ли не видели, то ли не можем вспомнить. В каждом кулаке она держала по змее, которые вились вокруг ее рук. Она шептала, и шепот ее сливался со змеиным шипением: «Лишь чужеземцы смогут донести мое слово: пусть разделенные дома соединятся, и море будет оплодотворено молнией, когда Бык соединится с Совой. Но горе вам, если вы не услышите!»