Танцовщица из Атлантиды - Андерсон Пол Уильям - Страница 17

— Прости чужеземца, господин, — осмелился возразить Рей. — Но разве эта дань — лес, зерно, товары — не обеспечивает вам защиту от пиратов и не окупается?

Тезей фыркнул.

— Пираты — это по мнению Миноса. Почему бы нашей молодежи не показать себя? Путь бы захватили левантийский корабль с грузом олова или город у хеттов. Но нет, это-де может испортить торговые связи критян, — он помолчал. — Кстати, почему бы не позволить моему отцу объединить Аттику? Почему не соединиться всем ахейским царям? Настал бы конец всем войнам. Но нет, этому препятствует Минос, связав нас цепью договоров. Он разъединит нас, «варваров», чтобы мы были слабее…

— Равновесие власти… — начал Рейд.

— А весы в руках у Миноса! Послушай. К северу и востоку отсюда, в горах, живут подлинные варвары. Они рыскают, как волки. Если мы, ахейцы, не соберемся вместе, они в конце концов нападут на нас и одолеют. Где уж тут сохранить цивилизацию, если летописи сгорят вместе с городами?.. Цивилизация… — продолжал Тезей через некоторое время. — Почему нам отказывают в принадлежности к ней? Мы что, врожденные идиоты? Жители Аргоса сочли, что древняя письменность критских кое удобное, что им сейчас пользуется половина чиновников кносса.

«Вот и разгадка тайны линеарного письма А и В, — подумал Рейд. — Это не результат завоевание гомеровских греков, их еще нет, это просто усвоение полезного иноземного изобретения — так европейцы усвоили арабские цифры и китайскую бумагу или каяки эскимосов. Да и сам-то он зачем ехал в Японию? Очевидно, некоторое количество ахейцев проживало в Кноссе и других городах Крита. Из их числа нанимали писцов, знающих линеарное письмо В, а писцы, понятно, предпочитали свой язык, который этому письму лучше соответствует.

Пятая колонна?».

— Впрочем, я-то не считаю это великим изобретением, — сказал Тезей. — Ковырять глиняные таблички или царапать папирус не пристало мужчине.

— А что же пристало, мой господин?

— Пахать, сеять, пилить, строить, ходить на охоту, ходить в море, воевать, любить и оставить надежный дом для семьи и честное имя для потомков. А для нас, царей, — защищать и укреплять свои царства.

Лошади заржали. Тезею понадобилась целая минута, чтобы с помощью бича и вожжей справиться с ними. После этого он держал вожжи обеими руками, глядел вперед и говорил монотонно, не оборачиваясь:

— Я расскажу тебе, это не тайна. Полвека назад каледоняне со своими союзниками организовали поход, высадились на юге Крита и разграбили несколько городов так основательно, что их до сих пор не отстроили. Поход был успешным потому, что готовили его втайне и потому, что трое правивших один за другим Миносов были слабы и изнежены, запустили свой флот. Крит к тому времени обезлесел, а ввозить предпочитали не бревна, а предметы роскоши.

Но вот назначили нового адмирала. Он собрал остатки флота и на следующий год разгромил каледонян. Вскоре на трон взошел новый Минос и поддержало адмирала Рекла. Они решили подвести под свое ярмо ахейцев, владеющих морскими портами и могущих угрожать Талассократии.[2] Так они и сделали. Где сами воевали, и где натравливали нас друг на друга.

Двадцать семь лет назад отец мой Эгей решил избавиться от зависимости и объединить Атику. Он восстал, но восстание было подавлено. Минос оставил Эгею его трон, но наложил тяжкую дань. Среди прочих ее условий есть и такое: каждые девять лет семь юношей и семь девушек из благородных семей отправляются в Кносс и живут там в качестве заложников до прибытия следующей партии.

— Что? — спросил Рейд. — Значит, их… не приносят в жертву Минотавру?

Тезей оглянулся на него:

— О чем ты говоришь? Какая жертва? Разве ты не понял этот коварный замысел? Заложников привозят в Кносс в том возрасте, когда происходит становление человека. Возвращаются они взрослыми людьми, готовыми заседать в наших советах и продолжать могущественные роды. Но всем им до смерти хочется жить, как критяне.

Так вот. Диор был уже в ту пору мудрым советчиком. Без него условия мира были бы еще тяжелее. Своих сыновей у моего отца тогда не было и, естественно, одним из первых заложников оказался мой дядя. Диор посоветовал моему отцу отправиться в Трезену, на полуостров Аргос. Тамошний царь наш родственник и тайный союзник. Они договорились, что отец соединится с дочерью царя, чтобы она зачала наследника — втайне. Этим наследником стал я.

Рейд подумал, что в этом мире, лишенном надежных средств связи и разделенном непроходимыми дебрями, такую тайну сохранить нетрудно.

— Я вырос в Трезене, — продолжал Тезей. — Она тоже платила дань Криту. Это бедное царство, и критянина там редко увидишь. Но нашим богатством было мужество. Я еще бриться не начинал, когда помог очистить окрестности от хищников и разбойников.

Диор часто навещал меня. А пять лет назад привез в Афины. Я требовал признать меня наследником. Но мои двоюродные братья, влюбленные в Крит, отказались. Правда, выхватить мечи не успели. Тут уж Минос не мог ничего поделать.

«Или не захотел, — подумал Рейд. — Империю интересует мир на границах и на торговых путях, а не дрязги вассалов. А потом будет поздно».

— Каковы же твои планы, мой господин? — Рейд чувствовал себя вправе задать этот вопрос.

Тяжелые плечи под развевающимся плащом приподнялись и опустились.

— Делать то, что надлежит. Вот что я скажу тебе, Дункан. Я знаю, что происходит в Талассократии. Я там бывал, и не только царским гостем, которого угощают вежливой болтовней и кому показывают только то, что нужно хозяевам. Нет, я бывал там под другими именами, и торговцем, и моряком. Я смотрел, слушал, разговаривал с людьми, узнавал.

Тезей снова повернулся и поглядел на Рейда тревожными глазами.

— Обрати внимание, — сказал он, — что сегодня я не произнес ни одного слова, которое могло бы мне повредить. В Кноссе и без того знают, что на материке неспокойно. Но они уверены в своей безопасности, пока их флот превосходит по численности объединенные флоты ахейцев. Поэтому наше ворчание их не волнует. Время от времени нам даже бросают кость — мы прикрываем их от нашествия горцев. Я не сказал ничего такого, чего не слышал бы здешний критский резидент, ничего такого, чего не мог бы повторить первому министру Миноса во время официального визита в Кносс.

— Да я и не обвиняю тебя ни в чем, мой господин! — Рейд искренне пожалел, что он не дипломат.

— А теперь и тебя затянуло в эту игру, — проворчал Тезей. — Твои знания, твое волшебство — что за этим кроется? Я хочу знать правду.

— Ты видишь свою правду, — подумал Рейд. — А у Эриссы своя. А я пока вообще слеп.

— Мне не нравится, что тебе нашептывает твоя критянка. Или то, что она делает с тобой благодаря своим чарам. Диор предупредил меня, что она ведьма и ей покровительствует ее Богиня.

— Не знаю… Вы ведь тоже поклоняетесь этой Богине, мой господин.

Внезапно личина государственного мужа спала с Тезея, обнаружив под собой первобытный страх. Тезей прошептал:

— Она очень древняя, очень сильная. Если бы я нашел оракула, который подтвердил, что она всего лишь жена отца нашего Зевса… Гей! — прикрикнул он на лошадей и щелкнул бичом. — Вперед!

Колесница покатилась быстрей.

10

Возможность поговорить без свидетелей представилась три дня спустя, когда Диор привез Олега и Ульдина назад в Афины. Для Рейда это были дни, полные впечатлений, каскад зрелищ, звуков, запахов, песен, рассказов. То и дело он внезапно осознавал, что на самом деле означает такой-то миф, такая-то поэтическая строка. А по ночам они по молчаливому уговору с Эриссой не говорили о своей судьбе. Тревога, тоска по дому, культурный шок притупились в нем.

Русский и гунн вернулись в прекрасном настроении. Олег рассуждал о новшествах, которые он внесет в судостроение и металлургию. Сдержанный Ульдин тоже был полон энтузиазма. В Аттике оказалось полно быстрых и выносливых лошадей, годных под седло, и молодых людей, интересующихся кавалерийским делом. Он сказал, что через несколько лет смог бы создать войско, которое никто в этом мире не сможет остановить. И все это говорилось в зале перед Эгеем, Тезеем, Диором и военачальниками.