Двенадцать башен - Юй Ли - Страница 19

Как известно, у богачей свои вкусы и привычки. Тан Юйчуань с сыном, едва купив дом, стали тотчас же его перестраивать. Поменяли балки, колонны и вообще придали ему совершенно иной облик. Представьте себе, что к прекрасному пейзажу вы добавили травинку или убрали деревце. Кажется, мелочь. А первоначальный замысел картины сразу же изменился, исчез. То же самое получилось и здесь. После перестройки дом потерял свою изначальную прелесть. Как в поговорке: «Хотели железо превратить в золото, а получилось наоборот». Всякий, кто приходил сюда, замечал, что и дом, и сад, слов нет, просторные, но чего-то в них не хватает. А вот башня действительно хороша! Недаром хозяин не захотел ее продавать. Отдам большее, возьму меньшее, как говорится, вместо чжана [105]железа получу цунь [106]золота.

Услышав подобные толки, старый Тан и его сын было расстроились, решив, что допустили просчет, однако настырные, как и все богачи, от своих планов не отказались. Они призвали посредника и велели ему заставить Юй Сучэня написать новую купчую, по которой башня отошла бы к ним.

Надо бы вам знать, что после продажи поместья Юй перестал заниматься строительными работами, поэтому особых расходов не имел, долгов не делал и даже кое-что скопил. Поэтому продавать башню не собирался и так сказал посреднику:

— Если продам башню, где тогда мне жить? Нет, башню я не продам, если бы даже мне пришлось пойти по миру. Так и скажите этому Тану. Пускай не мечтает о башне!

Посредник передал Тану свой разговор с Юй Сучэнем.

— Вот видите, батюшка, вы хотели этого ученого мужа перехитрить, да сами оплошали, — ехидничал сын.

— Он сейчас упрямится, а не думает о том, что будет после его кончины. Ведь полвека он прожил, а потомства не нажил. Протянет ноги, так вся его челядь перейдет к чужим людям. А ты о какой-то башне толкуешь!

— Может, это и так, но дождемся ли мы того часа, когда он ноги протянет? Не лучше ли получить башню заранее?

С той поры Таны только и думали что о башне и не переставали молить Небо, чтобы Юй Сучэнь поскорее умер или на худой конец, разорился. Нужда заставит его быть посговорчивее.

Но, как говорится, человек предполагает, а Небо располагает. Юй Сучэнь не разорялся и не умирал, как того ему желали Таны. Напротив, мало-помалу он встал на ноги и больше не думал о том, во что ему одеться, что поесть. С какой же стати продавать башню?

Богач и его сын пали духом, гадали да рядили, что бы еще предпринять и, наконец, придумали. Через посредника они предложили Юй Сучэню выкупить у них имение.

— В одном поместье две семьи не могут жить! — заявил старший Тан. — Юю из его башни видно все, что творится у нас в доме. Он может смотреть на наших женщин, мы же, между прочим, жен его не видим. Терпеть подобную несправедливость просто невозможно!

Выслушав посредника, Юй Сучэнь сразу же смекнул, что соседи и не думают продавать поместье, что все это одно притворство. Просто им не терпится заполучить башню. Юй, разумеется, ответил отказом. Тан и его сын пришли в ярость и решили затеять тяжбу. Они написали в суд бумагу, в которой заявили, что готовы вернуть прежнему владельцу его имение, на деле рассчитывая подкупить чиновников ямыня, дабы те помогли отобрать у Юя башню. На их беду, судья оказался человеком честным. В свое время он сам влачил существование бедного ученого и немало натерпелся от богачей.

— Юй Сучэню не под силу выкупить имение! — сказал судья. — К тому же совершенно ясно, что эти богачи вознамерились прибрать к рукам все имение и ради богатства, как говорится, готовы пожертвовать гуманностью. Я же, государев чиновник, считаю, что ради гуманности следует пожертвовать богатством.

Он отчитал Танов, разорвал в клочки их прошение и прогнал прочь.

У Юй Сучэня в далеких краях был друг-побратим, столь же богатый, сколь и щедрый, равнодушный к деньгам. Как-то он приехал к Юй Сучэню и, узнав о продаже имения с садом, весьма огорчился, даже вздохнул. Он расстроился еще больше, услыхав, что соседи строят всяческие каверзы, пытаясь лишить Юя единственного пристанища. Друг предложил крупную сумму, дабы помочь Юю выкупить имение. Но, застенчивый по природе, Юй решительно отказался от денег. Он не взял бы и ляна, даже пяти цяней [107], не говоря уже о тысячах лянов! Юй не хотел докучать другу своими заботами. Он поблагодарил за участие и сказал, что помощь его не достигнет цели.

— Издавна люди продавали свои жилища. Так уж повелось! — сказал он. — То, что можно сохранить при жизни, нельзя сохранить после смерти. Вот ты сейчас обо мне беспокоишься, предлагаешь мне деньги. Допустим, я выкуплю свое имение, а лет через пять умру. Наследника, как тебе известно, у меня нет. Что получится? А то, что все здесь, до последней черепицы, попадет в чужие руки. Вот чем обернется твое благородство и бескорыстие! Какой же смысл выкупать поместье?

Юй говорил с такой убежденностью, что друг решил не настаивать. Через несколько дней он собрался уезжать и на прощанье сказал:

— Сегодня ночью я видел здесь белую мышь, она побегала-побегала и юркнула в норку. Думаю, что это мышь не простая, она вестница бога богатства. Так что смотри, ни в коем случае не продавай башню! Кто знает, может быть, она принесет тебе богатство!

— Премного благодарен за совет! — усмехнулся Юй Сучэнь.

Они простились.

Есть древнее изречение: «Даже шальное богатство не идет бедняку в руки». Оно и правда. Смотришь, иной богач вдруг выкопает клад. А вот бедняк, который от нужды продал последнюю вещь, не найдет и половины медной монеты. Юй Сучэнь, как человек трезвого ума, не верил в чудеса, а потому на слова друга ответил лишь улыбкой. Искать клад в земле он, разумеется, не собирался.

Между тем Тан Юйчуаню и его сыну, которые натерпелись в суде стыда и так и не получили башни, ничего не оставалось, как ждать кончины Юя, чтобы завладеть всем его хозяйством. Заметим, что богачам обычно удается все рассчитать наперед, не подвластны им только жизнь и смерть. Вопреки их расчетам, Юй Сучэнь не только не умер, но, наоборот, к шестидесяти годам стал как будто крепче и здоровее. Вскоре у него родился сын. По этому случаю в Башне Трех согласий собралось видимо-невидимо гостей, которые явились с поздравлениями.

— Это счастливое событие — залог возвращения вашего богатства!

Богач Тан и его сын пришли в смятение. Оно и понятно. Мало того, что они не смогли завладеть башней, так теперь их надежды, кажется, рухнули насовсем. Спустя месяц к ним неожиданно пожаловал посредник.

— Вам, конечно, известно, что у господина Юй Сучэня родился наследник. От частых приемов он сильно поиздержался. Как говорится: «В доме ни соли, ни уксуса». Короче говоря, он почти лишился средств к существованию. И сейчас у него одна забота — как жить дальше. Он уже вывесил объявление о распродаже имущества. Случай счастливый, и вам его упускать не следует! Действуйте немедленно!

Тан с сыном едва не тронулись умом от радости. Одно их тревожило, как бы Юй Сучэнь не продал имение кому-нибудь другому, ведь на них он затаил обиду. К их удивлению, Юй сказал:

— Оба наших рода, Тан и Юй, нельзя сравнивать с другими. Наш предок, государь Яо, преподнес в дар Шуню всю Поднебесную. Увы, предок Шунь, как известно, не смог ему ничем отплатить. Говоря по справедливости, потомкам нашего рода надлежит отдать все свое имущество задаром, так что брать с них деньги даже как-то неловко. Стоит ли из-за какой-то мелочи пренебречь великой добродетелью наших предков! Словом, передайте господину Тану, чтобы не тревожился. Я продам ему имение совсем дешево!

Узнав об этом, богач воскликнул:

— Предки покровительствуют нам, потому что я всегда превозносил их добродетели. С их помощью я занял в жизни высокое место! Какое счастье иметь в роду истинных мудрецов!

Вместе с посредником он отправился к Юю заключать сделку. А как известно, Тан для себя старался извлечь выгоду из всего. Не изменил он своему правилу и на сей раз, всячески стараясь остаться в наибольшем выигрыше. Юй Сучэнь не стал торговаться. Подражая древнему предку, уступившему когда-то свой трон, он подыскал себе домик из нескольких комнат, крытый соломой, и переселился в него. Таким образом, он продолжил традицию рода. Нашлись приятели, которым этот его поступок не пришелся по нраву, и они с присущей им прямотой сказали: