Ходячий замок - Джонс Диана Уинн - Страница 42

— Очень симпатично, — пробурчала она.

— Правда? — холодно переспросил Хоул. Он был оскорблен до глубины души. Ему так хочется всем нравиться, со вздохом подумала Софи, глядя, как Хоул закрывает дверь замка и поворачивает ручку вниз лиловым. С другой стороны, Софи не могла припомнить, чтобы она хоть раз хвалила Хоула, — в этом отношении она была ничуть не добрее Кальцифера, — и не была уверена, стоит ли начинать.

Дверь открылась. Пышные, усыпанные цветами кусты проплыли мимо и остановились, и Софи смогла спуститься к ним. Между кустами проглядывали просторные лужайки, поросшие густой ярко-зеленой травой. Хоул и Софи пошли по ближайшей, а замок потянулся за ними, сметая лепестки. И хотя замок был высокий, черный и нелепый, а из башен время от времени вырывались смешные клубочки дыма, казалось, он здесь на месте. Здесь витал колдовской дух. Софи это чувствовала. И замок ему соответствовал.

Воздух был горячий и влажный, в нем висел густой аромат цветов — сотен и тысяч цветов. Софи чуть не сказала, что запах напомнил ей пар в ванной, откуда только что вышел Хоул, но сдержалась. Здесь было и вправду чудесно. Между кустов, сгибавшихся под тяжестью лиловых, алых и белых цветов, в мокрой траве росло множество цветов поменьше — какие-то ярко-розовые, у которых было всего три лепестка, гигантские анютины глазки, дикие флоксы, разноцветные люпины, тигровые лилии, высокие белые лилии, ирисы и тысячи других. Здесь были и вьюнки размером с хорошую шляпу, и васильки, и маки, и неизвестные травы странного вида и еще более странного цвета. И хотя это было мало похоже на мечты Софи о садике миссис Ферфакс, она позабыла сердиться и пришла в восторг.

— Ну, теперь видите? — спросил Хоул. Он взмахнул рукой, и черный рукав вспугнул сотню синих бабочек, пировавших на кусте желтых роз. — Тут каждое утро можно нарезать цветы охапками и продавать их в Маркет-Чиппинге, пока на лепестках роса не обсохла.

На дальнем конце лужайки под ногами у них зачавкало. Обогнув кусты, из-под которых виднелись крупные орхидеи, Хоул и Софи внезапно оказались на берегу озерца, полного водяных лилий. Над озерцом стелился туман. Замок боком протиснулся мимо озерца и поплыл прочь по соседнему проходу между кустами, заросшему кучей цветов.

— Если пойдете сюда одна, не забудьте трость, чтобы нащупывать дорогу, — посоветовал Хоул. — Тут полно родников и омутов. И дальше этого места никогда не заходите. Он показал на юго-восток, где белым кругом в туманном воздухе яростно сверкало солнце.

— Там Болота — гнусные и голые. Одна сплошная Ведьма.

— Кто же насадил эти цветы на самом краю Болот?

— Год назад этим начал заниматься кудесник Салиман, — ответил Хоул, повернув к замку. — Думаю, он собирался одолеть Ведьму, заставив Болота цвести. Вывел на поверхность горячие источники, и тут все стало расти. Все у него шло очень неплохо, пока его не поймала Ведьма.

— Миссис Пентстеммон называла какое-то другое имя, — вспомнила Софи. — Он же из тех мест, что и вы.

— Более или менее, — кивнул Хоул. — Хотя мы с ним незнакомы. Через несколько месяцев я понаведался в эти края раз-другой. Мне тут понравилось. Потому-то я и поссорился с Ведьмой. Она возражала против растительности.

— А почему? — спросила Софи. Замок уже ждал их.

— Ей нравится считать только себя цветочком, — фыркнул Хоул, открывая дверь. — Одинокая орхидея, цветущая в сердце Болот. Вот ведь чушь.

Софи в последний раз оглянулась на буйные заросли и двинулась в замок вслед за Хоулом. На кустах росли розы. Тысячи роз.

— А разве Ведьма не узнает, что вы здесь?

— Я постарался сделать как раз то, чего она менее всего ожидает, — был ответ.

— А как насчет поисков принца Джастина? — поинтересовалась Софи. Но Хоул опять ушел от ответа — он кинулся в кладовку, во весь голос окликая Майкла.

Глава восемнадцатая, в которой снова появляются Пугало и мисс Ангориан

На следующее утро они открыли цветочную лавку. Как и указывал Хоул, вести дело оказалось проще простого. Каждый день с утра пораньше нужно было всего-навсего открыть дверь, повернув ручку вниз лиловым, и выйти в клубящийся зеленый туман нарезать цветов. Вскоре это вошло в привычку. Софи брала трость и ножницы и ковыляла по кустам, болтая с тростью, нащупывая ею дорогу или пригибая ветви с особенно удавшимися розами. Майкл изобрел приспособление, которым страшно гордился. Это было большое жестяное корыто с водой, которое летало по воздуху за ним по пятам. Человек-пес тоже ходил с ними. Он резвился, носясь по мокрым лужайкам, охотился на бабочек или пытался изловить крошечных ярких птичек, кормившихся нектаром. Пока он носился, Софи нарезала целые охапки высоких ирисов, лилий, оранжевых цветов с толстыми кожистыми лепестками, ветви голубой мальвы, а Майкл нагружал свое корыто орхидеями, розами, звездчатыми белыми цветами и сияющими киноварными — всем, что привлекало его взгляд. Обоим это страшно нравилось.

Потом, пока еще не слишком жарко, они уволакивали дневной запас цветов в лавку и расставляли их в пестрой коллекции горшков и ведер, которые Хоул раскопал во дворе. В качестве двух из них служили семимильные сапоги. Пожалуй, ничто на свете, думала Софи, пристраивая в сапоги пучки гладиолусов, ничто на свете не могло бы яснее показать, насколько Хоул остыл к Летти. Ему даже стало все равно, возьмет Софи семимильные сапоги или нет.

Пока они собирали цветы, Хоул почти всегда успевал исчезнуть. И ручка тогда оказывалась повернута вниз черным. Возвращался он обычно к завтраку — по-прежнему в черном и с мечтательным видом. Который из костюмов скрывался под черным обличьем, чародей Софи так и не сказал. «Я в трауре по миссис Пентстеммон», — твердил он. А если Майкл или Софи спрашивали, почему он всегда уходит в одно и то же время, да еще и в такое странное, Хоул делал обиженное лицо и пожимал плечами: «Хотите пообщаться с учительницей — ловите ее до уроков». И на два часа исчезал в ванной.

Тем временем Софи с Майклом облачались в лучшие наряды и открывали лавку. На лучших нарядах настаивал Хоул. Он заявил, что это привлечет покупателей. Софи в ответ настояла на том, чтобы у всех были фартуки. И вот миновали первые дни, когда жители Маркет-Чиппинга просто глазели в витрину, а внутрь не входили. Теперь лавка стала очень популярной. Люди, которых Софи знала всю жизнь, стали приходить и закупать цветы целыми охапками. Никто не узнавал Софи, и ей становилось все страннее и страннее. Все думали, будто она старенькая матушка Хоула. Но этим Софи была уже сыта по горло. «Я его тетушка», — объявила она миссис Цезари. Ее стали звать тетушкой Дженкинс.

Когда в лавке появлялся Хоул — в черном фартуке в тон костюму, — торговля обычно была в разгаре. Хоул подхлестывал ее еще пуще. Именно тогда Софи окончательно уверилась, что черный костюм — на самом деле тот, заговоренный, серый с алым. Если Хоулу случалось обслуживать какую-нибудь даму, она непременно уходила, купив по меньшей мере вдвое больше цветов, чем просила. Как правило, Хоул морочил покупательницам голову настолько, что они уносили вдесятеро больше. Скоро Софи обнаружила, что дамы заглядывают в лавку, но не заходят, если видят внутри Хоула. Винить их было не в чем. Когда хочешь всего-то розочку в петлицу, едва ли обрадуешься, оказавшись владелицей трех дюжин орхидей. И когда Хоул решил проводить целые часы напролет в сарайчике на заднем дворе, Софи не стала уговаривать его вернуться в лавку.

— Не спрашивайте, и так скажу: я строю укрепления против Ведьмы, — объяснил он. — Когда я все закончу, сюда ей хода не будет.

Иногда возникали сложности с нераспроданными цветами. Софи было больно видеть, как они вянут за ночь. Она обнаружила, что цветы остаются совершенно свежими, если с ними разговаривать. Тогда она стала подолгу болтать с цветами. Она попросила Майкла сделать ей снадобье для подкормки цветов и вовсю экспериментировала, ставя ведра в тазики и пряча кадки с водой в нише, где когда-то украшала шляпки. Оказалось, что некоторые растения можно хранить несколько дней. Разумеется, это вдохновило Софи на дальнейшие опыты. Она разгребла золу во дворе и посадила там кое-какие растения, страстно над ними бормоча. Так ей удалось вырастить розу цвета морской волны, что очень ее порадовало. Бутоны были почти черные, а когда цветы распускались, лепестки все синели и голубели и в конце концов становились почти такого же цвета, как и Кальцифер. Это так восхитило Софи, что она утащила из мешочков под балками горстку корешков и попробовала прорастить и их. Софи говорила себе, что в жизни не бывала так счастлива.