Хроника одного задания - Гончар Анатолий Михайлович - Страница 14

— Ну-у-у… — протянул он, пытаясь донести до меня свою точку зрения. Затем окончательно сообразил, что мне это ни к чему. — А что?

— Запах разогретой каши, при таком вот дуновении ветерка разносится чёрт — те знает куда и чёрт — те на сколько.

— Да? — в его голосе сквозило сомнение.

— Да, — сокрушённо подтвердил я, — сегодня не стоило бы этого делать. Но, да бог с ней, с кашей! — взмах руки, как точка в обсуждении. Сам виноват, не предупредил. Бойцы-то знают — команды нет, значит, нет и разогрева пищи.

— Так вы что, едите всегда холодное? — напряжённость в голосе не заметить было просто невозможно, наверное, он заподозрил, что я просто-напросто решил до него докопаться.

— Нет, — возразил я, и чтобы прекратить начинающуюся ссору: — Так где обещанный кофе?

— Да собственно… вот… сейчас… — он тоже полагал, что лучше худой мир, чем добрая драка.

Она того не стоила. Тем более что… — место, на котором расселась моя группа, представляло собой небольшой холмик с плоской вершиной — хорошая, удобная позиция. Но, честно признаться, организуя засаду, я большей частью рассчитывал на тихую, спокойную ночь отдыха, чем на получение реального результата. Так что, так что…

Вскоре я пил сваренный фешником кофе и уплетал его же хрустящие крекеры. Всё состояние окружающей природы располагало к благостному созерцанию. Располагало, но мне было не до того. Завтра, по моим расчётам, мы должны были выйти в расчётную точку (если, конечно, фешер не мутил воду), а значит, мне необходимо иметь нечто более конкретное, чем «пойди туда…». И вот это «нечто» я и собирался сейчас выяснить. Крекеры оказались хорошими и потому быстро закончились. Сделав последний глоток кофе, я неторопливо протёр кружку влажной салфеткой и, поставив рядом с собой, повернулся лицом к заканчивавшему доедать кашу фешнику. Затем полез в разгрузку и, вытащив из разгрузки карту, расстелил её на коленях, продолжил молчаливо таращиться на своего сотрапезника. За всё время кофепития мы не проронили ни слова — дневное происшествие никак не способствовало нашему единению. И потому, несмотря на то, что именно я был заинтересован в начале разговора, мне всё же хотелось, чтобы инициатива развязывания беседы шла именно от него.

— Ну и? — как я и надеялся, первым воплотил мысли в звук он — фешер.

— Что там? — коротко, по существу, вопрос как в анкете. Он надолго задумался. По его лицу было видно, как борются в нём противоречивые мысли. Крепко забитая (наверное, в печень) привычка всё и вся секретить боролась с насущной необходимостью. Не понимать этого он не мог и, тем не менее, ответил далеко не сразу.

— База. — По большому счёту, я в этом и не сомневался. Меня сейчас интересовали несколько другие, более конкретные вопросы.

— Цель? — это был лишь первый.

На этот раз он не раздумывал, а сразу отрицательно покачал головой, затем улыбнулся уголком рта:

— Цель — это моё, а ваша задача — захватить базу, — короткая пауза. — Как вы это сделаете — проблема твоя, а ЦЕЛЬ, — (ого, какой нажим на этом слове, ему бы ещё пальцем в воздухе потрясти), — моя.

— Твоя так твоя, — я, не собираясь ему возражать, пожал плечами. — Предположительные силы противника? — я почувствовал, что наш разговор так и остался чересчур сухим и официальным, но поделать с этим ничего не мог. А может, оно и к лучшему?

— По последним данным, база покинута, — короткая, едва уловимая заминка, — хотя, возможно, находится под охраной трёх-четырёх наблюдателей.

Мне показалось или он что-то недоговаривал?

— Предположительные возможности по размещению личного состава? — я ковал железо, даже не удосужившись вытащить его из горна.

Он снова замялся. Ему совсем не хотелось делиться этой информацией.

— Около ста, — в течении пары мгновений слов у меня не было, только мысли и то… (далее в контексте). Но зато стало понятно его нежелание делиться имеющимися у него сведениями: судя по всему, он думал, что мы можем туда не пойти, отказаться. Хорош гусь!

— А около — это меньше или больше? — продолжал допытываться я, хотя на самом деле смысла в таком уточнении оказывалось немного. Не велика разница, вылезем мы на девяносто семь бандитов или на сто семь? В этом случае десяток дополнительных особей особой роли не сыграет. «Мы все умрём»! — должен был бы сказать пессимист. «Отлично — больше целей»! — так, потирая руки, надлежало высказаться неисправимому оптимисту. Но я всегда считал себя реалистом, поэтому невольно подумал: «Поживём — увидим».

— Вероятно, более, — сказав А, смысла замалчивать Б не было.

— Не хило! — я воспринял подобную поправку как должное. — Будем надеяться, что ваши сведения относительно её покинутости не окажутся ложными.

— Не должны… — очень обнадёживающий ответ, ибо это его «не должны» прозвучало без особого энтузиазма. Значит, возможно всё. Что ж, разберёмся. Живы будем — не помрём. И вслух:

— Ладно, это всё пока теория, доберёмся, поглядим — увидим. Будем считать, что я Ваши указания принял к сведению. А теперь вынужден напомнить, что раз группой при налёте на базу командую я, то без моего разрешения место в боевом порядке не покидать, в случае боестолкновения никуда не лезть, — и специально, только чтобы слегка поставить фешника на место, — нам не мешать.

— Как скажешь! — нарочито спокойно согласился он. Странно, но мне-то казалось, что после моих слов, если и не должен был произойти взрыв эмоций, но уж очередная искорка меж нами пробежать была должна, ан нет, не случилось. То ли его и впрямь не задело, то ли хватило выдержки не подать вида. И чего я к нему цепляюсь? Мужик-то он, в общем-то, нормальный. Подумаешь, малость днем перенервничал… С кем не бывает?

Итак, разговор с фешником был закончен. Он, прихватив лопатку, ушёл по своим маленьким и большим надобностям, я же снова вгляделся в развёрнутую перед собой карту и…

…вдруг понял, куда мы идём. Где-то там, совсем недалеко от «ресничек» отмеченного на карте обрыва (может чуть больше, чем в квадрате) подорвался и погиб сержант Северов. Значит, существует большая вероятность, что база там есть и фешник не ошибся. А если она есть, то ходившие в среде спецназовцев слухи превращались в реальность. Сразу же вспомнились напутственные слова майора Никишина в последний момент, украдкой, чтобы не услышал стоявший неподалеку замкомбата, сказанные перед тем злополучным боевым заданием: — Одной группой лучше её не находить, а найдёте — нечего туда соваться, сразу делайте ноги. Даже артуху наводите, уйдя на квадрат — полтора. Накроют так, что мало не покажется. Если верить слухам — это не база — крепость, многоярусная оборона, огневые точки бетонированы, рассчитана на двести человек. По тем же агентурным сведениям, постоянно на ней находится до ста боевиков: одни приходят, другие уходят. Вокруг всё минировано, единственный подход по руслу бегущего прямо с её территории ручья. Ввяжетесь в бой — не вылезете, — он замолчал, и было видно, что он переживает. — Хотя возможно, что всё это липа, база — в лучшем случае обманка. — И словно успокаивая самого себя: — Да будь она настоящая, да ещё таких масштабов, её бы давно обнаружили! — затем, вздохнув всей своей широкой грудью: — Но всё равно аккуратнее. И… — не договорив, он махнул рукой: — Ни пуха!

Казалось, это было только вчера. Мне отчётливо помнилось и то боевое задание и обещание Простова когда-нибудь вернуться и наказать хозяев той злополучной мины. Я же ничего не обещал, так как не мог заранее знать, куда меня заведёт кривая военных дорог. И вот, похоже, обещание, данное лейтенантом, предстояло сдержать мне и моей группе. То, что нажимники, на которых подорвался сержант Северов, прикрывали подходы к базе, я не сомневался и тогда, но была ли это именно та база, к которой мы шли сейчас? Не знаю, но очень похоже на то. Правда, на этот раз мы двигались с почти противоположного направления и вроде бы точно знали куда.

Ночь медленно вступала в свои права. Я невольно засмотрелся на звёздное небо. Что ни говори, а с погодой нам на этом задании повезло. Днём в меру тепло. Ночами почти не холодно. Даже в спальник залезать не обязательно. Накрылся сверху и лежи себе, посапывай. Посапывай и спи. Вообще-то я на БЗ плохо сплю, чутко. Радист, например, сообщение передать хочет, разбудить идёт, а я уже глаза открыл, едва он только первый шаг сделал. Но высыпаюсь. Странная все-таки штука жизнь. Чтобы кому-то жить, надо кому-то умереть. А надо ли? Жизнь странная и мы странные. Вот я, например… Да ладно, что мне о самом себе рассуждать? Ни к чему… А звёзд сколько на небе повыпало, давно я таких звёзд не видел — с зимы. Луны нет, а всё видно. И тишина сегодня стоит, даже странно. Что-что, а уж кабаны по ночам топтались всегда. Может, здесь просто им жрать нечего? Кстати, о пожрать: к месту эвакуации пойдём, там по пути яблони росли, надо будет яблок надербанить. Они сейчас как раз созревать начали. Вообще яблонь по лесу полно, и грецкие орехи есть, но они ещё не вызрели — слишком сильно йодом отдают. А вот груши нам пока не попадались. Гуревич как-то находил. Даже в отряд притаскивал, но они ещё тоже до конца не вызрели. Груши обычно у сёл попадаются. Целые сады грушёвые есть. Да здесь такие сады развести можно — всю страну кормить! Для сельских жителей тут самое то: сады, огороды и мелко-крупнорогатому скоту есть где выпасаться. Разводи, продавай, живи… Не живётся… Кто виноват — долгий разговор, но есть так как есть.