Ядовитый полигон - Самаров Сергей Васильевич - Страница 18

Разгляди я его раньше, может быть, и не привел бы парня сюда. И сам, может быть, не вернулся бы так скоро. Недаром я никак не мог вспомнить, где я видел эту гусиную походку… А ведь совсем недавно видел. Мой пленник был одним из омоновцев, которые сопровождали Шахмардана Саламовича Нажмутдинова – того самого Пехлевана, когда он пришел в спортзал батальона мотопехоты, где я проводил занятия со своим взводом. Потом, по дороге к дому владельца ювелирного магазина, этот парень сидел за рулем «уазика» с простреленными стеклами. Я бы узнал его, возможно, и раньше, но темнота и разбитое лицо помешали мне присмотреться. Сейчас пленнику вытерли кровь с лица, да и свет двух лампочек в кабинете был достаточным.

– ?Что-то сказать хочешь? – среагировал Александр Игоревич на мою задержку.

– ?Бинокль и оружие возвращаю, – снял я с себя ремни пистолета-пулемета и бинокля, этим объясняя свою задержку. Но автомат пленника я пока оставил при себе на всякий случай. Подполковник на это внимание все же обратил.

– ?Машина привезла на тебя документы. Утром получишь свое табельное оружие – такой же пистолет-пулемет. «АКСУ», кстати, тоже здесь оставь, пошлем ствол на экспертизу. Проверим, что на нем «висит»…

* * *

Я не знаю, чем мне не понравилось поведение подполковника Лагуна. Вроде бы внешне все выглядело нормально. Дело сделано так, что придраться не к чему. Претензий мне никто не высказывал, с моей стороны их тоже не было. Как военный человек я понимал, что подполковник, командир отряда, и майор, командир боевой группы, без меня должны чувствовать себя во время допроса свободнее, потому что я не посвящен в деятельность отряда не просто полностью, но не посвящен вообще. Единственное, что я знаю, что меня взяли сюда на должность ликвидатора. Не слишком приятное дело. Тем не менее, я вынужден был на нее согласиться, чтобы не отправиться в тюрьму особого режима. И, как я понимаю, наверняка существуют многие нюансы этой службы, которые не должны быть известны всем бойцам отряда. И мне в том числе. Тот факт, что я лично захватил и привел столь необходимого в данной ситуации пленника, еще ни о чем не говорит и не делает из меня офицера на особом положении. Тем не менее, что-то мне в поведении Александра Игоревича не понравилось, хотя я сам не мог понять, что именно. Хотя, возможно, это реакция подсознания на то, что я узнал пленника и не сообщил об этом командиру отряда. Собственная вина всегда пытается заставить человека искать других виноватых. Так прожить человеку бывает легче.

А не сказал я по той простой причине, что рассчитывал сам добраться до Пехлевана и опасался, как бы Александр Игоревич не нарушил мои планы, поскольку имел свои виды на мое боевое применение. Лично я видел себя не в ипостаси ликвидатора, а все еще в должности командира взвода спецназа ГРУ. И, чтобы на эту должность вернуться, мне было необходимо добраться до Пехлевана и предоставить следствию необходимые доказательства своей невиновности. То есть мне предстояло доказать только то, что меня обманули. Это снимет все подозрения насчет того, что я был сообщником главаря банды. Я понимал, что задача эта крайне сложная, поскольку и следствие, и Александр Игоревич будут стараться мне помешать. Тем не менее, отчего же не попробовать…

Беда только в том, что я не представлял себе, как это сделать. Дагестанцы – народ гордый и упертый, и заставить их говорить то, что они говорить не хотят, невозможно. Конечно, и среди них, как среди любого народа, встречаются трусы и стукачи, но те, как правило, не берут в руки оружие, чтобы противопоставить себя сильной власти. А если человек взял в руки оружие, значит, уже не трус и не стукач. Если он рискует жизнью ради каких-то своих идеалов или даже просто ради того, чтобы кого-то ограбить, он уже не трус. И запугать такого человека невозможно. Кто привык к риску, тот вообще не сильно пугливый.

Но и это было только половиной дела. Главное теперь состояло в том, как и с какой стороны подступиться к моему пленнику. Передав его с рук на руки Полтора Коляну, я вроде бы отошел от дел. Мавр сделал свое дело, как говорится… А что у мавра есть собственные интересы, хотя о них никто не должен знать, это никого не волнует. Тем не менее, не желая вовсе остаться в стороне, я не стал отлеживать бока, как это делал в камере СИЗО. Поэтому я вышел в холл, куда вытащили небольшой телевизор. Трое бойцов дремали в креслах, вытянув ноги, и еще какая-то троица в белых халатах вела между собой тихий разговор. Что делают здесь врачи, было непонятно, но меня это по большому счету не интересовало. Не следует соваться в чужие дела. И я сел в свободное кресло перед телеэкраном. Я вообще никогда не относил себя к любителям традиционной телевизионной похабщины – а кроме нее, телевидение в России ничего не показывает. Даже в детстве я смотрел только спортивные передачи. Но сейчас я изобразил на лице неподдельный интерес и сел так, чтобы мне был виден коридор, ведущий к кабинету подполковника Лагуна. Как оказалось, я поступил дальновидно. Не прошло и пятнадцати минут, в течение которых я почти непрерывно зевал, как в коридоре появился сам Александр Игоревич. Он шел в сторону холла, сосредоточенно глядя себе под ноги и о чем-то размышляя. Вид у подполковника был не слишком веселый, и я предположил, что пленник сообщил ему мало хорошего, если вообще что-то сообщил.

Только выйдя в холл, Лагун поднял взгляд, и я сразу попался ему на глаза. Наверное, подполковник увидел меня еще издали, но тогда он смотрел расфокусированным взглядом, погруженный в свои мысли, и не сумел выделить меня в объект своего интереса. Теперь выделил.

Не желая разговаривать в присутствии других людей, Александр Игоревич сделал мне знак следовать за ним и вышел во двор. Я двинулся следом. Сразу за дверью, слева от низкого крыльца, стояла скамейка. Подполковник сел, устало вытянув ноги, и показал мне на свободное место.

– ?Сможешь, Василий Андреевич, несколько человек туда провести? – спросил Лагун. – Вплотную к ферме, чтобы огнеметом их пожечь. Одного выстрела «Шмеля» для всего здания хватит. Окон там нет, а внутренности пламенем охватит за секунды. Сможешь?

– ?Куда? – Я сделал вид, что не все понял. – На ферму?

– ?На ферму, – повторил подполковник. – Аккуратно. Незаметно. Пока они там спят.

– ?А они все еще спят? – спросил я наивно.

– ?А что они могут делать? Ты же им бильярд туда не доставил…

– ?Не просили, вот и не доставил, – проявил я скромность. – А вообще, если подошло время смены часового, они могут уже подняться по тревоге. Исчезновение часового незаметным не останется, я так полагаю.

– ?И что? – Лагун был слегка растерян моим предположением и выглядел сердитым, словно это я все устроил, чтобы ему сделать пакость.

Я сделал паузу, собираясь с мыслями и подбирая слова. Не хотелось обидеть ненароком командира отряда, намекая на его несостоятельность.

– ?Не знаю. Я с пленником не разговаривал. Я не знаю, какие силы на ферме. Я не знаю, кто ими командует. Я не знаю, на что этот командир способен. Он может принять решение и сразу уйти в сторону после пропажи часового, может решиться атаковать нашу базу, может еще что-то придумать.

Лагун тоже был не так прост, как казался. На мое упоминание о пленнике и о том, что тот сказал, хотя я об этом не спросил в открытую, никак не отреагировал. И задал естественный вопрос, продолжающий предыдущий:

– ?Как бы ты поступил на его месте?

– ?Я бы на его месте предположил, что, захватив часового, мы допросили его и решили выдвинуться значительными силами, чтобы уничтожить банду на ферме. И предпринял бы встречные меры.

– ?Какие?

Лагун уже не спрашивал. Он вел допрос специалиста, меня то есть. А я при этом сделал слегка неожиданный для меня вывод, что сам он вовсе не боевой специалист. В чем-то, конечно, толк знает, но только не в боевых действиях. По крайней мере, операцию по моему освобождению он подготовил и провел успешно, даже красиво. И нужных помощников нашел, и все варианты просчитал. Но вот в боевой обстановке он, мне показалось, что называется, откровенно «плавал». И погоны подполковника при этом ничего не значили.