Оруженосец - Верещагин Олег Николаевич - Страница 7

— Его я не знаю, — заметил Эйнор. — Почти совсем. Но тебя я учу три года не для того, чтобы любой встречный–поперечный мог запросто отделать тебя до крови. Может быть, мне оставить при себе его, а тебя отослать на юг?

— Что–о–о–о?! — Фередир взвился с песка; Гарав тоже подскочил и закричал что–то на своём языке, явно растеряв весь свой синдарин. Потом сделал неожиданно понятный жест — поднял от пояса правую руку и согнул её в локте, а потом вильнул задом в сторону Фередира. Тот с рёвом ринулся вперёд — и налетел на выставленную в пах ногу Эйнора. Гарав тоже рванул добивать павшего — и тяжело отлетел, получив точно такой же пинок.

— Теперь то же самое, но на понятном языке и членораздельно, — как ни в чём не бывало приказал Эйнор.

— Я… — Фередир густо покраснел и, глядя под ноги, пробурчал: — Я пошутил…

— Смотри в глаза и говори, — приказал Эйнор. Фередир вскинул глаза:

— Я… клянусь честью, это была шутка… Эйнор… Я сказал ему, — кивок головой, Фередир ладонью размазал по лицу кровь, — что ты спишь с мальчишками и что теперь… ну, теперь его очередь…

— Что ты сказал? — Эйнор склонил голову набок. Фередир сопел и вытирал кровь. — А что. Это хорошая мысль, — кивнул Эйнор. — Я никогда этого не пробовал. Иди–ка сюда.

— За… — Фередир подавился воздухом, его глаза стали огромными. — Зачем?..

— Хочу попробовать, как это. Не думаю, что мне понравится, да и ты в восторге не будешь… Иди сюда и снимай куртку.

— Я… я… — Фередир помотал головой. — Не надо, я… ты ведь шутишь?! Ты же не можешь!!!

— Снимай куртку, — холодно сказал Эйнор, расстёгивая перевязь меча. Гарав, стоя неподвижно, только переводил взгляд с Эйнора на Фередира и обратно. — Я не делал этого уже почти два года и думал, что с этим у нас покончено. Но, видимо, нет.

— Ты будешь меня пороть? — лицо Фередира обмякло, он задёргал шнуровку, подходя ближе. Видно было, что у оруженосца подкашиваются от облегчения ноги.

Эйнор с каменным лицом сложил перевязь вдвое, выпустив наружу чеканную серебряную пряжку. И тут Гарав перехватил руку рыцаря.

— Нет… нет, не надо… не так… — найдёныш путал слова, мотал головой, давился ими. — Я… драться начал… я начал… не бей его…

Фередир, стоя со снятой курткой, недоумённо смотрел на вновь побледневшего Гарава и не понимал, что к чему. Ну — десяток ударов. По правде сказать, он их заслужил. Фередир сам раскаивался, не понимая, как ему только пришло в голову так шутить с парнем, который сбежал из орочьего плена. Дубовая башка, морёный чурбан… Ясно же, что Гараву эта шутка показалась продолжением кошмара…

— Да не надо, ты чего? — пробормотал Фередир. Эйнор легко высвободил руку, но Гарав теперь вцепился в ремень:

— Не бей его! — крикнул он. — Ну… я прощаю! Я начал драться, а он только глупо пошутил, не бей его, не бей!!!

Эйнор вновь легко освободился, но опустил руку.

— Не можешь забыть, как били тебя? — спросил он прямо. Гарав закусил губу. Потом кивнул и опустил голову. — Прости, я не подумал… Как ты ухитрился так разукрасить этого болвана? — он кивнул в сторону Фередира и приказал ему мельком: — Оденься… Он неплохой рукопашник и очень хороший рубака.

— Меня… учили, — ответил Гарав, помедлив. — Немного. Куда бить и как бить… И с мечом тоже. Только меня тренировали с палкой.

— Кто? — поднял подбородок Эйнор, подпоясываясь. Гарав пожал плечами:

— Ну… учитель.

— Вот что, — Эйнор помедлил и кивнул в ответ на какие–то свои мысли. — Тебе надо всё рассказать. Я не могу тащить с собой неизвестно кого. И не имею желания, если честно. Но второй спутник, который умеет неплохо драться, мне бы пригодился.

— Я могу рассказать, — Гарав поморщился. — Теперь могу, слов хватит. Но ты не поверишь. Я и сам не верю.

— Ну, если сам не веришь — то это скорее всего правда… — Эйнор махнул рукой: — Домывайте посуду и собирайтесь. Едем. А по пути расскажешь… — он повернулся было идти, но потом усмехнулся и взял за плечо: — В Пригорье — есть такое место — живёт Ганнель, дочь Гарвастура. Она намного красивей тебя и этого болтуна, — он покосился на Фередира, шнурующего куртку. — Можешь мне поверить.

Глава 4,

в которой мы узнаём, наконец, с чего всё началось.

В Зимру, столицу княжества Кардолан, пришла весна.

В этих южных краях весна приходила не чинясь, без стука. Ещё неделю назад дул с севера промозглый ветер, и тучи неслись над морем, таким же серым, как они сами, грозя дождём. И вдруг в предутренний глухой час ветер переменился, море с радостным рёвом пошло на прибрежные скалы, и кованые из красной нетускнеющей меди флюгера города разом повернулись на север. Не прошло и трёх дней — и суровый бело–чёрно–красный город, тут и там рассеянный по скалам горстями домов, весь — от прибрежных рыбацких жилищ до Трёхбашенной Крепости на Олло Нэлтиль — оделся в яркую молодую зелень, окутался ароматом прославленных вьющихся роз, став розово–золотисто–алым от бесчисленных побегов на стенах домов.

В одном из внутренних дворов Трёхбашенной Крепости, на краю мраморной чаши уже несколько веков иссякшего фонтана, изваянного в виде цветка галенаса, сидел, поставив на колено лютню золотисто–чёрного дерева, одетый в серый плащ певец. Его голос звенел среди укрытых розами каменных стен — то бросаясь к открытым воротам, то поднимаясь к высоким стрельчатым окнам. Лицо поющего, его голос — безошибочно выдавали эльфа. Казалось, он не замечает, что его слушают — и поёт лишь для себя.

Эльф-менестрель.

А между тем его слушали. Слушали не меньше дюжины юношей и мальчиков, одетых так, как одеваются в Кардлолане, да и на всём Северо–Западе: чёрные с серебром туники на белых свободных рубахах с тяжёлыми золотыми запястьями, чёрные штаны, удобные для верховой езды, сапоги из мягкой коричневой кожи, подбитые сталью… На поясах у всех слушателей висели длинные мечи. Большинство слушали стоя, и лишь один юноша — чёрные волосы и черты лица выдавали чистокровного нуменорца — присел на край чаши фонтана и, подавшись вперёд, поставил подбородок на кулак руки, упёртой локтем в колено. Серые глаза юноши застыли; казалось — он ушёл в печальную песню наяву…