Когда мы встретимся - Стед Ребекка - Страница 12

Она рассмеялась:

— Зато у тебя, по крайней мере, хотя бы руки не пахнут химической индюшкой!

Зато тебе, по крайней мере, можно прохлаждаться у прилавка с Колином, подумала я. А мне приходится бегать в супермаркет, оттирать какую-нибудь грязюку и вести беседы с мистером Желтые Подмышки.

— Идем скорее, — сказала я. — Есть очень хочется.

Джулия стояла за дверью класса. Можно было подумать, что она нас поджидала.

— О нет! — воскликнула она и трагическим жестом указала на локоть Аннемари. — Какой кошмар, Аннемари! Твой любимый бирюзовый свитер! Вот бедняжка!

А мама еще говорит, что это у меня драматичный взгляд на жизнь!

Аннемари покосилась на свою руку. Рукав был слегка запачкан горчицей. Я и не догадывалась, что это ее любимый свитер.

— Ничего, — махнула рукой Аннемари. — Папа выведет пятно.

Джулия прислонилась спиной к стене и поправила свою оранжевую ленту.

— Одного я не пойму: с чего ты вообще вздумала работать? Неужто тебе деньги нужны? — Тут она покосилась на меня. — И еще, ты только не обижайся, Аннемари, но местечко это довольно гнусное. Я там однажды даже таракана видела!

— Местечко как местечко, — сказала Аннемари. — Мне нравится.

— А этот урод, который там работает?

— Ничего он не урод! — не выдержала я. — И с чего ты взяла, что он там, — я изобразила в воздухе кавычки, — «работает»? Он хозяин заведения!

— И мы не получаем денег, — тихо произнесла Аннемари. — Только сэндвичи.

— И шипучку! — Я потрясла в воздухе банкой «Спрайта».

— Потрясающе, — сказала Джулия, обращаясь только к Аннемари, как будто меня там не было. — С каких пор тебе можно сэндвичи и газировку?

Аннемари слегка поморщилась.

— Ничего страшного.

— Ничего страшного? — повторила Джулия. — Ну ладно…

Мистер Томпкин подошел к двери:

— Вы почему не в классе? Самостоятельное чтение началось пять минут назад!

Входя в класс вслед за Джулией, я прошептала на ухо Аннемари:

— Понятно, почему ты больше не хочешь с ней дружить. Она так тебе грубит!

Аннемари замялась, потом пробормотала:

— Да… иногда.

И мы расселись по местам. Мистер Томпкин оставил у меня на парте книжку. Он все пытался увлечь меня чем-то новеньким. На обложке была девочка воинственного вида на фоне каких-то высоток. Я отодвинула бойкую девицу подальше, достала мою книжку и раскрыла ее наобум — интересно, где я приземлюсь.

Мег была на планете Камазоц, и одинаковые мальчишки перед одинаковыми домами играли одинаковыми мячами, которые одновременно подпрыгивали и одновременно били о землю. Потом все дети разом, в один миг, подхватили мячи и разошлись по своим одинаковым домам — все, кроме одного мальчишки. Он остался на улице один-одинешенек, его мячик покатился по мостовой, в дверях показалась мама, в ужасе огляделась, схватила малыша и потащила в дом.

Одинаковые дома. Могу себе представить, как возмутило бы это нашего мистера Томпкина. Не успела я додумать эту мысль до конца, как вдруг что-то больно ударило меня за ухом. Я резко обернулась и увидела, что Джулия беззвучно хихикает, склонившись над книжкой. Я глянула на пол: под партой валялась резинка, которой она в меня выстрелила. В голову.

Я-то думала, мы просто друг друга раздражаем, но я ошиблась. Это была война.

Невидимое

При следующей встрече с Маркусом я была абсолютно уверена, что уж теперь-то он меня вспомнит. Мистер Томпкин послал меня в канцелярию напечатать кое-что на ротапринте.

— Зачем вам схема водопровода — ума не приложу! — сказала Байкерша, вручая мне листки бумаги.

— Для Главной улицы, — объяснила я. — Мы хотим, чтоб у нас гидранты работали по-настоящему.

— В жизни не слышала такой глупости! — заявила Байкерша и махнула рукой, выпроваживая меня.

Люблю запах только что напечатанных страниц. Мама говорит, что у меня тяга к опасным запахам; например, я обожаю стоять в теплом облаке выхлопных газов химчистки и глубоко дышать носом. В этом запахе есть что-то такое несъедобно-вкусное. Мама всегда меня утаскивает от него подальше; через десять лет, ворчит она, мы наверняка узнаем, что он вызывает страшные болезни.

Я возвращалась к лестнице, медленно вдыхая аромат тридцати двух свежеотпечатанных схем системы водоснабжения города Нью-Йорка, и тут показался Маркус, на ходу читавший книгу.

— Привет, — сказала я, но он прошел мимо меня, мимо канцелярии и завернул в тупичок, где находится кабинет зубного врача.

В классе мистер Томпкин попросил меня раздать всем по листочку со схемой. Прежде чем вручить Джулии ее листок, я его нечаянно надорвала и слегка помяла, тоже совершенно случайно. Алиса Эванс ужом вертелась на стуле. Я закатила глаза. Не мудрено, что она единственная из шестиклассников, кому приходится таскать в школу запасную одежду.

Купюры

На каждые двенадцать долларовых банкнот, сказал Джимми, приходится одна двухдолларовая.

— Но народ их придерживает, — говорил он, пока я надевала куртку, чтобы идти в супермаркет: в подсобке перегорела лампочка над раковиной, а запасных у Джимми не оказалось. — Народ считает, что это особенные купюры. Вот почему бумажек по два доллара днем с огнем не сыщешь.

Ага, народ, подумала я. Знаем мы этот народ. Но я и бровью не повела — я ведь, по идее, понятия не имела, что там у него спрятано в копилке с Фредом Флинтстоуном.

— А вот в «Эй энд Пи» их не любят, — продолжал он, — там даже в кассе нет отделения для двухдолларовиков, и их кладут под ящик для денег, потом про них забывают. Так что надо специально просить.

— Хорошо, — сказала я, — попрошу.

Сияющая Аннемари в фартуке стояла за прилавком. Пришли покупатели, ребята из нашей школы, и она майонезом писала их имена на половинках сэндвичей, а потом накрывала крышечками с идеальным косым разрезом. Колин рядом с ней делал то же самое. Аннемари поманила меня к себе. Щеки у нее были розовые — то ли от жары, то ли она их нарумянила.

— Я попрошу Джимми, чтоб разрешил нам сегодня взять на обед тефтелек, — прошептала она мне на ухо, — в честь Дня благодарения.

— Классно, — ответила я, хотя, как по мне, эти тефтельки были ничуть не аппетитнее моего сырного сэндвича. Они по многу дней лежали в скороварке. — Я на минутку. Если кто-то захочет горячего шоколада, скажи, что я вот-вот вернусь!

В «Эй энд Пи» двухдолларовых купюр не оказалось. Когда я вернулась с лампочками, покупатели уже разошлись, а перед прилавком стояла Джулия собственной персоной. Аннемари и Колин уже начали делать сэндвичи для себя. Судя по тому, что они выбирали кусочки сыра, брать тефтельки Джимми не позволил.

Джулию (которая, конечно же, притворилась, будто меня не заметила) я застала в разгар длинной речи о том, что американский сыр — это, строго говоря, и не сыр вовсе. Глядя на ее тонкие пальцы, указывающие на «не сыр вовсе», я мгновенно поняла, что ее косой разрез был бы безупречен. Я представила, как в понедельник она встанет за прилавок с Аннемари и Колином и тот самый фартук, что висит на мне неряшливым серым мешком, на ней будет сидеть идеально, потому что она его изысканно подоткнет — какая-нибудь официантка в Париже наверняка поделилась с ней секретом.

Тут из подсобки появился Джимми, неся вымытые подносы, с которых капала вода.

— Ты. — Он указал на Джулию стопкой подносов. — Прочь отсюда. Я тебе уже говорил.

Джулия быстро убрала руку с рабочего подноса. Аннемари вспыхнула.

— Мы просто разговариваем, — вступилась она за Джулию. — Пока нет покупателей.