Щит времен - Андерсон Пол Уильям - Страница 40

«Тебе надо успокоиться, девочка».

— Ваш кофе остыл, — сказал Корвин. — Сейчас налью горячего.

Он забрал чашку, вернулся с чистой, налил в нее до половины кофе из кофейника и поднес бутылку бренди.

— Прописываю маленькую добавку для нас обоих.

— М-м… микродозу, — уступчиво произнесла Ванда.

Средство помогло: скорее просто вкусом, нежели количеством. Корвин больше не настаивал. Он перешел к делу. И этот интеллектуальный обмен мнениями стал уже настоящим лекарством для натянутых нервов.

Он доставал книги, раскрывал их на страницах с картами, показывал геологические периоды той земли, где она выполняла свое задание. Ванда, конечно, изучала историю, но он распахнул перед ней более широкие горизонты, живо и с новыми подробностями.

В ту эпоху, как знала Ванда, Берингия стала значительно меньше. Тем не менее она все еще оставалась громадной территорией, объединяющей Сибирь с Аляской, и процесс ее исчезновения с лица Земли затянется на очень долгое время, если сравнивать с продолжительностью человеческой жизни. В конце концов море, уровень которого поднялся вследствие таяния льдов, поглотит Берингию, но к той поре Америка будет густо заселена от Ледовитого океана до Огненной Земли.

Ей было что рассказать о жизни диких животных и чуть меньше о быте народа этих краев, и она чувствовала себя счастливой, что ей выпало в какой-то степени узнать жителей Берингии. Корвин владел лишь информацией, полученной первой экспедицией, содержащей сведения о языке тулатов, кое-что об обычаях и верованиях. Ванда поняла, что он анализировал эти данные, сравнивал с тем, что узнал о диких племенах других эпох, и экстраполировал их, исходя из собственного опыта.

Он изучал палеоиндейцев в тот период, когда они передвигались на юг через Канаду. Цель Корвина состояла в том, чтобы проследить исходный путь их миграции. Только узнав суть случившегося. Патруль мог рассчитывать на определение узловых точек, над которыми следовало установить особое наблюдение. Информация, пусть даже поверхностная, все равно лучше, чем ничего. Кроме того, люди будущего проявляли большой интерес к этой проблеме: антропологи, фольклористы, художники жаждали новых источников вдохновения.

Тамберли почувствовала, что ее знания обрели объемность и живость — она с необычайной яркостью вспомнила семьи, жившие порознь, и только время от времени собиравшиеся вместе; часто лишь гонцы и скитальцы связывали их или юноши, ищущие невест. Все это было обычным делом. Простые обряды, внушающие ужас легенды, неизбывный страх перед злыми божествами и духами, штормами и хищниками, болезнями и голодом, а рядом — веселье, любовь и доброта, детская готовность радоваться любым удовольствиям, которые дарует жизнь; благоговение перед медведем, который, быть может, даже древнее, чем сами люди…

— Боже мой! — воскликнула Ванда. Тени за окнами уже перечеркнули дорогу. — Я и не заметила, как долго мы проговорили.

— Я тоже, — ответил Корвин. — С такой собеседницей, как вы, время бежит быстро. Прекрасный был день, верно?

— Верно. Но сейчас за гамбургер и пиво я готова пойти на преступление.

— Вы остановились в Сан-Франциско?

— Да, в маленькой гостинице около штаб-квартиры. Буду жить там, пока не закончу отчет. Нет смысла перепрыгивать каждый раз сюда из 1990 года.

— Послушайте, вы заслужили больше, чем гамбургер в каком-нибудь кафе. Позвольте пригласить вас на обед. Я знаю стоящие места этих лет.

— М-м-м…

— На вас прелестный костюм. А я сейчас тоже постараюсь принять достойный вид. — Он поднялся с кресла и вышел из комнаты прежде, чем она успела ответить.

«Ну и дела! А, собственно, почему бы и нет? Спокойнее, девочка. Сколько воды утекло с той поры, но…»

Корвин вернулся скоро, как и обещал, в спортивном твидовом пиджаке и галстуке в виде шнурка, скрепленного застежкой. Они перешли через мост и остановились около японского ресторана неподалеку от рыбачьего причала. За коктейлем он сказал, что если она действительно хочет продолжить работу в Берингии, он, вероятно, мог бы составить ей компанию. Ванда решила, что его слова не более чем шутка. Затем появился повар, чтобы приготовить сукияки[4] прямо на их столе, но Корвин, попросив его понаблюдать за действием со стороны, взялся за дело сам.

— По рецепту Хоккайдо, — объявил он и стал подробно рассказывать о своем пребывании среди палеоиндейцев Канады, живописуя опасные моменты. — Замечательные парни, но вспыльчивые, обидчивые и скорые на выяснения отношений с помощью силы.

Он, казалось, не задумывался о том, что некоторые эпизоды его воспоминаний могут перекликаться с тем, что пережила Ванда в Берингии.

После обеда Корвин предложил ей выпить в баре на маяке. Она отказалась, сославшись на усталость. У входа в гостиницу Ванда пожала ему руку.

— Закончим разговор завтра, — сказала она, — а потом я действительно должна перенестись в будущее и повидать своих родных

13212 ГОД ДО РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА

Каждую осень «мы» встречались у Кипящих Ключей. Когда погода день ото дня становилась холоднее, было очень приятно поваляться в теплой грязи и вымыться в горячей воде, фонтанчики которой вырывались из земли. Сильный привкус и запах воды служили защитой от болезней, пар и близко не подпускал злых духов. «Мы» собирались из разбросанных по всему побережью стойбищ, из отдаленных мест, где, с их точки зрения, кончался мир, чтобы насладиться самым веселым в году праздником. Люди приносили с собой много еды, потому что ни одна семья не смогла бы прокормить такую кучу народа, и пускали припасы по кругу. Среди особого угощения были вкусные устрицы из залива Моржа, их приносили живыми в воде; недавно добытые рыба, птицы, мясо, приправленное травами; сушеные ягоды и цветы, собранные на летних лугах, ворвань,[5] если кому-то удавалось убить тюленя на суше. Люди брали с собой товар для обмена — прекрасные шкуры и кожи, красивые перья и камни. Они наедались до отвала, пели, танцевали, шутили, вольно предавались любви, обменивались новостями, товарами, строили планы, вздыхали, вспоминая старые времена, и улыбались, глядя на молодую поросль, резвящуюся среди взрослых. Иногда кто-то ссорился, но друзья всегда примиряли забияк. Когда провизия кончалась, они благодарили Улунгу за гостеприимство и расходились по домам, унося с собой приятный груз воспоминаний, который будет освещать грядущие темные месяцы.

Так было всегда. Так должно быть всегда. Но настали времена, когда печаль и страх навалились на «мы». Поползли слухи о чужаках, объявившихся летом в этих краях и поселившихся в глубине земель, подальше от моря. Немногие «мы» видели пришельцев, но недобрую молву разнесли молодые парни, кочующие по округе, и их отцы навещавшие ближайших соседей. Уродливые, говорившие с волчьими завываниями, завернутые в кожу, вооруженные невиданным оружием, захватчики разгуливали небольшими группами везде, где им хотелось. Заходя в поселение «мы», они бесцеремонно брали еду, вещи, женщин не как гости, а как хищники, подобные орлу или скопе.[6] Мужчин, пытавшихся оказать сопротивление, жестоко наказывали, пронзая ножами и копьями. Рана у Орака воспалилась, и он умер.

Почему Ты, Которой Ведомо Неизвестное, покинула нас, народ «мы»?

Праздник на Кипящих Ключах в этом году был невесел — смех звучал излишне громко. Может быть скверные люди уйдут прочь, подобно плохим годам — когда снег лежал до конца лета, — оставлявшим после себя множество мертвых. Что за новое зло постигло их? Люди отходили в сторону и перешептывались.

Неожиданно мальчик, прогуливавшийся неподалеку от источника, с криком помчался к пирующим. Испуг волной пробежал по толпе, приведя ее в движение. Арюк с Ольховой Реки успокоил людей, раздав несколько тумаков, а затем созвал к себе мужчин. Вскоре все, кроме младенцев, успокоились — по крайней мере внешне. За прошедший год Арюк стал подавленным и неразговорчивым. Он и остальные мужчины вышли за пределы стойбища, сжимая в руках топоры или дубинки. Женщины и дети сгрудились среди хижин.