Свидание вслепую - Косински Ежи - Страница 42

— Я вижу, что человек, разбивший вам нос, хочет вас бросить. А вы не хотите, чтобы он уходил, даже после всего того, что он с вами сделал. Вы плачете. Занимаетесь любовью. Снова ссоритесь. Он достает ваши письма, много писем, в которых вы требуете от него уехать. Наконец он уезжает, — Левантер выдержал паузу. — Я вижу его среди небоскребов и вилл, среди красивых людей. И больше не вижу. Он исчезает. Быть может, умер? Теперь я вижу вас в полном одиночестве.

Она медленно поднялась и села.

— Первый раз встречаю гадалку, которая гадает не по руке, а по форме носа, — сказала она, повернувшись к нему. И, заметив, что он разглядывает ее тело, добавила: — Или мой нос — только начало? Что вы видите еще?

Левантер закрыл глаза и нажал пальцем на бровь.

— Я вижу другого человека, в Америке. Вы никогда его не знали, но он видел ваши фотографии. Я вижу, как он пишет письма вашему любовнику, умоляя его переехать в Америку, оставить и Европу, и вас. Я вижу, как во время очередной ссоры вы яростно рвете эти письма. Я вижу, как он покидает вас, а тот человек встречает его в Нью-Йорке.

Левантер замолчал и посмотрел на нее. Она снова легла на спину. Ее глаза были закрыты, но голова повернута в его сторону. Левантер снова закрыл глаза.

— Прошло десять лет. Я вижу вас, загорающей нагишом, в Каннах. Я вижу человека, писавшего те письма. Он сидит рядом с вами на пляже.

Она опять села и взглянула в его лицо. Надела солнечные очки и принялась его изучать.

— Вы, конечно же, Георгий Левантер! — воскликнула она и повторила: — Левантер! Как я когда-то ненавидела эту фамилию!

— Только фамилию? — спросил Левантер.

Теперь оба говорили на своем родном славянском наречии.

— Фамилия — это все, что я знала.

Она перевернулась на живот и уперлась подбородком в ладонь. Глядя прямо перед собой, она ровным голосом произнесла:

— Когда я встретила «красивого, сильного мужчину» — Войтека, — ты жил в Америке уже много лет.

— Войтек часто говорил мне, что ты была самой красивой девушкой, которую он когда-либо видел, — сказал Левантер, — Он говорил, что когда познакомился с тобой, ты еще училась в школе. И тем не менее он сразу же начал спать с тобой. Это правда?

Она пожала плечами:

— И да, и нет. Кому какое дело? Он был моим первым мужчиной. Потом ты начал писать Войтеку и уговаривать его сбежать на Запад. Твои письма перевернули нашу жизнь вверх дном. Войтек не мог говорить ни о чем, кроме как о своем друге Левантере, который покоряет Америку, пока он тратит время со мной. Он представлял себя вместе с тобой в Париже, Лондоне, Нью-Йорке, Лос-Анджелесе. С таким преуспевающим западным другом, как ты, разве он мог проиграть? Да и мне ли, простому куску плоти, соперничать с его фантазиями? Я проиграла его тебе, Левантер. И американке Джибби, богатой наследнице, которую ты для него нашел. И посмотри, чем все закончилось!

Она достала из сумочки лосьон для загара и протянула Левантеру:

— Не натрешь ли мне спину?

Он взял тюбик, встал и склонился над ней. Выдавил крем на плечи и начал растирать. Кожа у нее была теплой и гладкой. Когда он дошел до талии, она глянула на него через плечо.

— Было время, — сказала она улыбаясь, — когда Войтек размазал бы любого мужика, который посмел бы ко мне прикоснуться.

Растирая лосьон по ее ягодицам и бедрам, Левантер поймал себя на мысли о том, что когда-то главной его заботой было обеспечить будущее Войтека в Америке.

Левантер позвонил Джибби и сказал, что должен повидаться с ней наедине: надо поговорить о Войтеке. Они встретились в кафе у Центрального парка.

— Как у Войтека с английским? — спросил он.

— Лучше, — ответила она. — Но вряд ли ты пригласил меня для того, чтобы говорить о его английском.

— Конечно, нет. Мне надо поговорить о вас двоих.

Джибби посмотрела на него с опаской, почти с испугом:

— Это Войтек просил тебя поговорить?

— Нет.

— Тогда чего ты хочешь?

Она уставилась на него глазами, которые казались огромными из-за толстых стекол очков. Левантер не знал, с чего начать.

— Я знаю, что у вас с Войтеком нет секретов друг от друга, — сказала она, пытаясь ему помочь. — Ты его единственный приятель в Нью-Йорке. Можешь говорить прямо.

— С тех пор как я познакомил тебя с Войтеком, — сказал Левантер, пытаясь говорить небрежным тоном, — вы живете в одной и той же крохотной мастерской в Вест-Сайде. А ведь у тебя неограниченный кредит в лучших магазинах города, ты одеваешься у самых модных дизайнеров, твои драгоценности оценивают в тысячи долларов, а Войтек не имеет ни гроша. Чтобы купить пачку сигарет, ему приходится одалживать деньги у приятелей. Он носит одежду, в которой приехал из Восточной Европы, и не может купить новой. Все выглядит так, будто ты превратилась вдруг в сварливую скупердяйку, и ведешь себя так, будто существуешь независимо от него.

Она заерзала на стуле.

— А что плохого в том, чтобы быть независимой?

— Ничего. Но ведь в действительности ты не так уж и независима. Ты принадлежишь к одному из богатейших в стране семейств и владеешь трастовым фондом, приносящим большие деньги. Кроме того, многие годы ты получала немалые денежные подарки и крупные суммы в наследство. И при всем своем богатстве ты не можешь помочь человеку, которого ты якобы любишь?

— Просто я не хочу давать Войтеку денег, если ты об этом. Мне противно, что все будут думать, будто бы я купила себе мужика, — упрямо сказала она.

— И ты собираешься прожить с Войтеком всю жизнь с мыслью о том, что будут думать другие? — спросил Левантер.

Джибби посмотрела в сторону. На какой-то миг Левантеру показалось, что она не слушает. Он разнервничался:

— Если тебя так волнует, что думают другие, зачем ты рассказываешь им о себе все подряд? Зачем сообщаешь о том, что до знакомства с Войтеком твоя жизнь протекала между напитками и сладостями? Что в интеллектуальном плане Войтек — первый мужчина, до которого тебе не приходится снисходить? Что только с ним ты можешь быть открытой и честной?

Джибби прервала его:

— Войтек любит меня такой, какая я есть. Что я делаю со своими деньгами, это мое личное дело.

— Но что ты делаешь с Войтеком — это не твое личное дело, — сказал Левантер. — Я чувствую за него ответственность. Это я устроил для вас с Войтеком «свидание вслепую». Ему нужна была интеллигентная девушка, с которой он мог бы говорить по-французски. Это был единственный иностранный язык, который он тогда знал. Я не ожидал, что он сломается. Он ведет с тобой растительный образ жизни, но при этом слишком любит тебя, чтобы бросить. По-моему, ты просто хочешь оградить вас обоих от тех наслаждений, которые даруют деньги и жизнь: от путешествий, нового опыта, идей, встреч…

— Я не желаю, чтобы Войтек был всем известен как человек без определенной профессии, разбазаривающий мои деньги, — ответила Джибби. — Меня не интересует, что у него за работа, если он сможет обеспечивать себя, как любой другой человек.

— Но он твой любовник, а ты на других не похожа, — резко парировал Левантер. — Ты невероятно богата. А потому и ты, и твой любовник не должны жить жизнью обычных людей. Когда-то Войтек был состоятельным и образованным человеком. Потом оказался иммигрантом. Он живет здесь около года, из них полгода с тобой. Он не очень хорошо владеет английским и поэтому не может зарабатывать своим прежним ремеслом. Ты ведь и сама забросила работу, когда влюбилась в него. Почему ты хочешь, чтобы он работал? Разве ты не понимаешь, что, если он будет работать, у него не останется времени на изучение английского? Да и что, по-твоему, он может делать? Не надо отвечать, выслушай меня сначала.

Джибби молча смотрела на Левантера.

— Войтек способен сейчас только на подсобную работу: парковать машины, соскабливать краску с корабельных палуб, мыть полы в барах и так далее. За месяц такой работы он заработает столько, сколько ты потратишь в неделю на чаевые, когда обедаешь со своими богатыми кузенами в ресторанах. Твой месячный счет за международные разговоры по телефону с приятельницами по колледжу превышает сумму, которую он заработает за год!