Свидание вслепую - Косински Ежи - Страница 39

Левантер не колебался.

— Попробуйте разузнать, не окажется ли Джей-Пи в опасности, когда вернется домой?

Через несколько дней дипломат позвонил и предложил Левантеру встретиться в мужских публичных банях в центре Манхэттена. Левантер поначалу удивился тому, что араб выбрал такое странное место, но, оказавшись там, сообразил, что дипломат, вероятно, не раз использовал эти бани для сексуальных целей и потому считал их приватную атмосферу вполне удобной для конфиденциальной политической деятельности.

Завернувшись в полотенца, они молча прошли по темному коридору. Отовсюду лилась медленная сентиментальная музыка, что в сочетании с приглушенным освещением и запахом марихуаны создавало атмосферу особой интимности. Двери большинства комнат, мимо которых они проходили, были открыты; в каждой из них под слабыми голубыми лампами лежали голые мужчины. Одни спали, другие позировали, третьи вдыхали наркотики из маленьких пульверизаторов, четвертые подчеркнуто жестикулировали, приглашая Левантера и араба войти. Они спустились по лестнице вниз, миновали большую купальню, где на краю каждой раковины стояли бутыли с розового цвета жидкостью для полоскания рта и высокие стопки бумажных стаканчиков. С противоположной стороны к ним направился какой-то юноша; проходя мимо, он коснулся рукой паха дипломата. Араб потрепал юношу по щеке и сказал:

— Не сейчас, не сейчас.

Улыбнувшись, юноша удалился.

— Очень плохо, — заметил дипломат, — что когда вас, я имею в виду западных людей, мучит желание, вы полагаетесь исключительно на жест. В нашей культуре мужчины сначала обговаривают свои сексуальные желания, причем во всех подробностях, ибо в словах нет ничего постыдного. Советую вам когда-нибудь посетить нас, — сказал он Левантеру, когда они вошли в спальню — большую комнату, где стояли десятки кроватей.

В проходах между кроватями, разглядывая друг друга, прохаживались мужчины; они так же призывно демонстрировали свои члены, как во время обычных дневных свиданий демонстрировали бы свои лица. То тут, то там один из них приближался к другому и приникал к его плоти — сначала рукой, потом ртом. В дальнем углу комнаты двое обнаженных мужчин лежали, слившись в тесном объятии. И в этой обстановке, сидя вдвоем на одной кровати, при тусклом свете красной лампы без абажура, среди тихой музыки и нестройного хора шепотов и вздохов, Левантер и дипломат принялись обсуждать судьбу Джей-Пи.

Дипломат сказал Левантеру, что Джей-Пи высказал свое несогласие с определенными методами боевой подготовки, принятыми среди военных. Он заявил, что эти методы слишком суровы и негуманны. Благодаря своему статусу национального героя, он обрел много сторонников. Теперь партия, опасаясь усиливающегося влияния армии, нащупывает почву для ареста Джей-Пи.

— Для этого, — сказал дипломат приглушенным голосом, — агенты восточноевропейской разведки распространяют в западных спортивных кругах слухи о том, что фехтовальщик является членом мафии, занимающейся контрабандой золота и антиквариата. А совсем недавно они начали кампанию по обвинению Джей-Пи в участии в тайном сионистском заговоре.

Дипломат объяснил также, что целая сеть гостиниц в Париже, Лондоне и Нью-Йорке через подставных лиц находится во владении служб безопасности восточноевропейских стран. Номера, зарезервированные в этих гостиницах для важных персон, оснащены сложными системами наблюдения, позволяющим властям следить за деятельностью и контактами путешествующих государственных деятелей, ученых, спортсменов, актеров и писателей, которых в эти гостиницы направляют посольства их стран. Таким образом, поездки за границу становятся не только наградой за лояльность государству, но и проверкой этой лояльности.

Именно из той нью-йоркской гостиницы, где Джей-Пи так часто останавливался, правительство его страны получило на него самый явный компромат, сказал арабский дипломат. Они записывали все беседы Джей-Пи с его западными друзьями, и в том числе с человеком, которого они считают своим заклятым врагом, — с Георгием Левантером.

Дипломат категорически рекомендовал Джей-Пи не возвращаться домой. Он сказал, что если органам нужно найти на какого-то компрометирующий материал, они без труда его находят. И действительно, на родине Джей-Пи уже подготовлены списки отечественных спортсменов, мировых чемпионов и рекордсменов, которые будут розданы на предстоящем чемпионате мира. Имени Джей-Пи в этих списках не значится.

Стараясь не упустить время, Левантер договорился о встрече с Джей-Пи в парке возле гостиницы. Когда Джей-Пи услышал от Левантера все то, что сообщил тому арабский дипломат, он был совершенно потрясен.

Подумав немного, Джей-Пи сказал:

— Это абсурд. Почему из всех людей они выбрали именно меня — национального героя?

— Тебе нельзя возвращаться, — настаивал Левантер. — Ты принадлежишь фехтованию, а не правительству. Оставайся в Америке. Занимайся здесь фехтованием. Учи ему. Пиши.

Джей-Пи раздумывал.

— Я не хочу стать изменником родины, — сказал он. — Я принадлежу своей стране. Благодаря моей сабле мой народ испытывает чувство национальной гордости. Абсолютно все в правительстве знают это. Они не посмеют меня тронуть. Я возвращаюсь.

Спустя несколько недель арабский дипломат связался с Левантером и сообщил ему новости о Джей-Пи. Едва фехтовальщик сошел с трапа самолета, прилетевшего из Нью-Йорка, как его арестовали. Теперь он находится в одиночном заключении в военной тюрьме.

Какое-то время о дальнейшей судьбе Джей-Пи было ничего не известно, но вскоре появился первый зловещий сигнал. В одной из центральных газет известный партийный художник опубликовал карикатуру на Джей-Пи в виде шпиона, одетого в шинель, закутанного в башлык и потрясающего саблей. Сабля Джей-Пи была сломана, нога прикована цепью к ядру, а рядом валялись секретные военные графики. Вскоре стало известно, что Джей-Пи отказался сотрудничать со своими обвинителями и быть игрушкой в их руках. С чувством некоторого облегчения Левантер подумал о том, что в маленькой стране бездушных бюрократов ни одну тайну не удается сохранить даже за крепостными стенами.

Дипломат рассказал Левантеру, что просочившаяся информация и слухи позволили западной разведке составить такую картину допросов: Джей-Пи посадили на стул посередине огромной холодной комнаты и допрашивали под ослепительным светом ламп. После долгой череды провокационных вопросов, направленных на то, чтобы сломить его сопротивление, фехтовальщик, указав на свою руку, воскликнул:

— Вы не можете разрушить то, что защищала эта рука. Моя рука принадлежит народу!

Тогда офицер-следователь поднялся из-за стола и вступил в круг света, встав перед фехтовальщиком.

— Это и есть та рука, о которой ты говоришь? — спокойно спросил он, потрепав Джей-Пи по правому плечу.

Джей-Пи откинулся на спинку стула и взглянул офицеру в лицо.

— Да, полковник, это она, — ответил он и с гордостью протянул руку вперед.

Внезапно офицер схватил ее обеими руками и, перенеся весь свой вес на одну ногу, другой ногой толкнул стул. Полковник положил руку Джей-Пи на спинку стула, и, словно крестьянин, ломающий прут, с силой на нее нажал. Локоть громко хрустнул. Джей-Пи закричал и попытался освободиться, но полковник вывернул сломанную руку, положил на спинку стула запястье и нажал на него. Теперь хрустнуло запястье. Джей-Пи со стоном сполз со стула на пол.

— Слишком много для руки, принадлежащей народу! — сказал полковник, возвращаясь к столу.

Закрытый военный трибунал приговорил Джей-Пи к лишению прав собственности и гражданского состояния за деятельность, направленную на подрыв высших интересов государства. Кроме того, он был приговорен к двадцати пяти годам заключения в лагере строгого режима.

Левантер был вне себя от ярости. Фехтовальщик получил двадцать пять лет, думал он, тогда как большинство вождей Третьего Рейха были приговорены Нюрнбергским военным трибуналом к куда более коротким срокам. Левантер решил провести систематическое наблюдение в той нью-йоркской гостинице, в которой обычно останавливался Джей-Пи.