Свидание вслепую - Косински Ежи - Страница 37

— Еще ребенком я знала, что природа совершила со мной ошибку, — сказала Лисичка. — Я чувствовала, что выгляжу совсем как девочка и испытываю потребности, которых не понимаю. К двенадцати годам я каждый день хотя бы несколько минут проводила перед зеркалом, одевалась в девичью одежду, красила губы, напяливала парики. Я мечтала о том, чтобы сменить пол. Но в мусульманских странах к женщинам относятся как к животным. — Она горько рассмеялась. — Очень плохо родиться женщиной. Ни одному нормальному мужчине такое и в голову не придет.

Лисичка подвела Левантера к скамейке и попросила сесть рядом с ней. Она глубоко вздохнула.

— Моя семья была одной из самых богатых и влиятельных в нашей стране. Мой отец был известным дипломатом. Как единственный сын, я был отцовской гордостью и единственным наследником состояния. — Она помедлила секунду, раздумывая, а потом заговорила отрешенным голосом. — Мне было шестнадцать, когда отец встревожился, обнаружив, что я теряю мужские черты, и созвал целую команду французских врачей. Меня долго кололи мужскими гормонами. Но нельзя помешать воле Аллаха.

Левантер коснулся ее руки и подумал о том, до чего изящно и женственно она выглядит. А Лисичка продолжала свой рассказ, словно теперь, когда она наконец заговорила, ничто уже не могло ее остановить.

— Несмотря на лечение, груди продолжали расти, как будто мое тело настаивало на том, что я — женщина. На свете не было никого, к кому я могла бы обратиться за помощью. Моя мама умерла, когда я была совсем маленькой, а с молодой мачехой и двумя ее дочками мне сблизиться не удалось. Поэтому я очень удивилась, когда мачеха решила мне помочь. Лишь потом поняла, зачем она это сделала.

Левантер вопросительно посмотрел на нее.

— Я все еще оставалась единственным законным наследником отцовского состояния, — объяснила Лисичка. — Мачеха не смогла родить отцу сына, а тут у нее появилась возможность избавиться от единственного серьезного препятствия, отделяющего ее и ее дочерей от огромного наследства. Когда я училась в Америке, мачеха приехала навестить меня и тайно организовала мой визит к американскому врачу, специалисту по транссексуалам. Тот предложил мне сначала пройти курс психотерапии — для того, чтобы я подготовилась и к операции, и к дальнейшей жизни в качестве женщины. Конечно, он не знал, что я уже готовилась к этому, приходя каждый вечер в этот и подобные ему клубы. Не поставив в известность отца, мачеха перевела на мой швейцарский счет значительную сумму. Я прошла психотерапию и получила курс гормональных инъекций, после чего была готова отправиться в Швейцарию, чтобы окончательно преобразиться.

Лисичка взглянула на Левантера. Тот молчал, и она продолжала:

— Я была еще в больнице, когда отцу позвонили по телефону — я уверена, что анонимный звонок был организован мачехой, — и сказали, что я попала в автокатастрофу и получила множество увечий. Уже через несколько часов отец, беспокоясь о моем состоянии, прибыл в больницу. Доктор приподнял одеяло и гордо сказал отцу, что хирургическая операция прошла успешно, так что отныне его сын стал женщиной. Отец выскочил из палаты с криком, что у него никогда не было сына. — Она замолчала, похоже для того, чтобы заглушить звучавшую в ее голосе боль. — Я еще была в больнице, когда ко мне явился сотрудник нашего посольства и от имени отца предупредил меня, что я не должна допустить дискредитации моей семьи и отцовского положения при королевском дворе. Мой паспорт объявлялся недействительным; я теряла право использовать свою фамилию, ибо отец сделал заявление, что его сын безвозвратно потерян. Отцовский посланник сообщил мне, что отец собрал справки за подписью лучших докторов, свидетельствующие о том, что я — психически нездорова. Если я когда-нибудь вернусь на родину, меня тут же схватят как сумасшедшую с манией членовредительства и упекут в психушку. И если хоть когда-нибудь, в любой точке земного шара я публично открою тайну своего происхождения, люди моего отца сделают так, чтобы я никогда больше не смогла открыть рот.

Левантер понял, что она не сомневается в том, что отец выполнит свою угрозу.

— Банк немедленно уведомил меня о том…— Лисичка прервалась на миг, а потом продолжила: — В тот день, когда я встретила тебя, банк уведомил меня о том, что я признана юридически несостоятельной и не могу отвечать за свою, доставшуюся мне от деда, долю в семейном доходе от нефти, что отныне все мои иностранные и внутренние банковские счета арестованы, выплаты еженедельного содержания приостановлены, а все мои сбережения и доходы переходят к отцу.

Лисичка взяла Левантера за руку и посмотрела на него снизу вверх. Ее глаза, как и голос, были полны печали.

— Вот как все случилось, — сказала она таким тоном, словно рассказанная история потрясла ее точно так же, как и его. — За несколько дней я пережила полную трансформацию: была мужчиной — стала женщиной; была богатой — стала нищей. Вместе с мужским полом я потеряла отца и родину. Я стала бродягой, и мое проживание в любой стране зависит только от того, как долго я смогу себя поддерживать и платить за лечение, в котором постоянно нуждаюсь.

В этот момент к ним подошла какая-то симпатичная, стройная и длинноногая девушка с торчащими грудями. Лисичка встала, и они поздоровались, поцеловав друг друга. Левантер тоже поднялся, и Лисичка представила его своей знакомой, а та ответила капризной, дразнящей улыбкой и, покачивая бедрами, удалилась.

Левантер взглянул на Лисичку. Он был слишком раздавлен, чтобы думать о безнадежности ее положения, хотя и понимал, что теперь решение зависит только от него.

— Тот же случай! — воскликнула Лисичка, когда женщина отошла. — Вряд ли здесь есть хоть одна Богом сотворенная женщина. Эта когда-то была служащим крупного банка. — Она рассмеялась. — Половину своего времени она проводила за конторкой, мужчина в деловом костюме. И ни один человек в банке не знал, что вторую половину времени она проводила здесь в качестве роскошной леди. В конце концов она ушла из банка, стала принимать гормоны, отрастила груди и длинные волосы. Единственное, чего не хватает теперь этой леди, так это банковского кредита для окончательной операции. А еще говорят, что маску носят только тайные агенты!

Она заметила, что Левантер оглядывается по сторонам, даже не пытаясь скрыть охватившее его чувство неуютности.

— Мы считаем себя идеальными любовницами, — сказала Лисичка, — каждая из нас способна объединить в себе страсть, испытываемую и мужчиной, и женщиной. Но на самом деле объединяем в себе лишь тщеславие того и другого пола. В конце концов, что, как не тщеславие, может нас поддержать? Разве что забава. Чего здесь только не случается! — воскликнула она. — То какой-нибудь деревенский чудак забредет сюда, чтобы показать жене большой город. Та отправляется в женскую уборную, чтобы привести себя в порядок, и натыкается там на них — на целую гвардию женщин, бывших мужчин. Они стоят на высоких каблуках, задрав юбки, у стены с писсуарами или сравнивают, у кого грудь больше, косметика лучше, чулки моднее, а то и рассматривают — неохотно, правда, — у кого какая «опухоль», не обязательно, между прочим, слишком атрофированная. А деревенская кумушка, едва их завидит, думает, что умом повредилась, и кидается с огромной скоростью прочь. А тем временем ее чисто американского муженька обхаживает в баре какое-нибудь юное создание со свежеиспеченной грудкой.

Лисичка замолчала. Потом придвинулась к Левантеру, ткнулась в шею, поцеловала его щеки, глаза.

— Все эти годы, — сказала она, — когда кто-нибудь — неважно, мужчина или женщина — занимался со мной любовью, я всегда гадала, кого они хотят — мужчину или женщину? Или меня просто использовали для того, чтобы помочь другим принять решение? Даже когда я знала, что любовник хочет меня как женщину, мое мужское начало мешало мне, отодвигая ту, кем я была на самом деле и насмехаясь над тем, что я чувствовала. Оставался единственный способ избавиться от этой мертвой части себя, и я выбрала его.