Шпилька (СИ) - "Лера" - Страница 4

  В завещании был пункт 'Супруг леди Спайры Стилл берет имя, честь и фамилию леди' Та часть фразы, в которой говорится про честь, подразумевала под собой не что иное, как первую брачную ночь. А у меня было стойкое подозрение, что новоиспеченный супруг вовсе не горит желанием вступать в свои права. Соответственно, мне придется его уговаривать, иначе брак не будет признан действительным, а я не увижу ни копейки из завещания и ни крупицы Силы от наследства. Последний момент меня и огорчал больше всего - заработать деньги я смогу в любом случае.

  Меня снова передернуло, и я отправилась на поиски ванной комнаты или просто бадьи побольше. Благо, камин, в котором можно было нагреть воду, я уже заприметила. Мне повезло со второй попытки - нашлась старая ванная. Порядком заплесневевшая и при этом пыльная. Я снова скривилась - приводить это все в порядок сейчас у меня не было ни сил, ни Силы.

  Воду, разумеется, предполагалось таскать ведрами снизу, но на такой подвиг я была не готова. Начиная закипать бешенством, я злобно пнула ни в чем неповинную дверь и как фурия подлетела к своим дорожным чемоданам. Я терпеть не могу пользоваться бытовыми артефактами - во-первых, почти всегда есть возможность обойтись своими силами. Во-вторых, при их использовании выбрасывается такое количество бесхозной Силы, что ей-богу, можно ремонт во всем здании сделать!

  Почти рыча от злости на себя, обстоятельства и Джозефа (хотя он, по большому счету, был ни при чем, равно как и я), я откопала в дорожном сундуке плотный бурый клубок и в сердцах швырнула его на пол. Тут же пришлось зажмуриться - от злости удар вышел более сильным, чем хотелось, и вспышка залила весь этаж. Я торопливо закрыла дверь, ведущую на лестницу вниз, и прислушалась. Как будто, тихо, никто не спешил ко мне выяснять, чего тут происходит. Вот и хорошо.

  Второй клубок я распустила гораздо бережнее - неизвестно еще, когда у меня будет реальная возможность обойтись без бытовых артефактов. В ванне появилась горячая вода нужной температуры, на полках возникли флаконы с солями, пенами, мылом и прочими притирками. Настроение мое немного улучшилось - мысль о том, что я сейчас опущусь в горячую воду, согрела не только тело, но и душу. Откопав во втором чемодане некое подобие ночной рубашки и полотенца (нормальное, большое полотенце упорно пряталось от меня), я надежно закрылась в ванне и быстро разделась. Постанывая от счастья, залезла в горячую воду и щедро насыпала из трех бутылей сразу. Отмокнуть, отдохнуть, немного набраться бодрости духа и сил - вот, что мне надо. Потом уже можно идти поражать воображение Джозефа.

  Безумно хотелось снять личину, но привычная осторожность взяла верх, и я осталась в более привычном виде, хотя видит бог, он изрядно мне надоел.

  В ванне я провела часа два, по меньшей мере. За это время я успела наспех залечить ссадину на голове - она мешала больше всего. Желваки тоже мешали, но меньше. Вылезать из горячей воды не хотелось совершенно, но внутренние часы подсказывали, что времени уже много, и стоит спускаться вниз, к Джозефу. Растеревшись полотенцем и закутавшись в длинный и просторный балахон, сверху накинула капор, и поспешила вниз - пока не растаяла моя последняя решительность.

  Лестница под моими осторожными шагами не скрипела. В кухне было темно и пусто - наверное, дед Джером пошел спать. На улице одурело орали цикады и из-за них ничего не было слышно, хотя я старалась прислушиваться. Из-под одной из дверей пробивался свет. Я почти прижалась ухом к ней и различила стук костыля - значит, это комната деда, и он еще не спит.

  Комната Джозефа нашлась в другом конце коридора, и самого Джозефа в ней не было. Однако, знакомая шляпа и куртка висели на гвозде, на полу валялись сапоги и штаны, и я понадеялась, что их хозяин в ванне. Быстро вывернулась из балахона, плотнее запахнула капор. Села на заправленную кровать и принялась ждать. Ждать, впрочем, пришлось недолго. Возглас за моей спиной был полон недоумения, раздражения и искреннего негодования:

  - Что вы тут делаете, интересно мне узнать, леди!

  - Поезд жду, - мрачно буркнула я, не поворачиваясь. Полы капора начали разъезжаться, и я мучительно соображала - придерживать их, или как?

  - Леди, расписание поездов уточните на вокзале, и я все же сомневаюсь, что они делают тут остановку. Я бы заметил. Повторяю свой вопрос - что вы тут делаете?

  Я тяжело вздохнула. Начинается.

  ***

  Увидеть ее в своей спальне было неожиданно. И это еще мягко сказано. Он растерялся и тут же начал хамить, хотя и слепому пьяному пустынному ежу было ясно, что здесь может делать леди в капоре на голое тело. Капор, кстати, разъезжался, обнажая худенькие, какие-то птичьи плечи мраморной белизны. Неожиданно пересохло во рту, и Джозеф замолчал на половине какой-то очень вычурной и ехидной фразы. Потом рассмотрел судорожно выпрямленную спину, напряженные руки и обругал себя скотиной. С чего он вообще, взял, что леди приятно здесь находиться?

  Вздохнул и сел на кровать спиной к ней. Потер лицо. Что делать дальше, он решительно не знал. Обычно все происходило по-другому. Женщину либо приходилось добиваться, либо же платить за услуги. Такого, чтобы придти и обнаружить в своей постели почти незнакомую женщину (леди к тому же!), готовую отдать ему все.... Такого в его жизни не случалось.

  - Я надеюсь, вы знаете, что нужно делать? - в ее голосе не было ехидства, скорее, усталость и напряженность. Он кашлянул.

  - Имею представление.

  - Так, может быть, имеет смысл начать? - не очень-то решительно это прозвучало.

  - Я погашу свет, - озарило его дельной мыслью. Леди энергично кивнула, кажется, ободренная этим предложением. Он задул свечи, затушил лампу и принялся разматывать с бедер полотенце. Леди по-прежнему сидела, не шевелясь, только капор окончательно съехал с плеч, обнажив красивую белую спину.

  - Я думаю, нам будет удобнее, если мы ляжем под одеяло, - продолжил он, кляня все на свете, начиная от собственной глупости и заканчивая ее молчаливой покорностью. Стали зреть подозрения, что если все продолжиться в том же духе, он либо потерпит полное мужское фиаско, либо же... совсем наоборот. Он проследил взглядом, как она встала, по-прежнему, не поворачиваясь к нему. Джозеф поспешно сдернул покрывало с кровати, откинул край одеяла.

  -Я не смотрю. Ложитесь, - во рту снова пересохло, и он опять облизал губы. Кровь бежала по венам быстрее с каждым толчком сердца, приливала к щекам и ... к паху. Отчего-то. Фигура леди не вызывала у него ни малейшего воодушевления за весь день, а теперь с его головой что-то приключилось. Вернее, не совсем с головой.

  Под огромным одеялом она совсем потерялась, и какое-то время он потратил на то, чтобы найти ее. Наткнувшись на прохладную сухую кожу, он поспешно отдернул руку и извинился, вызвав у нее нервный смешок.

  - Джозеф, я не хочу показаться вам невежливой, но может быть, вы перейдете к решительным действиям? - не самым приятным тоном сказала она. А он разозлился.

  - Я имел глупость щадить ваши нежные чувства, - раздраженно пояснил он. - Но раз вы настаиваете...

  Он резким движением перекатился, и оказался сверху, опираясь на локти, заглядывая ей в лицо. Лицо оказалось бледным и с выражением легкой скуки на лице. Это разозлило его еще больше, и он не совсем вежливо прижался к твердым, сжатым губам. Губы под его напором дрогнули, раскрываясь, тонкая рука легла ему на плечо - то ли оттолкнуть, то ли обнять - разобраться у него уже не было желания, он был занят. Изучал гибкое тонкое тело под своим - оно вздрагивало от его прикосновений, сжималось. Он смутно понимал, что ей вряд ли приятны его прикосновения, но остановиться уже не мог. Даже если бы она попросила. Гладкий бархатный живот привел его в совершенный восторг, и он, не выдержав, прижался к нему губами, согревая прохладную кожу своим дыханием, поднимаясь выше. Она вся была прохладная - прохладнее, чем полагалось бы здоровому человеку, но это неожиданно нравилось ему. Ему почему-то все сейчас нравилось - и ее прерывистое дыхание, и прохлада кожи, и тонкие пальцы, сжившие простынь. Маленькая грудь, осиная талия, худые бедра, острые локти, острые коленки, тонкие запястья и щиколотки, аккуратные маленькие пальчики на ногах.... Он боялся смотреть ей в лицо - боялся, потому что боялся увидеть там отвращение, боялся своей реакции - не вполне цивилизованное существо, живущее в каждом мужчине, и так ворочалось, проснувшись. Оно требовало одного - мять, сжимать, вжимать в себя, поставить свою метку, свое клеймо на этой женщине, которая слабо цепляется острыми ноготками за плечо и хрипло дышит! Ее разметавшиеся по подушке волосы казались ему шелковыми лентами, мраморная белизна обнаженного тела - чем-то потусторонним, нереально красивым. Жар ее тела, впустившего его, обжег, опалил контрастом. Он услышал ее прерывистый, судорожный вдох и заставил ее остановиться, понимая, что ей больно. Прижался щекой к ее виску, запустил руку в мягкие влажные волосы. Нужно было что-то сказать, что-нибудь нежное, ласковое, что бы успокоило ее, но все шедшие на ум слова казались глупыми и пошлыми, и тогда он просто прижался губами к ее зажмуренным векам, собирая соленые капли. Огонь в теле немного притих, уступая место безграничной щемящей нежности и какой-то непонятной жалости, желанию уберечь от всего и вся, даже от себя самого.