Пятый пункт. Межнациональные противоречия в России - Кожинов Вадим Валерьянович - Страница 54

— Оглушающий прием. «Значит, мы действительно погромщики, действительно антисемиты, раз нам это так упорно вдалбливают…» А иногда, Вадим Валерианович, ничтоже сумняшеся, и вас могут назвать антисемитом, шовинистом и чуть ли не фашистом. Наряду с Валентином Распутиным и Михаилом Лобановым, Игорем Шафаревичем и Виктором Розовым… Так ведь? Как вы-то к этому относитесь? Как воспринимаете?

— Вы назвали целый ряд очень уважаемых людей, и за всех я отвечать не могу. Что же касается меня, то могу сказать следующее. С тех пор, как я начал выступать в печати, а было это уже более сорока лет назад, многое из того, что я писал, вызывало неприятие. Причем с разных сторон. Скажем, были на противоположных литературно-общественных полюсах два журнала — «Октябрь» и «Новый мир», и оба на меня нападали, и ни там, ни там я не печатался…

Должен сказать: бывает, что самую высокую оценку дают человеку не друзья, а враги. Вот я недавно в одной своей статье заметил, что, пожалуй, никто выше не оценил Пушкина, как малоизвестный критик, который после поэмы «Руслан и Людмила» написал: представьте, мол, мужик в лаптях, в армяке вторгся в какое-то «благородное собрание» и закричал: «Здорово, ребята!» То есть тем самым он сказал, что Пушкин есть воплощение всего русского народа. Это было еще в 1820 году! И что интересно: Пушкин через восемь лет, переиздавая «Руслана и Людмилу», написал предисловие и включил туда всю эту статью. Статью, которая его поносила!

Так и я — не получал, пожалуй, ни от кого ничего более лестного, как от весьма далекого для меня критика Чупринина, который написал, что Кожинов — самодержавный критик, самовластный критик и он (то есть я) высказывается свободнее кого бы то ни было.

Думаю, это большое преувеличение. Свобода стеснялась и извне, и даже изнутри — всегда же была какая-то внутренняя цензура. Но ведь лестно сказано, согласитесь. Сам бы я, конечно, никогда не мог так о себе сказать…

Так вот, возможно, именно потому, что нападок всяческих за свою жизнь я пережил очень много, то и обвинения в шовинизме, в фашизме и т. д., начавшиеся тоже весьма давно, где-то лет тридцать назад, воспринимались уже с определенным иммунитетом. Одно время я вел записную книжку, и из нее явствует, что в течение 1968 года мое персональное дело в Центральном Доме литераторов обсуждалось 13 раз! Можете себе представить? Особенно если учесть, что с июня по сентябрь ЦДЛ закрыт…

Помню, сидит передо мной такой критик — Федор Маркович Левин, старый, еще в Гражданскую войну был литературным критиком, и прямо говорит, что я — фашист. А незадолго до этого другой критик, Ирина Бенационовна Роднянская, наоборот, выступила в мою пользу. И вот Петр Палиевский, сидевший при моем обсуждении рядом со мной, сделал такой ехидный выпад. Он спрашивает Левина:

— Так, значит, те, кто Кожинова поддерживает, — профашисты?

— Конечно, — отвечает тот.

— Значит, и она — профашистка? — показывает на ярко национально выраженное лицо Роднянской, которая тоже присутствовала здесь…

Так что иммунитет за многие годы у меня действительно выработался, и я всегда готов по этой острой проблеме спокойно высказаться. И когда говорят, что у Кожинова какие-то неправильные отношения с евреями, — тоже неверно. Я могу назвать много выдающихся евреев, с которыми у меня были и есть прекрасные отношения. А плохие отношения — только с совершенно определенным типом людей, которые уже не евреи, но еще и не русские. Был, с одной стороны, такой «принципиальный» еврей Михаил Агурский, но мы с ним были в дружеских отношениях. А с другой стороны, такой глубоко преданный русской культуре человек, как Наум Яковлевич Берковский, с которым тоже мы очень дружили, у меня книги его с дарственными надписями.

— Его книга «Мировое значение русской литературы» — действительно выдающаяся!

— Конечно. Он написал одну из лучших книг о русской литературе, которая таковой и остается…

А есть люди иные. Тот же Агурский однажды мне говорит: «Как вы, Вадим, можете вести диалог с Сарновым? Ведь этот человек ненавидит тех, кто считает его евреем, а еще больше — тех, кто не считает его евреем!»

Я назвал только два имени из уже ушедших людей, с которыми был очень близок. Но мог бы и еще десятки назвать, поверьте. От тех, которые считали себя принадлежащими еврейской культуре, до тех, кто полностью, глубоко вписался в культуру русскую, относится к ней с благоговением, иногда знает ее лучше и ценит больше, чем многие русские.

А против меня обычно — люди, которые не смогли принять русской культуры, а с другой стороны, оторвались от своей. Поэтому они занимаются какой-то мелкой возней в культуре, которая им чужда. Естественно, с такими людьми я оказываюсь в не очень приятных отношениях. Но, поскольку я это понимаю, меня это не очень волнует. Может быть, было такое на первых порах…

— Если говорить опять же о сегодняшнем нагнетании определенными силами темы антисемитизма, то связано это, по-моему, еще и вот с чем. Всем очевидны результаты чубайсовской «прихватизации». У кого оказалась львиная доля нашей общенародной собственности? Так вот, рано или поздно встанет вопрос о восстановлении справедливости. Чтобы заранее отвести это от себя, не без оснований побаиваясь, и начали снова возбуждать фальшивую, замызганную тему. По принципу: «Держи вора!» А негативное отношение в обществе к определенным лицам еврейской национальности объясняется, как я понимаю, прежде всего той непомерной ролью, которую они в последние годы заняли во властных, финансовых структурах, и тем ужасающим положением, которое именно за эти годы создалось в стране. Невольно ведь связывается одно с другим. И правомерно связывается! Но это вовсе не отношение к национальности в целом.

— Безусловно. Погибший недавно Лев Яковлевич Рохлин еще при жизни стал, как я понимаю, просто любимцем русского народа! Разве это не свидетельствует опять-таки о том, насколько лживо обвинение русского народа в антисемитизме?

Сионизм Михаила Агурского и международный сионизм

Михаил Агурский — достаточно широко известный и в Израиле, и за его пределами публицист, с сочинениями которого я знаком еще с 1970-х годов. В его статье [5]содержится немало важных и интересных сообщений и оценок. Хочу прежде всего обратить внимание на имеющийся в его статье краткий, но побуждающий к размышлению очерк истории отношения сионизма к СССР.

Необходимо только сразу оговорить, что для М. Агурского (это четко сформулировано в его статье) сионизм — это главным образом идея и практическая программа национального возрождения евреев как народа. Между тем сегодня множество (или даже большинство) и сторонников, и противников сионизма полагает, что явление это отнюдь не укладывается в такое определение. Но об этом еще пойдет речь; будем пока употреблять слово «сионизм» в том значении, в каком употребляет его М. Агурский.

Опираясь на специальное исследование проблемы отношения сионизма к СССР (итоги этого исследования изложены очень сжато, но за выводами угадывается анализ большого фактического материала, подчас к тому же труднодоступного), М. Агурский показывает, что в течение долгого времени после 1917 года сионисты с полным сочувствием относились к СССР, видя в нем, — как определяет сам М. Агурский, — «модель своего собственного социального эксперимента». Это, конечно, нуждается в обстоятельном конкретном осмыслении, и было бы очень желательно, чтобы М. Агурский его предпринял. Но по-своему важна уже и сама постановка данного вопроса.

Далее М. Агурский подчеркивает, что в Палестине, «особенно после создания государства Израиль [6], были исключительно сильные симпатии к СССР… даже идеализированное представление о СССР и его тогдашнем вожде, и подавляющее большинство израильтян просто не хотели слышать никакой критики в адрес СССР».