В кольце твоих рук - Бристол Ли - Страница 3

Рауль, поколебавшись, ухмыльнулся:

— А ты догадлива! Не скрою, я хотел бы разделить с тобой кое-что еще. По-моему, это неплохая идея! Я с моим опытом и ты с твоими… скажем так, друзьями среди сильных мира сего — отличная парочка, черт возьми! Да мы с тобой заставим все побережье трепетать от одного лишь упоминания наших имен! — Он помолчал, выжидая. — Разве не этого хотел твой отец?

Взгляд Сторм сверкнул, словно молния:

— Да если бы он сейчас слышал тебя, то отрезал бы тебе твой недомерок и скормил его чайкам!

Впрочем, гнев ее тут же прошел. Она лениво откинулась на спинку стула:

— Испугался? Ну-ну, не плачь — так и быть, оставлю тебе твою игрушку… ради нашей дружбы. Благодари Бога, что я все-таки не так вспыльчива, как мой папаша, царство ему небесное.

Сторм встала из-за стола. Рауль, опешив, смотрел, как она направляется к выходу.

— Помяни мои слова, Сторм О’Малли! Подумай, только что ты отказалась от очень выгодной сделки! Такой шанс выпадает раз в жизни, дурочка!

В дверях Сторм обернулась:

— Да такое предложение я получу от любого быка в базарный день! Зато от него по крайней мере не так воняет!

Все, кто был в таверне, разразились одобрительными восклицаниями в адрес Сторм, и Рауль, чтобы заглушить ярость, громко приказал принести вина. Он уже не в первый раз получал отказ от Сторм О’Малли — и, надо думать, не в последний, ему было не привыкать. Но никогда еще отказ для него не сопровождался таким позором.

Когда Сторм проходила мимо компании пьяниц, руки ее были засунуты за пояс, что при необходимости делало доступ к кинжалу очень легким. Длинная шпага позвякивала об один из ее высоких, до колен, ботфортов из телячьей кожи; на ремне, пропущенном под длинным кафтаном от левого плеча через грудь, висел заряженный пистолет. Еще один кинжал был засунут за голенище. Единственным украшением, которое позволяла себе Сторм, была густая грива янтарных волос, которая колыхалась за спиной при каждом ее шаге.

Сторм была высокой, стройной, грациозной. Темно-синие глаза контрастировали с ровным бронзовым загаром. Черты лица Сторм были тонкие, женственные, однако губы ее улыбались очень редко — по большей части они были поджаты и представляли собой напряженную волевую линию. Проницательный художник, несомненно, отметил бы своеобразную красоту ее тонких рук, маленькой округлой груди, гордой лебяжьей шеи, аристократически-высокого лба, но, как правило, большинство людей, смотревших на Сторм, не воспринимали ее как привлекательную женщину, а видели в ней всего лишь бесстрашного пиратского капитана — властного и отлично умевшего владеть собой. Глаза Сторм слишком много повидали, чтобы казаться невинными, руки слишком много трудились, чтобы быть нежными, и вся она походила на дикую пантеру, знающую цену жизни и свободе. Красота ее отступала на задний план по сравнению с тем чувством благоговения и страха, которое она умела внушить окружающим.

Слова Рауля задели ее за живое, и, чтобы скрыть это, она отреагировала на них угрозами. Сторм знала, что мужчины по-настоящему ценят только силу, и всегда старалась использовать это с выгодой для себя. Но иногда, в те редкие моменты, когда она оставалась одна — как, например, сейчас, — ей все-таки хотелось хоть немного побыть женщиной… со всеми присущими женщине слабостями.

Сторм понимала: в том, что говорил Рауль, несомненно, была доля правды, и времена действительно уже не те. Команда Сторм, прежде беспрекословно ей преданная, начинала роптать за ее спиной, а такие трусы, как Рауль, готовы оставить гордое, но опасное ремесло «джентльмена удачи» ради спокойной жизни в тихой гавани. Золотые дни пиратства подходят к концу — она чувствовала это, как приближение далекой грозы при совершенно безоблачном небе…

Главная опасность, несомненно, исходила от Спотсвуда, губернатора Виргинии, а точнее, от Англии. Метрополия уже давно не вела никаких войн и перестала нуждаться в морских волках, которым в мирное время предоставлялась довольно большая свобода за то, что в военное время они разили врагов короля под его знаменами. Однако слишком привыкнув к этой свободе, пираты начали представлять опасность для самой метрополии — снабжая карибское побережье всеми необходимыми товарами и предметами роскоши, они составляли для нее серьезную конкуренцию. Король был вынужден начать борьбу с пиратами.

Спотсвуд, чья верность Короне могла посоперничать лишь с его жадностью, давно мечтал подсидеть Идена, губернатора соседней Северной Каролины, известного своей терпимостью к пиратам, а заодно прибрать к рукам немалую территорию с весьма плодородными землями.

Вот почему она, Сторм О’Малли, рано или поздно должна перестать жить той жизнью, какой живет сейчас. Но за свои двадцать с небольшим лет Сторм не знала ничего другого, поэтому ее не на шутку волновал вопрос: когда ей будет сорок лет, пятьдесят — будет ли она и тогда все так же стоять на капитанском мостике под черным флагом, отдавая приказ приготовиться к атаке? И что ждет ее, когда руки уже не смогут держать шпагу, а нот взбираться на капитанский мостик? По правде сказать, Сторм боялась не столько потери власти, сколько перспективы стать одинокой старухой, у которой не останется ничего, кроме воспоминаний о морских боях и победах.

Но что же тогда, если не пиратство? Об этом Сторм не имела ни малейшего представления. Во всяком случае, вопрос был слишком сложный, чтобы пытаться решить его за один вечер. Когда-нибудь ей, пожалуй, и стоит об этом задуматься — но не сейчас. Достаточно того, что каждый ее день был, по сути, борьбой за выживание. Рауль с его трусливой философией нагнал на нее мрачные мысли, и ей надо поскорее от них освободиться.

Сторм осторожно шла по узкой, залитой помоями улочке, ведущей к морю. Улицы портового городка даже днем представляли опасность для любого, и у Сторм уже выработалась привычка ни на секунду не расслабляться.

Из тени выросла огромная фигура и последовала за Сторм, однако она даже не обернулась: так уверенно идти за ней мог только Помпи — немой евнух шести с половиной футов ростом и трехсот фунтов весом, взятый в плен где-то на берегах Африки. Когда Сторм купила его на корабле работорговцев в Барбадосе, он был почти при смерти. Сторм приютила его на «Грозе», выходила, и с того момента, как он снова смог твердо стоять на ногах, Помпи ни на секунду не упускал из виду свою хозяйку. Так что, хотела она того или нет, теперь у нее был надежный телохранитель и преданный слуга. Без позволения Помпи никто не мог даже близко подойти к Сторм: он охранял ее не хуже, чем хорошо обученная собака.

Девушка шла, гордо подняв голову и напряженно сдвинув брови. Мысли ее по-прежнему были заняты тем, что сказал Рауль, и это приводило ее в бешенство. Дело даже не в том, что у него хватило смелости сказать ей это в глаза, — она не придала бы словам Рауля никакого значения, если бы не понимала, что он абсолютно прав.

Сторм жила морем и не мыслила себя без моря. Море было ее домом, команда «Грозы» — семьей, заменявшей ей и друзей, и любовников. Первые шестнадцать лет жизни она провела весело и беззаботно. Когда ее отец был предан и казнен теми же властями, которым всю жизнь ревностно служил, Сторм осталась одна против всего мира. Оружием её в этой борьбе были только ум, данный ей природой, и — «Гроза». За одну ночь мир для Сторм из загадочного и манящего вдруг превратился во враждебный, а сама она из наивного ребенка — в капитана, командующего дюжиной видавших виды морских волков.

Сначала команда Сторм подчинялась ей лишь из почтения перед храбростью шестнадцатилетней девочки, отважившейся взять на себя то, что по плечу не каждому мужчине, по позднее, когда она уже успела завоевать себе прочную репутацию, многие мужчины почитали за честь сражаться под знаменами легендарной девушки-пиратки.

Однако в последние год-два Сторм начала замечать, что ее команда уже не так дисциплинированна, как раньше.

У побережья, где в беспорядке теснились мелкие лавчонки и рыночные лотки, запах соленой воды мешался с резким запахом гниющей рыбы. Чуть поодаль горели костры, вокруг которых всегда околачивались нищие, воры и грабители всех мастей. Поодаль проститутки громко предлагали свои услуги.