Сердце изо льда - Северская Мария - Страница 13

Ты даже не слышал, – глухо проговорил Андрей, и девушка испугалась, сколько отчаяния было в его голосе.

И не собираюсь слушать! Мой сын – шут гороховый! Прыгает по сцене и развлекает пьяных подростков! Вот уж повод для гордости! Твоя мать, наверно, в гробу переворачивается!

Я не шут. Я пишу музыку, и людям она нравится.

Борис фыркнул и громко хлопнул рукой по столу:

Разговор окончен!

Я просил тебя всего лишь прийти и послушать. Один раз! – Руся поняла, что парень еле сдерживает истерику.

Еще сопли мне здесь распусти! Мужик! – насмешливо произнес Борис, и девушка внезапно ощутила настоящую ненависть к отчиму.

Андрей пролетел мимо Руси стрелой, кажется, даже не заметив ее. Грохнула входная дверь особняка, а через пару минут со двора донесся рокот мотора.

Машина уехала, а Маруся, так и не заходя в свою комнату, побрела в беседку. Оставаться в одном доме с отчимом казалось ей невозможным.

Ночь давно уже опустилась на поселок, укрыв темным покрывалом дома и спавших в них людей. Снег мерцал в свете фонарей.

Читать не получалось. Сначала Руся думала позвонить Коляну и рассказать обо всем произошедшем ему, но потом решила, что она не имеет на это права – судя по всему, вряд ли Андрей делился с другом этими проблемами с отцом.

Она прислушивалась к каждому звуку и облегченно вздохнула, когда вдалеке ей послышался шорох шин и урчание мотора.

Девушка накинула куртку и вышла из беседки, плотно прикрыв за собой дверь. Она медленно пошла к дому, обогнула его сзади и свернула к гаражу. Нужно было убедиться, что с Андреем все в порядке. Задай ей сейчас кто-нибудь вопрос – зачем ей это понадобилось, она вряд ли смогла бы ответить на него вразумительно.

Андрей не торопился покидать гараж. Прошло минут двадцать, когда продрогшая до костей девушка решилась, наконец, толкнуть дверь. Она легко подалась. В лицо ей пахнуло машинным маслом и жаром разогретого мотора.

Здесь стояли машины – Бориса, мамина новенькая «Ауди» – подарок мужа на день рождения, Русин оранжевый скутер… У самого входа остывала машина Андрея. Ее хозяина видно не было.

Маруся несмело прошла в глубину гаража и только тогда увидела открытую дверь, ведущую в подсобные помещения. Шагнула внутрь.

Тут было темно. Раньше Русе не приходилось здесь бывать, и она шла на ощупь, сама не понимая, зачем она это делает и что хочет найти. На сердце у нее после подслушанного разговора было неспокойно.

Наконец, одна из дверей, идущих по стенам коридора, под ее рукой подалась, и Руся, не удержавшись, ввалилась в помещение. На ногах, впрочем, она устояла.

Комната оказалась прачечной. Справа с мерным рокотом прокручивала белье большая стиральная машина, у противоположной стены стояла гладильная доска.

Свет был тусклым, и девушка не сразу разглядела парня в углу большой комнаты.

Андрей сидел, притянув к груди колени и обхватив голову руками. На ее достаточно шумное появление он никак не отреагировал.

Подойдя поближе, Маруся разглядела стоявшую на полу, у его ног, бутылку минералки и три упаковки каких-то таблеток.

«Наркотики! – с ужасом подумала она, но, прочитав название, поняла: – Нет, не наркотики – снотворное».

Мысли в ее голове сложились в четкую схему, картинка нарисовалась – яснее некуда: вот утром Наталья заходит в прачечную забрать выстиранное белье, и находит у дальней стены холодный труп хозяйского сына, обложенный пустыми коробочками из-под снотворного! Слава богу, упаковки пока были нетронуты.

«Интересно, предсмертную записку он уже написал?» – мелькнуло в ее голове.

Она принялась обшаривать глазами помещение. Не найдя никаких листов бумаги, девушка почувствовала, как ледяные пальцы ужаса, сжавшие ее сердце, чуть ослабили хватку.

Маруся подошла совсем близко, опустилась рядом с Андреем на колени, и первое, что сделала, – сгребла коробочки и затолкала их в глубокий внутренний карман куртки.

Отдай, – вдруг глухо произнес Андрей.

Девушка только головой помотала.

Отдай, говорю! – повторил он чуть громче и поднял голову.

Его лицо показалось ей осунувшимся, словно парень за последние два-три часа пережил страшную трагедию.

Я все равно это сделаю! – добавил Андрей. – Ты мне не помешаешь.

Руся сглотнула.

Конечно, не помешаю, – тяжело проговорила она. – Но неужели ты думаешь, что твой отец этого стоит? Зачем? Что ты ему докажешь таким образом? – Она перевела дыхание. – Ты лучше него в тысячу раз, у тебя истинный талант! Ты пишешь настоящую, живую музыку! И неужели ты закончишь – вот так – свою жизнь лишь потому, что один-единственный человек не захотел признать, что ты – музыкант, пусть этот человек и является твоим отцом?!

Она думала, что Андрей не станет разговаривать с ней, в лучшем случае, набросится на нее и отберет снотворное силой, но он устало сказал:

А зачем мне жить, если я не нужен даже собственному отцу? Если он меня презирает?

Кроме него, есть и другие люди! – вскинулась Маруся. – Твои друзья, твоя девушка! Они тебя ценят.

Ага. Особенно Наташка, – невесело усмехнулся парень. – Она со мной, только пока у меня есть деньги моего папаши. Без них я ей на фиг нужен. Сама-то она из небогатой семьи, они живут в высотном доме, в поселке. А в лицей наш она ходит, потому что это престижно. Уломала отца платить за ее учебу, мол, в дорогом лицее и знания лучше, а сама об уроках и не думает. У ее папаши вся зарплата на капризы дочери уходит, надрывается, понимаешь ли, мужик.

Руся опешила. Она и не предполагала, что Егорова может быть не из «золотой молодежи». Понтов-то у нее было столько, что любого за пояс заткнет.

Впрочем, сейчас речь шла не о ней.

Бог с ней, с Наташей. В конце концов, у тебя есть твоя музыка. Разве она не дает тебе силы жить?

Этого слишком мало, – Андрей вновь уткнулся лицом в ладони.

У некоторых нет и этого! – повысила голос девушка. Глубоко в ее сердце кто-то жестокий проворачивал толстую иглу. Ей было мучительно жалко сидевшего перед ней парня – настолько, что она поняла, что сделает все, – если надо, костьми ляжет, будет хвостиком за ним ходить, но не даст ему что-либо над собою учинить. – Знаешь, сколько на свете калек, людей, у которых нет рук или ног, прикованных к инвалидным коляскам, смертельно больных, бездомных… Они живут и радуются, вопреки всему! А у тебя есть больше, чем надо: дом, талант, друзья, здоровье, любимое дело…

Он считает, что я слабак, – глухо произнес Андрей. Ей послышались в его голосе слезы, и она придвинулась ближе, пытаясь рассмотреть в тусклом свете его лицо.

Так докажи ему, что это не так. Живи! Занимайся музыкой! Добейся успеха, не сдавайся! – Руся перевела дыхание. – Умереть – проще простого. Наглотавшись таблеток, ты только подтвердишь его мнение о тебе… Знаешь, порою для того, чтобы жить дальше, требуется гораздо больше сил и мужества, нежели для того, чтобы умереть…

Повисла тишина. В этой странной тишине громко, натужно работала стиральная машина, отжимая белье, мигала неверным светом тусклая лампочка, и Марусе казалось, что времени больше нет, и так будет всегда: она и сидящий перед ней, уткнувший лицо в ладони парень.

Ноги от неудобной позы затекли, но девушка боялась пошевелиться. По ее спине струился пот – в помещении было жарко, и зимняя куртка ей мешала.

Неожиданно, глухо застонав, Андрей подался к ней, уткнулся лбом в ее плечо, и Руся, повернувшись, обняла его, прижала его голову к груди.

Так они и сидели – парень и девушка, – слегка раскачиваясь из стороны в сторону. Маруся гладила его по волосам и укачивала, как маленького. Он вцепился в нее обеими руками, до боли, словно она сейчас была для него единственным якорем, единственной незыблемой вещью во всем мире.

Руся не знала, сколько времени прошло. Может быть, десять минут, может быть, час, когда наконец Андрей ослабил хватку и немного отодвинулся от нее.

Тебе надо поспать, – сказала девушка.

Домой в таком виде я не пойду, – глухо ответил он.