Парижский паркур - Кузнецова Юлия - Страница 21

– Телефон приготовь, – скомандовала она, – если он сейчас выглянет – щелкаем. Если удастся, потащим его за собой. Если нет – покажем фото полиции.

На ее стук никто не ответил. Она постучала посильнее. За дверью послышался какой-то звук.

Я сжала в руках телефон.

Дверь распахнулась, и к нам вышел охранник кафе.

– Qu’est-ce que vous voulez? – спросил недовольно он. – Nous sommes fermes! [55]

– Там кто-то есть, – прошептала Ника, глядя за его спину.

Он вышел к нам, захлопнув за собой дверь и скрестив на груди руки.

– Я отвлеку его, Гайка, от двери, – торопливо сказала Ника, – скажу, что у меня есть кое-что важное для него, отведу от двери, а ты забегай и хватай ребенка. Или фотографируй. Надо по-любому внутрь забраться.

Она улыбнулась и защебетала что-то по-французски. Но он лишь холодно посмотрел на нее. Ее улыбка стала отчаянной, она вдруг подошла и схватила его за руку, потянув за собой.

– Ника, не надо...

Охранник выдернул руку и повторил, растягивая слово по буквам, словно мы были идиотки:

– Ferme.

А перед тем, как захлопнуть дверь, процедил:

– Go to your maman!

Типа, «бегите к мамочке, детки!» Вот и сфотографировали.

– Слушай, – сказала я, – а давай постучимся в соседний подъезд? Вдруг кто-то из людей что-то видел.

Однако подъезд был закрыт. Рядом висела табличка с двумя именами. Я позвонила в первую квартиру. Там ответил визгливый женский голос. Было слышно, как плакал ребенок. Женщина коротко ответила, что не говорит по-английски, и повесила трубку. Тогда я позвонила в квартиру, где, если верить табличке, жила мадам Григорович.

– Хеллоу, – начала я, но мадам Григорович вдруг перебила меня с мягким акцентом:

– Дефочки... Уходите... Это отшень опасно... Отшень...

Она повесила трубку. Я глянула в окно над кафе. Там стояла пожилая женщина в очках. Увидев меня, она отпрянула и задернула занавеску.

Значит, слышала нашу перепалку с охранником.

Мы обошли снова этот дом. С одной стороны – вход в кафе. С другой – витрины кафе, занавешенные шторами. С третьей – два окна, через которые мы увидели двух дерущихся светловолосых малышей и уставшую мамашу – ту, что не говорит по-английски.

С четвертой – две двери, одна – черный вход в кафе, вторая – вход в подъезд. Между ними – небольшое окно, может, тоже декоративное, как в домике нашей мадам?

– Ты подумай, хани, – бормотала Ника, плетясь за мной, – первый раз в жизни мои чары не сработали.

– Ну, он же не дурак, – хмуро ответила я, – видел, что мы за его спину пялились.

Мы остановились у черного входа в кафе. Ходим по кругу, как лошади...

– А может, я просто некрасивая?! – продолжала зудеть Ника.

– Хани! Ты самое красивое существо, которое я когда-либо видела! Даже красивее королевского удава, который живет у моих соседей!

Ника улыбнулась и достала из кармана звенящий телефон.

– О’кей, – хмыкнула она, – поверю. Звонит доказательство моей неотразимости. Жером.

Поговорив с ним, она радостно сказала:

– Отличная новость! Твои фотки спасли экспозицию. Его премировали, и он зовет нас в ресторан.

– Нет, спасибо, я неголодная!

– В крабовый ресторан! На Монмартре!

– Ника, у нас расследование!

– Но все сыщики в кино и романах чем-то подкрепляются!

– Не крабами же!

Ника надулась.

– Тьфу! – в сердцах сказала я, – с тобой только кулинарные истории расследовать надо.

– Но кафе все равно закрыто! И неудобно Жерому отказывать!

– Ладно, – вздохнула я, – все равно у меня нет идеи, как проникнуть внутрь. Поехали. Может, что-нибудь соображу.

Заодно и Монмартр глянем. Надо же родителям какие-то фотки привезти.

– Монмартр, – протянула с удовольствием Ника, – там же можно сделать отличный шопинг!

Вдруг я услышала тихий стук. Обернулась. У окна стоял мальчик. Тот самый! Вьетнамец!

У меня все перевернулось внутри. Я схватила мобильник и сфотографировала его.

Вдруг мальчик испуганно оглянулся и отбежал от окна.

– Это охранник, наверное! Бежим, а то телефон отнимет! – сказала Ника.

Мы бросились по улице, ведущей к станции, и на полном ходу врезались в высокого лысого дядьку!

– Сорри! – хором сказали мы ему, и я узнала в нем того посетителя «Багета», с которым говорила мадам.

Он вежливо улыбнулся и пропустил нас.

– Где ты договорилась встретиться с Жеромом? – спросила я у Ники, пока мы ехали на Монмартр.

– Он сказал, возле карусели у Сакре-Кер.

– Покажем фотку ему. Пусть он посоветует, куда нам с ней обратиться. А Сакре-Кер – это католический собор?

– Если верить путеводителю, он один из самых крутых католических соборов, – сказала Ника.

Из метро нас вынесла толпа туристов, галдевших на всех языках мира, и потащила по Монмартру так быстро, что я еле успевала оглядываться.

Выглянуло солнышко, и люди как-то оживились, послышался смех, заглушаемый выступлениями уличных флейтистов. Дорогу к холму, на котором возвышался собор Сакре-Кер, заполонили тесно прижавшиеся друг к другу магазинчики с самым разным товаром, у которого останавливались и замирали те самые галдящие туристы.

Тут были и отделы ткани, торгующие разными материалами, от темного бархата до переливчатого шелка, развал с меховыми шапками и беретками, бесконечные стойки с открытками, на которых пестрели виды Парижа, столы с сувенирами (Эйфелевы башенки всех размеров, кружки, пепельницы, зонтики, футболки, палантины), снова ткани (кому нужно столько ткани покупать на Монмартре?!).

Одна смуглая тетенька продавала полотенца кислотных расцветок, и, чтобы лучше показать свой товар, нацепила себе одно полотенце на голову, а в другое завернулась, словно только что вышла из душа. Причем второе она нацепила прямо на свое теплое черное пальто.

Магазинчики стояли вперемешку с кафе, где продавались багеты, сэндвичи и картошка фри. Я потянула носом у киоска с крепами, огромными французскими блинами, и уже прикинула себе, с какой начинкой я попрошу (один с вишневым вареньем, другой – с нуттелой!), но Ника поволокла меня дальше. Как же, нас ждал Жером, а еще крабы! Потирали клешнями в ожидании.

Наконец мы подошли к большой карусели, у которой крутились какие-то дядьки и пытались впихнуть всем какие-то особые французские сувениры. За каруселью начинался подъем по ступенькам каменной лестницы. Она вела к собору, купола которого словно были обвязаны крючком.

Жерома у карусели не было.

– Ну что, Ника, шопинг на Монмартре? – поддразнила я подругу.

Я подскочила к одному из развалов, на котором было в неопрятную кучу свалено разноцветное белье.

Похоже на «Тати», но там все стояло в коробках, а тут трусы и лифчики даже падали прямо на землю, и их поднимали невозмутимые туристы и тут же покупали, за евро или два.

– Вот! – я выудила из коробки ярко-красный бюстгальтер огромного размера, – держи!

Продавец-индус в вельветовой кепке радостно прищелкнул языком. Ника покатилась со смеха.

– Это же бюстик моей мечты! Когда я потолстею, буду носить!

– Тогда я тебе его куплю.

Я полезла за кошельком. Он, как обычно бывает с нужными вещами, спрятался куда-то на дно. Я вытащила портрет мальчика, сунула его под мышку, запихнула телефон в нагрудный карман и вдруг услышала тихий голос:

– Sorry!

Я обернулась. Надо мной навис высокий дядька в желтой спортивной куртке, черной бейсболке и солнцезащитных очках.

– Give it to me! [56]– сказал он.

Я покосилась на бюстгальтер, который по-прежнему сжимала в руках. Но нет, он смотрел на рисунок, зажатый под мышкой.

– What for? [57]– спросила Ника.

– Do you want to buy this beautiful thing? [58]– осведомился индиец, указывая на бюстгальтер.