Коллекция с пыльного чердака - Артамонова Елена Вадимовна - Страница 11

- Хорошо, будь по-вашему. Но для начала я сама туда съезжу. Лично посмотрю на этот рай возле психушки.

Сказано – сделано, в ближайшее воскресение мама с бабушкой отправились в Дубовку снимать дачу. Домой они вернулись усталые, но довольные – им удалось снять небольшой домик совсем рядом с лесом и недалеко от речки. Маме это тихое, спокойное место понравилось, и теперь она уже не беспокоилась за своих детей, уверенная, что они прекрасно отдохнут на природе.

- Хозяйка дома, Дарья Тихоновна, всю жизнь проработала в больнице нянечкой и знает всех ее сотрудников, - сообщила Марья Васильевна. – Возможно, ее рассказы пригодятся вам в ходе расследования.

- Это хорошо, это нам очень даже подойдет, - обрадовался «Шерлок Холмс».

- Вот и отлично, - подытожил отец, - в следующие выходные перевезем вас.

Оставшиеся до переезда дни были заняты сборами. Мама стирала, гладила, папа достал из кладовки старый гамак, а бабушка собирала посуду и составляла списки покупок. Она немного нервничала, ведь перед ней стояла трудная задача – наладить нормальное питание в непривычных для горожан деревенских условиях, да к тому же успевать присматривать за двумя сорванцами, которых трудно было удержать на одном месте. Возможно, Марья Васильевна в другой ситуации не рискнула бы брать на себя такую ответственность, но ей самой очень хотелось пожить в Дубовке, вновь посмотреть на те места, где когда-то бывала ее мама.

4

Юля обосновалась на окраине деревни Васино. Девушка всегда мечтала пожить в настоящей деревенской хате, но действительность несколько разочаровала ее. В бревенчатом доме было жарко, душно, низенькие окошки оказались намертво заколочены и не пропускали в помещение чистый, напоенный ароматами трав воздух. Впрочем, Юля горевала недолго, она собиралась целыми днями бродить по окрестностям, разыскивая материал для своей дипломной работы и возвращаться в дом только для ночевки. А вот с хозяйкой девушке повезло – баба Пелагея славилась в округе, как известная рассказчица, знавшая множество местных легенд и, вероятно, могла сообщить Юле немало интересных сведений из истории этих мест. Пелагея Петровна тоже была довольна, ей сразу понравилась скромная вежливая москвичка, внимательно ловившая каждое ее слово.

В сумерках, когда все дневные дела уже были закончены, баба Пелагея поставила самовар, достала из кладовой варенья и прочие домашние вкусности, напекла пирожков с толченой картошкой и позвала к столу свою квартирантку. Проходившая за бесчисленными чашками ароматного чая беседа была неспешной, но чрезвычайно увлекательной. Очень старая, но еще крепкая женщина начала свой рассказ:

- Хоть места тут благодатные и привольные, да только последние лет восемьдесят неспокойные. Все началось с того дня, как супостаты порешили нашу княгиню. С тех пор и стал заглядывать сюда нечистый, творить свои козни против роду человеческого. Перво-наперво объявился в наших краях призрак невинно убиенного Ореста, сыночка княжеского. Его мужики из нашей деревни частенько видали – бродит горемыка по развалинам барского дома, саван на нем окровавленный, а глаза, как звезды сияют. Жуть! И все вздыхает, стонет так жалостно, что нутро холодеет. Не знает его душа покоя, потому он и мается. А усадьбу с того дня все наши проклятым местом считают. До сих пор там может такое померещиться, что спать потом ночами не будешь.

- Очень, очень интересно, - проговорила Юля, которая, в общем-то, не верила в чудеса, но сейчас испытывала страх – было в интонациях рассказчицы что-то мистическое и жуткое. – Скажите, Пелагея Петровна, а где могила княгини и ее сына?

- Сгинула без следа. Мужики в спешке похоронили их прямо возле дороги, а потом позабыли то место. Надо бы им в освященной земле покоиться, да время тогда было безбожное, вот и закопали их, как нехристей безродных. Оттого и беды наши пошли!

Баба Пелагея с невозмутимым видом повернула краник самовара, подливая гостье чай:

- Да ты угощайся на здоровье, али тебе мои пирожки не нравятся?

- Спасибо, все просто замечательно, только вы рассказываете очень интересно, поэтому про еду забываешь.

- И леса наши с той поры стали неспокойные. За топью стояла с незапамятных времен избушка, жил в ней раньше лесник, пока не помер. Осиротела хата, стояла на всех четырех ветрах, дверью хлопала. И вот как-то ребятня отправилась по грибы. Подошли к сторожке и видят – горит там огонек. Значит, кто-то в доме поселился, смекнули они. Подходят ближе, стучат, а из двери вдруг образина страхолюдная как высунется! Лицом черен, волосы космами на плечи спадают, борода по пояс – страх, да и только! Ребятня назад побежала, рассказала, что за страшный человек в сторожке поселился. Только и не человек это вовсе, сам нечистый к нам пожаловал, так старики тогда решили.

- Простите, я не поняла, когда именно это случилось?

- Точно не скажу, но вроде бы на следующий год после убийства княгини. И раньше-то мало кто в те края захаживал, а уж с той поры, как лукавый там поселился, и вовсе никто не заглядывал. Только парень один, тоже из бывших, ходил туда, ничего не боялся. Видать потому и кара его постигла – во время оккупации семья у него погибла – жена и сынишка. Под бомбежку попали, царство им небесное! – баба Пелагея перекрестилась привычным жестом, вновь подлила в чашки крепкого чаю. – Ничего у парня не осталось, погоревал он, погоревал, да и переселился в проклятую сторожку. И до сих пор ведь жив, коптит небо потихонечку…

- Жив? А сколько же ему лет?

- Много, милая, много… Не мудрено со счету сбиться.

- А как пройти в эту сторожку?

- Даже не думай! Нехорошее это место, говорят же тебе! Только вы, молодежь, стариков все равно не послушаете. Ели надумаешь идти, придется тебе сперва по нашему проселку шагать, пока не увидишь просеку, свернуть на нее и идти да самой топи. Там тропка есть неприметная, она как раз, куда надо тебя и выведет. Только гиблое это место, помяни слова бабы Пелагеи! Воронье там поселилось, кружит над головами, тоску наводит. Добрые люди в таких краях жить бы не стали…

Чаепитие продолжалась. Довольная тем, что нашла внимательную слушательницу, баба Пелагея продолжала свой рассказ, припоминая все новые и новые леденящие кровь подобности. Вскоре дело дошло и до поселившегося под корягой водяного, который утаскивал под воду ничего не подозревавших купальщиков и топил их на мелководье. Юля широко раскрытыми глазами смотрела в лицо старухе, и в этот момент верила каждому произнесенному ею слову…

***************************

Наконец настал долгожданный день нового «великого переселения в Дубовку»! Погрузив вещи в машину, все семейство Жигановых присело на дорожку и только после этого двинулось в путь. Настроение у ребят было приподнятое и немного взволнованное. Они впервые отправлялись из дома в такое длительное, занимавшее почти три летних месяца путешествие. Женя представляла себя на месте тезки-прабабушки, впервые приехавшей в Дубовку, а Миша был поглощен раздумьями о предстоящем расследовании.

Остались позади кварталы городских новостроек. Проехав мимо небольшой рощи, машина свернула на шоссе, и в открытое окно потянуло запахом свежескошенной травы, полевых цветов и сладкого меда.

- Осталось переехать на ту сторону реки, - объявил папа, - и мы на месте.

Въехав на безлюдную улочку и распугав лениво бродивших по ней пестрых кур, машина затормозила возле ладного недавно покрашенного домика. Строение было небольшим, одноэтажным, но производило приятное впечатление и сразу понравилось восторженной, радостно возбужденной Жене. Миша предпочел своих чувств не проявлять и вслед за родителями, важно двинулся к крыльцу.

Бабушка Даша оказалась, хотя и старенькой, но еще достаточно бодрой и очень доброжелательной старушкой. У нее было две козы и несколько кур, о которых она гордо говорила: «Мое хозяйство». Ее сын с невесткой и внуками переехал в город, но она не захотела расставаться со своим хозяйством и осталась в Дубовке. Пустив на лето дачников, сама бабуля поселилась в крошечном садовом домике поближе к козочкам, и заявила, что тоже переехала на дачу.