Публичные признания женщины средних лет - Таунсенд Сьюзан "Сью" - Страница 15

Не станет ли он в будущем отвечать мне вот так

Не знаю, как вы, но я впредь, прополоскав пустые молочные бутылки, буду их тщательно протирать — чтобы уничтожить отпечатки пальцев.

По снегу

Вы скучаете по настоящему снегу — доброму, глубокому, хрусткому снегу? По такому, чтобы автомобили буксовали, дети не могли добраться до школы, а взрослые до работы? Я скучаю. В густой снегопад всем нам глубже дышится, и, конечно, это очень красиво. Сглаживаются контуры, играют краски. В это время года, когда по телевизору передают прогноз погоды, я действительно слушаю метеоролога, а не издеваюсь над его галстуками. Пусть бы он объявил, что вся страна скроется под снегом, скажем, на целый месяц, включая рождественские праздники. Знаю, это эгоизм, и на месте водителя снегоуборочной машины или старика с больными ногами я, несомненно, погрозила бы кулаком снежным тучам над головой. Но я не водитель и не пенсионер, так что прошу не обижаться на мои фантазии. По мне, так уж лучше пусть встанет весь транспорт и введут чрезвычайное положение. Мы, британцы, хоть и признаем этот факт неохотно, все же обожаем чрезвычайные положения. Еще бы: мы ведь первые стоики в мире и в глубине души счастливы, когда нас вынуждают маяться в очереди за какими-нибудь вещами первой необходимости. Есть что обсудить, по крайней мере, кроме «Улицы Коронации» или еще одной выходки члена королевской фамилии.

Во время последнего на моей памяти приличного снегопада в Лестере родилась одна из моих внучек. Роддом находится в двух километрах от нашего дома. Дороги замело. Разумный человек выждал бы денек, пока снегоуборочные машины и контейнеры с песком укротят дорогу, но мною овладел первобытный зов, стремление увидеть и подержать на руках нового члена семьи. В поход к роддому я собиралась, словно в антарктическую экспедицию. Взяла с собой термос с чаем, еду, запасные рукавицы, носки и фонарик и отправилась в путь.

Я знакома с приемами выживания — муж когда-то вел по ним курсы. Он собирал группу управленцев где-нибудь в глухомани, заставлял питаться червяками и брал за эту привилегию недурственные деньги.

Итак, мне предстояло не самое величайшее из странствий (как я уже сказала, всего-то пара километров пути), но все было замечательно: небо в звездах, и я под ним бреду, ощущая величие мироздания и собственную храбрость. По дороге мне встречались другие пилигримы, и мы общались как старые знакомые, рассказывая друг другу, кто куда направляется. Один такой путник пошел на риск ради паба. Я издалека увидела, как он добрался до двери — а та закрыта! Бедняга так и осел. Точно так, должно быть, осел и капитан Скотт, когда ему доложили, что на Южном полюсе уже развевается норвежский стяг.

Я не самая спортивная женщина в мире и в роддом доплелась очень усталой. Оранжерейная жара больницы тут же заставила меня сорвать с себя бесчисленные слои одежды. С улицы вошла толстая замерзшая женщина, а в лифте поднималась уже худая и разгоряченная, но с охапкой тряпья.

Малышка родилась с распахнутыми голубыми глазами, и в возрасте трех часов ее глазки все еще были открыты и смотрели на меня. Она стоила каждого шага по сугробам. Однако меня здорово удивило количество родственников и друзей в палате, причем по виду их никто не сказал бы, что они тащились пешком по снегу. Женщины выглядели элегантно, можно даже сказать блистательно. Одна я в тяжелых ботинках, поверх меховой оторочки которых торчали края самодельного «утеплителя» из полиэтиленовых пакетов.

— Как вы сюда добирались? — выдохнула я.

— Машиной, — сказал кто-то.

Паруса у меня малость опали.

Но недавно, когда голубоглазая малышка (теперь уже четырехлетняя) не могла заснуть, я вместо сказки живописала, как брела по снегу, чтобы поскорее увидеть ее, и ей было ужасно приятно. Быть может, я где и приукрасила, прибавила парочку снежных бурь, и уж конечно не стала сообщать, что остальные посетители добрались на машине.

Кстати, если вы с детьми так горите желанием увидеть снег на Рождество, что готовы поехать в Лапландию в гости к Санта-Клаусу, в его ледяную пещеру, тщательно все взвесьте. В последние годы снега там мало. Ничтожно мало, я бы сказала, а Лапландии без снега, увы, недостает очарования. Прикиньте, стоит ли ехать в такую даль с неуправляемыми от возбуждения детьми ради того, чтобы поглазеть на продуваемую ветром тундру, тусклую, будто ее освещают маломощной лампочкой. Я знаю, что говорю, я там была. У меня даже есть рюмочки из рогов северного оленя — чем не доказательство?

Долой из писателей

Лежа на постели, одетая, с повязкой на одном глазу и в темных очках, я наблюдала, как старшая дочь собирает мне чемодан. Легла я, потому что от усталости не держалась на ногах, а повязку и темные очки надела из-за… Нет, слишком нудная история. Ей-богу, жутко нудная.

Дочь получила инструкции собрать меня на две октябрьские недели на греческий остров. Название острова — Скирос — переводится как «ветер», так что шортами с футболками не обойтись. Чемодан у меня маленький, стюардессы возят такие на колесиках с самолета и в самолет, очень удобно. Однако ехала я не в отпуск, а учить полтора десятка взрослых человек писать. Причем не просто так, какую-нибудь ерунду, — за две недели каждому предстояло написать стихотворение и некролог себе самому (отдает извращением, знаю, но некрологи вышли смешные). Помимо этого каждый написал монолог (от лица представителя противоположного пола), радиопьесу, начало киносценария и первую страницу собственного романа.

Соглашаясь вести подобного рода курсы, я неизменно чувствую себя самозванкой. Ведь у меня за плечами нет даже среднего образования, а университет я посетила в молодости один-единственный раз как участница конкурса исполнителей твиста. И раз уж речь зашла, могу признаться, что провалила не только экзамены за начальную школу, но и (сущий позор) зачет по езде на велосипеде. Полагаю, вы согласны, что такие недостойные писателя факты лучше скрывать от нервных студентов. Профессионально я пишу уже восемнадцать лет, но все еще жду факса примерно такого содержания:

Так и слышу одобрительное бормотание иных из вас: «Давно пора». Потому-то большинство знакомых мне писателей живут в вечном ожидании похожей катастрофы. Писатели народ гонимый и ранимый, все с комплексами, и уверенности в нас не больше, чем в умственно отсталой уховертке. Если кто-нибудь на вечеринке говорит, что моя последняя книга или пьеса дрянь, я не выбегаю из комнаты с ревом, я соглашаюсь.