Звезда моей души - Устименко Татьяна Ивановна - Страница 53

Вольно или невольно, но наши прежде независимые судьбы неожиданно пересеклись в одной точке пространства и времени, созданной слепым случаем! И только несколько дней спустя мне предстояло узнать, что слепым в той ситуации оказался вовсе не случай, а я сама…

— Малышка, а может, я просто провожу тебя обратно в обитель? — великодушно предложила лайил. — Наймусь на работу в ваш монастырь и всегда буду рядом с тобой? — Она выразительно сжала мою ладонь, намекая: соглашайся.

— Я не могу, — честно ответила я. — Мне нужно пройти свое первое испытание…

— Вот заладила словно кукушка! — в сердцах рявкнула Ребекка. — Пойми, тебя обвели вокруг пальца, а ты продолжаешь упрямо твердить свое. — Девушка нахмурилась и тут заметила, что я судорожно держусь за живот. — Эй, ты же голодная, поди? А я и позабыла уже, отчего ты в обморок-то грохнулась. У меня по ночам служба, я в это время не ем, но сейчас пошарю — может, в доме завалялось что-нибудь вкусное, посытнее куска хлеба с сыром…

Как оказалось, на полках домика лайил завалялось много всякой всячины — полкружка колбасы, пара ломтей хлеба средней степени черствости, засохшее яблоко, кусок сыра и даже фляжка сомнительно попахивающего бузинного первача.

— Экспроприировала у местных самогонщиков, — ничуть не смущаясь, бесцеремонно пояснила Ребекка, споро расстилая мятую скатерть и накрывая на стол.

Не заставив себя долго упрашивать, я вылезла из-под одеяла, поежилась от разливавшейся по комнате прохлады и подсела поближе к тарелкам. Ребекка бросила псу горбушку хлеба и колбасную кожурку, приткнулась на колченогий табурет, вытащила из кармана вяленую капустную кочерыжку — лакомство, популярное среди простонародья и принялась с удовольствием ее грызть, изредка одобрительно поглядывая на меня, — уплетавшую все подряд, причем настолько увлеченно, что аж за ушами пищало.

— Ты ешь, пей, не стесняйся. — Хруст стал громче. — Как говорится: кушайте, гости дорогие, все равно выбрасывать! — Она приглушенно хихикнула. — Не равняйся на меня.

В руках девушки появилась небольшая бутылочка, наполненная чем-то подозрительно алым. Я перестала жевать и замерла…

— А у тебя нет обычной чистой воды? — Я категорично отодвинула от себя фляжку со спиртным. — Извини, но этот напиток не для меня.

— Воды? Вот чудачка — самогон гораздо питательнее. — Ребекка осуждающе фыркнула, но воды налила. — Мой дед считал самогон самым подходящим напитком, после крови, конечно, а насчет всего остального шутил: «Пей вода, ешь вода — сра… — она виновато покосилась на покрасневшую меня и замяла конец грубого слова, — не будешь никогда!»

— Прости, можно тебя спросить?..

Я заметила, как лайил сразу же настороженно прищурила глаза. «Чего она так всполошилась?» — удивленно подумала я, но вслух произнесла совсем иное:

— Ну нечто интимное, касающееся конкретно тебя…

— Ладно, валяй. — Ребекка с аппетитом принялась за вторую кочерыжку, изредка отхлебывая из своей бутылочки. Ее руки подозрительно дрожали, что привело меня в окончательное недоумение.

— В эту бутылку налита человеческая кровь? — прямолинейно выпалила я и сама испугалась собственной смелости.

— Что?! — Девушка уставилась на меня вытаращенными глазами. — Ик! — Она возмущенно икнула, и несколько следующих мгновений мы сидели молча, сердито сверля друг друга взглядами в упор, напоминающими два скрещенных дуэльных клинка.

Первой не выдержала Ребекка, она насмешливо хмыкнула, а затем залилась искренним громким хохотом:

— Ну ты даешь, малышка! Думаешь, я стала бы пить при тебе кровь? Нет, там всего лишь томатный сок. Я вообще употребляю кровь крайне редко, раз или два в месяц. А вот если бы… — Лайил прикусила язык и замолчала, кажется поняв, что чуть не сболтнула лишнее. — А, ладно, еще перепугаешься. Это неважно, — наигранно махнула она рукой. — Сыта?

— Да, спасибо тебе. — Я смущенно теребила оборку своего рукава, не осмеливаясь озвучить чрезвычайно важный вопрос, так и вертящийся у меня на языке.

— Кстати, я тоже хочу тебя спросить. — Девушка закупорила свою недопитую бутылочку и ладонью смахнула со стола хлебные крошки. — Твои крылья… почему ты не улетела из города?

— Ну… — Я смущенно потупилась и замерла в такой позе, ибо боялась поднять глаза, ожидая услышать вполне справедливую насмешку. Я хотела соврать, но, как назло, на ум не приходило никакой более или менее убедительной лжи.

— Только без обид — я просто спрашиваю, — торопливо добавила лайил, по-своему расценив мое затянувшееся молчание. — Ты пойми, крылья — это отнюдь не уродство, как утверждают наши дуралеи-чародеи.

— Да я и не обижаюсь, — печально пожала я плечами. — Может, я и в самом деле урод, потому что не умею летать!

— Шутишь? — не поверила моя добровольная охранница. Ее симпатичное волевое лицо приобрело растерянное выражение. — Почему не умеешь?

— Боюсь, со мной что-то не так. — Я горестно шмыгнула носом. — Я урод, инвалид, бесталанное убожество!

— Э-э-э… — Теперь пришел черед Ребекки опустить глаза. — Полагаю, ты излишне самокритична. Можно мне на них еще раз посмотреть?

— Ну если я смогу таким образом хоть немного отблагодарить тебя за помощь и еду… — Я рукавом рубашки вытерла набежавшие на глаза слезы. — К тому же надо проверить, целы ли они…

Ребекка встала и одним небрежным движением руки отодвинула стол в сторону. Меня поразила ее сила. Я немного помялась, покраснела от скромности, но потом все же стянула через голову длинную полотняную ночную рубашку, одолженную мне нашей любезной хозяйкой. Белый пес накрыл морду лапой и смущенно засопел. Я повернулась к лайил спиной и замерла.

— Ничего себе… — Та только вполголоса охнула от изумления. — А ведь они и правда настоящие! Как же ты ухитрялась скрывать их от всех?

— Ага, настоящие. — Я с наслаждением пошевелила лопатками, заставляя свои крылья встряхнуться и затрепетать, как тянущиеся навстречу Солу цветочные лепестки. — Понимаешь, до десяти лет я на самом деле считала себя горбатой. А затем на моем горбе внезапно прорезались две раны, причинявшие мне жуткую боль. Из этих ран и начали расти крылья…

— Ничего себе, — повторила Ребекка и уважительно присвистнула. — Знаешь, ты очень сильная и храбрая девочка, если сумела скрыть и свои муки, и сами крылья. А еще, — она оценивающе обошла вокруг меня и сочувственно заглянула в глаза, — признайся, ты ведь мужественно сносила насмешки и презрение других детей?

Я молча кивнула, вспомнив об Ардене, но пока не стала рассказывать о нем Ребекке, ибо не все секреты своего сердца мы готовы раскрывать вот так сразу, даже тем, кто претендует на роль наших друзей.

Девушка внимательно следила за моей реакцией и, кажется, и так обо всем догадалась. Ее высокий лоб прорезала суровая морщинка.

— Ох уж мне эти мужчины! — Алые губы сложились в презрительную гримаску. — Как же сильно они усложняют нашу жизнь. А ведь если разобраться, становится ясно, что мужчина — самое бесполезное создание на земле. Они же не представляют собой ничего ценного: грудь без молока, яйца без скорлупы, мешочек без денег… Да восемьдесят процентов женщин не выходят замуж лишь потому, что из-за кусочка колбасы нет смысла держать дома целую скотину!.. — Она задохнулась от возмущения и замолчала, но мне показалось, что в ее голосе промелькнули нотки застарелого отчаяния и тоски, плохо замаскированные самообманом, уже вошедшим в привычку. — Не сожалей об отсутствующем мужчине, малышка!

Я невольно рассмеялась, очарованная ее вдохновенной речью. Ребекка посветлела лицом и весело затормошила меня, ухватив за плечи:

— Твои крылья — просто чудо! А ты можешь их раскрыть?

— Не знаю. Но надо попробовать… — Я начала осторожно по чуть-чуть расправлять свое бесполезное украшение. — Отойди в сторону…

Лайил послушно отступила на пару шагов и повторно присвистнула от изумления, когда крылья раскрылись до конца.

— Надо же! — Я радостно выдохнула. — Они ничуть не пострадали в перипетиях прошлой ночи, не сломаны и не помяты!