Русские на Мариенплац - Кунин Владимир Владимирович - Страница 21

– Но, учти, – строго сказал полковник. – Ящик этот охранять до последней капли крови! Не дай Бог, что-нибудь… Помни, по каким недружественным дорогам мы возвращаемся домой. Люки должны быть все изнутри задраены и законтрены. А если…

– Товарищ полковник, я так понял, мне перед отправкой танковый боекомплект не сдавать? – спросил я.

– Ну, сорок пушечных снарядов тебе ни к чему… А пулеметный комплект, гранаты, автомат можешь оставить. Мало ли что. Тут ты прав…

– А с экипажем как быть? Что я им должен сказать?

– Экипаж – не твоя забота, – глухо проговорил полковник и мне вдруг причудилось, что он меня люто ненавидит за то, что ему пришлось доверять свою тайну мне.

Но это мне, наверное, только причудилось, потому что полковник встал из-за стола, протянул мне руку и сказал:

– И помни, Сапаргалиев. Родина тебе оказывает высочайшее доверие!

Ну, не звучит это уже… Не звучит! Неужели не понимает? Ведь неглупый мужик, а несет черт-те что…

Однако, я тоже встал и ответил, как и положено по Уставу:

– Служу Советскому Союзу!

В одну игру играем… Других-то слов на такие случаи не придумано, вот мы, как попугаи, и повторяем разную муру собачью. Хотя дело и секретное, но самое обычное: начальник дает нормальное рабочее задание подчиненному, а тот обещает это задание выполнить. И все. А мы клянемся по любому поводу!..

Прощай, Германия! Здравствуйте, майне либе дамен унд херрен товарищи казахи!

А также – херцлихе гратулирен унд гутен морген мои либлинг казахские мама и папа, братья и сестры, дедушки и бабушки, дядьки и тетки, разбросанные по всему нашему Казахстану! Позвольте принять ваши херцлихе гратулирен с моим возвращением в лоно замечательного и древнего рода огромной семьи Сапаргалиевых!

И пошла она, эта армия, к… аккенаузен сегейн!..

Извините за казахское выражение.

– Вот и все, – сказал мне Нартай. – Пока все.

– Погоди, погоди, Нартай!.. – заволновался я. – Ты же не ответил на мой самый главный вопрос: как ты попал сюда, в Мюнхен?!

– Ну, вы даете! Я же говорил вам, что это длинная история в двух сериях, – удивился Нартай. – Вы сказали «расскажи хотя бы первую». Я вам и рассказал.

– А вторую?.. – взмолился я.

– А вторую мы вам расскажем как-нибудь вместе с Эдькой. Это он, гад ползучий, меня украл.

– О, Боже!…– только и смог вымолвить я.

Но прежде чем я услышал вторую часть рассказа о том, как вместо Казахстана Нартай оказался в Мюнхене, мне довелось узнать еще очень и очень многое…

ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ

(очень короткая), рассказанная Автором, – о том, как два самолета из очень разных стран прилетели в Мюнхен…

За несколько месяцев до того, как слегка выпившего Нартая Сапаргалиева – старшего сержанта Советской армии, лучшего механика-водителя во всей Западной группе войск, темной и глубокой ночью вызвал к себе почти трезвый командир полка и в условиях строжайшей конфиденциальности поручил ему чрезвычайно ответственное и совершенно секретное задание, в старый, уютный Мюнхенский аэропорт из разных концов света почти одновременно прилетели два очень разных самолета.

Один, принадлежащий «Аэрофлоту» ТУ-154, из Москвы, второй – ДС-10 компании «Люфтганза», из Тель-Авива.

Почти одновременно, с разницей в сорок минут, на землю Южной Баварии с трапов этих разных самолетов сошли два разных человека с абсолютно одинаковым желанием – больше никогда не возвращаться туда, откуда они только что прилетели.

Один пассажир на пограничном контроле предъявил паспорт гражданина Советского Союза на имя Эдуарда Петрова, второй… Виноват! Вторая – выложила перед пограничником паспорт гражданки государства Израиль на имя Екатерины Гуревич.

Пограничникам было глубоко наплевать – кто прилетел к ним в страну. Лишь бы предъявитель паспорта не числился в розыске как террорист или торговец наркотиками или еще какой-нибудь нежелательный для Германии тип.

Подлинность паспорта мгновенно определялась хитренькой электронной машинкой, а компьютер тут же проглатывал все сведения о владельце. Если с его, компьютерной, точки зрения на предъявителя не было никакого компромата, пограничник шлепал в паспорт квадратный штемпель с датой прибытия в «Бундесрепублик Дойчланд» и возвращал паспорт его владельцу. Занимало это от трех до семи секунд.

В отличие от советских пограничников, долго и подозрительно высверливающих чугунным взглядом приехавших, приплывших и прилетевших, по нескольку раз томительно сличающих фотографию в паспорте с физиономией уже до смерти напуганного пассажира, готового признаться во всем, чего никогда не совершал, немецкий пограничник, принимая паспорт, говорил «данке», а возвращая – «битте» и «ауфвидерзеен». В буквальном переводе – «спасибо», «пожалуйста» и «до свидания». Чего ни от одного советского пограничника никто никогда не слышал.

И гражданину Советского Союза Эдуарду Петрову, и гражданке государства Израиль Екатерине Гуревич проштемпелеванные паспорта были возвращены в течение пяти секунд, что пока свидетельствовало о их несомненной благонадежности. Каждый из них получил свой немудреный багаж, и тут их пути коренным образом разошлись на три с половиной месяца.

ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ,

рассказанная Эдиком, – о том, как хорошо составленная в Москве инструкция помогает просить убежище в Мюнхене…

Конечно, подарок Женьки Овчаренко – инструкцию для желающих смылиться из пределов нашей великой и нелепой Родины – я смог по-настоящему оценить только в Мюнхене.

Я не знаю, как в действительности готовят разведчиков для нелегальной работы за бугром, но все, что я когда-то читал в разной шпионской литературе от Юлиана Семенова до Джона Ле-Карре, мне очень и очень пригодилось. Еще в Москве я наизусть вызубрил весь мюнхенский раздел инструкции и теперь мог, не раскрывая эту гениальную шпаргалку, точно назвать все адреса, телефоны, фамилии немецких чиновников, номера этажей и комнат, а также все транспортные пути подъезда к этим учреждениям – трамвай, автобус, метро, такси…

Это была гениальная инструкция! Просто – безупречная. Особенно глава «Психология на практике» – что говорить, как говорить, каким тоном, когда нужно улыбаться, когда этого не следует делать. С каким выражением лица входить в кабинет, с каким выходить… Как быть одетым зимой, как летом. Ну, и самое главное, как отвечать на вопросы «первого интервью».

Так мягко и симпатично называется в Германии самый обычный первый полицейский допрос беженца. Сидит переводчик – чаще всего пожилая польская дама, путает русские падежи и не выговаривает букву «л», а полицейский чиновник в гражданском записывает твои ответы без малейшего интереса к твоей судьбе. Потому что твою судьбу будут решать не в этом кабинете и не сейчас, а месяца полтора спустя под Нюрнбергом, куда тебя вызовут на «второе интервью». И там в анкете будет уже не сорок три вопроса, а за сотню… Но и тут «нам не страшен серый волк»! Открываем нашу московскую инструкцию, находим перечень всех нюрнбергских вопросов и спокойненько готовимся ко второму «интервью», как к обычному школьному экзамену по геометрии.

Но это все потом… А пока мне нужно было добраться от аэропорта Рим до места «сдачи». До Унтербергсштрассе, 70.

Багажа у меня было ровно двадцать килограмм, как и положено. Пять – мой реквизитный складной столик имени Пал Петровича и пятнадцатикилограммовый обычный чемодан с необходимым мне на первое время барахлишком.

Я подозревал, что с этим моим столиком на Московской таможне будут разные заморочки, и поэтому приехал в Шереметьево с хорошим запасом времени.

И действительно, творение Пал Петровича вызвало довольно пристальное внимание нашей таможенной службы. Меня даже завели в какое-то отдельное помещение без окон и попросили внятно объяснить – для чего товарищу туристу, следующему в гости по частному приглашению в город Мюнхен, вот такая странная конструкция из тончайшей и почти невесомой стали? И вообще!..