Отравленная Роза - Щербаков Дмитрий Викторович - Страница 2

В кабинет Лобанова Север был доставлен дюжим сержантом.

— Итак, Егоров Иван Петрович… — произнес Сергей, просматривая изъятый паспорт Белова, жившего под чужим именем. — Бывший беженец из Грозного, нынче благополучный москвич… Присаживайтесь, гражданин Егоров.

— Сними «браслеты», начальник, — попросил Север мрачно. — Руки совсем затекли…

Перед допросом Север со скованными за спиной предплечьями совершенно один три часа просидел в камере: это тоже был один из методов Лобанова — сломить волю возможного преступника.

— А в сортир не отнести? — усмехнулся Сергей.

— В сортир не надо, — произнес Белов тихо и угрюмо. — Но если не раскуешь, разговора у нас не получится…

— А ты готов говорить? — прищурился Лобанов. — Впрочем, Хлама ты сдал сразу… — добавил он задумчиво.

— Хлама? — переспросил Север.

— Федя, сними с клиента «браслеты», сам выйди и встань за дверью, — приказал Лобанов сержанту. — Никого не пускай, кроме начальства… хотя оно уже дома… Так что не пускай вообще никого!

Дюжий Федя повиновался.

Разминая затекшие кисти, Белов опустился на отведенный ему стул.

— Предупреждаю сразу: пугать меня бесполезно! — своеобразно начал допрос оперативник.

— Почему пугать?! — удивился Север.

— Да любите вы, коммерсанты, доверительную беседу с угроз начинать: пацаны, мол, до тебя доберутся, мусор вшивый… — Лобанов хмыкнул.

— Я не коммерсант, — напомнил Север.

— Да какая мне разница?! — вскинулся Лобанов. — У тебя в сумке сто граммов чистого героина нашли. Паскуда ты, давить таких надо. Мочить при задержании.

— Порошок не мой! — возразил Север.

Лобанов пропустил его реплику мимо ушей.

— Так вот, повторяю: пугать меня не надо, — продолжал он. — Семьи у меня нет: жена бросила, детьми я не обзавелся, родителей схоронил. Короче, родни не имею. Меня можно только убить, но это тебе не поможет.

— Я не собираюсь никого убивать, — сказал Север.

— А мне плевать, что ты собираешься, а что не собираешься! — вспылил Лобанов. — Не боюсь я вас, сучня! Ненавижу я вас! Вы нацию губите своим поганым героином! И совсем погубите, если вас не мочить — реально и без соплей, вот так!

— Да ведь согласен я с тобой, капитан… — вздохнул Север устало. — Только не тот ты след взял, санитар леса…

— Не врать! Говорить мне «вы». — Лобанов резко шлепнул ладонью по столу. — Знаешь, что я с тобой сделаю, парень? — спросил он, мигом успокоившись. — Тебе ведь приличный срок корячится. «Пальчики» твои я уже пробил по компьютеру, нигде они не числятся. Не сидел ты и конкретно у зэков авторитета не нажил, стало быть…

Север невесело усмехнулся, вспомнив, как у него три с лишним часа назад снимали отпечатки пальцев. Проделывали это, не освободив Белова от наручников: такова была еще одна из личных «примочек» Лобанова.

— Что вам от меня надо? — поинтересовался Север глухо.

— Чтобы ты сдал своих хозяев! — оживился Сергей. — Тогда, может, вообще тебя выпущу и протоколы все порву!

— Ну, а ежели не могу я вам никого сдать?

— Не хочешь по-хорошему… — Лобанов встал из-за стола, прошелся по кабинету, поигрывая резиновой дубинкой. — Тогда сделаем так. Завтра я получу санкцию на обыск твоей квартиры. А сегодня отправлю в камеру. Лично отвезу в Бутырку. И посадят тебя к двум десяткам восемнадцатилетних дебилов — здоровых, как Шварценеггер, только что переведенных с малолетки на взросляк. Они все уже жутко крутые и жаждут стать блатными. А дурак-охранник им шепнет по ошибке, будто ты, Иван Петрович, задержан при совершении акта мужеложества с несовершеннолетним, причем в роли «девочки» выступал ты. Представляешь, что они с тобой сделают?

— Представляю… — Север поежился.

— Вот и хорошо! — подхватил Лобанов. — А срок тебе, повторяю, немалый корячится. И прожить его надо так, чтобы не было мучительно больно в порванном на фашистский крест очке!

«Да, от двадцати озверевших лбов мне не отбиться… — подумал Север. — Один раз, помнится, повезло в похожей ситуации, но подобное везение дважды не повторяется… Это в американском кинодерьме герой нехотя гасит единолично двадцать человек. Вот только подбегают они к нему почему-то строго по одному: один налетит, а остальные дисциплинированно ждут, пока герой отмутузит ихнего другана… В жизни так не бывает. В жизни налетают кучей, со всех сторон, и дуплят по чем попало. Никакой трепаный Ван Дамм не отмашется…»

— Ну, чего молчишь? — спросил Лобанов.

— Размышляю, — буркнул Север.

— Ну поразмышляй, поразмышляй! — Сергей опять разозлился. — Только учти еще такой момент: если ты авторитет на воле и надеешься, что с воли дадут сигнал в камеру, то не надейся! Поверь: я позабочусь, чтобы конкретно в эту камеру никаких вестей с воли вообще не поступало по крайней мере трое суток! И их не поступит, веришь?!

— Верю, — кивнул Север.

«Этот опер не сомневается, что взял именно наркоторговца, — думал между тем Белов. — И переубеждать его бессмысленно… А завтра он устроит шмон в моей квартире. И если очень постарается, то найдет тайник и револьвер с патронташем… Еще того лучше… Не-ет, надо выбираться, причем срочно!»

Север был одного роста с Сергеем, но Лобанов обладал более плотной комплекцией. «Это даже хорошо, — мысленно отметил Белов. — И лицо у него русское, моего типа: правильные черты, глаза чуть раскосые… И шатен, как я… Что ж, попробуем…»

Загнанному оперативником в угол, Северу оставалось теперь рассчитывать только на это свое легкое внешнее сходство с Лобановым да на свои сверхнормальные способности…

Одна из таких способностей была следующей: Белов, когда хотел, мог становиться неузнаваемым даже для близко знавших его людей. Делалось это так: Север выбирал образ, который собирался принять, и усилием воли соответственно менял мимику и основной психологический посыл. Что приводило к изменению восприятия его облика окружающими: даже его лицо казалось им лицом совсем другого человека, порой даже кого-то конкретного… Подобные метаморфозы Север умел осуществлять почти мгновенно.

…Капитан продолжал прохаживаться по комнате.

— Ну что, будешь говорить?! — вдруг резко наклонился он к задержанному.

Белов пробил правой — неуловимо быстро и по-боксерски чисто. Тело Лобанова качнулось назад, а потом стало неудержимо заваливаться на Севера. Тот бесшумно вскочил, подхватил капитана под мышки, усадил. Затем принялся сноровисто раздевать Сергея. Вскоре Белов сам облачился в милицейскую форму, надев ее поверх собственной одежды. Не взял только форменные ботинки, оставив себе свои сапоги. «Под брюками сойдет, никто не обратит внимания», — решил он.

Белов очень ценил свой «боевой костюм» — свитер, джинсы и сапоги. Эти обычные на вид вещи были сделаны из эластичного сверхпрочного материала, синтезированного когда-то в лабораториях КГБ СССР и предназначенного для изготовления одежды профессиональным киллерам-комитетчикам, работавшим за границами Страны Советов. Такая одежда не оставляла микрочастиц на месте преступления, а заодно практически не изнашивалась. Несколько лет назад Север выложил за свой наряд кругленькую сумму, хотя выглядели вещи достаточно скромно: почти воздушный серый свитер, джинсы вроде польских, сапоги — модельные, но давным-давно не модные. Однако оставлять столь удобные и полезные шмотки в милицейском кабинете Север не собирался…

…Лобанов начал подавать признаки жизни. Белов врезал ему кулаком по шее — не очень сильно, но в строго определенное место. Подобный удар отключал человека часа на три.

В шкафу кабинета Север, помимо прочего, обнаружил неброский свитер и потасканные штаны — явно лобановские. В них-то Белов и нарядил капитана.

Усадив бесчувственного опера за столом в позе пишущего, Север сунул в руку Лобанову ручку, а под ручку — лист бумаги. Теперь Белову оставалось сделать всего-навсего одно плевое дело: каким-то образом уйти из отделения…

Толчком открыв дверь кабинета, Север вышел, сразу закрыв ее за собой. Сержант Федя бдил.