Ночь с Ангелом - Кунин Владимир Владимирович - Страница 3

— Как понимаете, ни льда, ни тоника достать не удалось, — сказал он.

Я вопросительно посмотрел на пустой стакан, выразительно перевел взгляд на стакан с чаем и поднял глаза на парня.

— Не пью-с, — ответил парень на мою пантомиму. — Я, с вашего разрешения, чайку. Не возражаете?

— Сейчас вы скажете, что еще и не курите, — убежденно произнес я и налил себе полстакана джина.

— Не курю, — ответил парень и очень по-женски откинул волосы со лба.

«Точно! Голубенький… Такой превосходный образец молодого самца и… педик!.. Ну надо же!»

Парень весело рассмеялся:

— Да нет же. Я совершенно нормальной ориентации. Не пугайтесь.

Для того чтобы прийти в себя, мне пришлось одним глотком махануть все содержимое стакана и тут же налить себе еще столько же. Я перевел дух и ошарашенно уставился на своего соседа:

— Батюшки светы!.. Что творится?! Чтение мыслей на расстоянии?! Это у вас наследственное или благоприобретенное?

— Понятия не имею.

— Вы из цирка?

— Нет.

— Эстрада?

— Ни к тому, ни к другому я не имею никакого отношения.

— О черт… — Я попытался поднести стакан ко рту. Но парень, как мне показалось, поморщился с сожалением и своей огромной лапой удержал мою руку:

— Да погодите вы. Что же вы так глушите джин? Ни бутербродика, ни фруктинки… Ну разве можно так? Сейчас, сейчас…

Он вытащил из-под столика красивый кожаный портфель и достал оттуда неправдоподобно большое и румяное яблоко.

— Закусывайте. Мытое.

Я шлепнул еще полстакана и захрустел яблоком. Как ни странно, именно яблоко, с его удивительным тончайшим ароматом и божественным вкусом, привело меня в себя:

— Тогда вы врач-психиатр. Такой омоложенный и улучшенный вариант Кашпировского. Да?

— Нет.

— Кто же вы, елки-палки, чтоб не сказать хуже?!

Парень задумчиво посмотрел в черное окно, как-то странно пожал плечами, будто и сам не ведал — кто он, негромко проговорил своим дивным голосом:

— Как вам сказать? Я… я в меру своих сил и возможностей охраняю людей.

— То есть вы руководите некой, как теперь говорят, «охранной структурой»?

То, что он «руководитель», у меня не было никаких сомнений. Я просто не мог себе представить этого парня в чьем-то подчинении!

— Как вы сказали? — переспросил парень.

— Я предположил, что вы возглавляете какое-то охранное бюро.

Мой сосед слегка задумался и потом глянул на меня своими девичьими голубыми глазами с длинными ресницами:

— Да, что-то в этом роде…

— Слушайте! — спохватился я. — Я вам совсем заморочил голову. Мы же даже не представились друг другу. Я…

— Вы — Владимир Владимирович, — весело прервал меня парень. — Я только сейчас понял, с кем разговариваю. Я недавно купил одну вашу книжку про говорящего кота, и там на обложке сзади была ваша фотография! Верно?

— Да, — сказал я и плеснул себе еще немного джина в стакан. — А как зовут вас?

— Ангел.

— Как?! — Мне показалось, что я ослышался.

— Ангел, — повторил парень. — В Болгарии очень распространенное имя.

— Так вы — болгарин?

— Нет.

— Ага… — тупо проговорил я и выпил. — А как вас мама называла? Я имею в виду ласкательную форму этого имени.

— У меня нет матери.

— Но ведь была когда-то?

— Наверное. Честно говоря, я не очень хорошо ее помню… Вы закусывайте, Владим Владимыч. — Он пододвинул мне недоеденное яблоко.

— Хорошо, хорошо. — Я снова взялся за яблоко.

Ну не мог я к нему обратиться по имени — Ангел! Язык не поворачивался. Как только я хотел произнести это слово, оно буквально застревало у меня в глотке. Поэтому я продолжал свое хмельное наступление:

— Слушайте! Старики моего возраста — когда за семьдесят — обычно чудовищно бестактны. Особенно — под банкой. Им всегда кажется, будто им в жизни что-то недодано, и поэтому они позволяют себе… Короче, я не являюсь интеллигентным исключением. Как называют вас барышни в минуты близости? Ну, не говорят же они вам «Ангел мой!»… Наверное, существует какая-то уменьшительная форма…

— Да нет, — тихо проговорил Ангел. — Так и говорят.

— Как?!

Ангел смутился и покраснел:

— Ну, как вы сказали… Иногда эти два слова меняются местами — «мой Ангел»… Но вообще-то, Владим Владимыч, я ничейный Ангел. Я уже давным-давно никому не принадлежу. С детства. Так сказать, Ангел — сам по себе. Единица совершенно самостоятельная.

Мне показалось, что двумя последними фразами Ангел мягко и с достоинством вывел меня из того бездарного словесного тупика, в который я сам себя и загнал. И я облегченно налил себе в стакан еще немного джина.

Но выпить не успел. Раздался стук в дверь. Чуточку громче, чем следовало, я прокричал:

— Да, да! Пожалуйста!..

Дверь в купе отворилась, и проводник спросил:

— Еще чайку не желаете?

Сейчас, спустя некоторое время, когда вся эта невероятная история снова встает у меня перед глазами, я отчетливо припоминаю, что, разглядывая этого здоровенного парня с таким забавным именем — Ангел и внутренне хихикая сам над собой, я все время безумно хотел представить себе размах его возможных крыльев. Если бы он в самом деле был Ангелом…

А так как много лет тому назад, в молодости, я неплохо знал такой узкий предмет, как «Теория полета», то, прикинув на глаз массу его тела — килограммов в девяносто, я приблизительно представил себе необходимую «силу тяги» для его веса, предположил наиболее оптимальные «углы атаки» его крыльев и почти безошибочно вообразил вектор «подъемной силы» с учетом возможного «лобового сопротивления». Ну и так далее…

Путем нехитрых прикидок получалось, что размах его «ангельских» несущих плоскостей — в смысле «крыльев» — должен быть от консоли до консоли… Вернее — от правого крайнего перышка левого крыла до последнего пера правого не менее пяти метров!

— Ну что за ерунда, Владим Владимыч?! — помню, сказал мне тогда Ангел, укладываясь в узкую купейную постель. — От силы два, два с половиной метра.

Когда он успел переодеться в какую-то цветастенькую пижаму — я с нетрезвых глаз и не сообразил.

— Вы что мне вкручиваете? — рявкнул я на него. — Это на ваши девяносто килограммов веса?

— На какие «девяносто»? Когда крылья были мне положены по штатному расписанию — во мне было сорок пять… Я был ребенком. Подростком, если хотите. Что-то вроде сегодняшнего пятиклассника. А вы — «пять метров», «пять метров»… В то время мне ими и не взмахнуть было бы.

— Но я же делал расчет на ваш сегодняшний вес, — возразил я ему и в ту же секунду спохватился.

Этот сукин сын опять вслух ответил моим дурацким мыслишкам!

— О, черт вас подери, — простонал я.

— Вот это уже совсем ни к чему, — строго сказал Ангел.

— Не понимайте все буквально и немедленно прекратите демонстрировать мне свои паранормальные фокусы!.. — окрысился я. — Не смейте подглядывать за моими мыслями!

— Да ради всего святого, — досадливо произнес Ангел.

Он сунул руку под стол и достал из своего портфеля очки и свежий номер «Московского комсомольца». Надел очки и сказал, вглядываясь в подборку отдела происшествий на первой странице «МК»:

— Но когда вы начинаете выдумывать обо мне всяческие небылицы, да еще и пытаетесь обосновать их своей примитивной «Теорией полета», которая ко мне не имеет никакого отношения, я просто обязан вмешаться, чтобы элементарно уберечь вас от ваших же заблуждений! В конце концов, это мой профессиональный долг.

— Какой еще «профессиональный долг»?!

— Обыкновенный. Ангельский. Так сказать, долг нормального Ангела-Хранителя.

Только в эту минуту я вдруг неожиданно сообразил своим усталым полупьяным мозгом, что обычный спальный вагон «Красной стрелы», несущийся сквозь тревожную российскую ночь из Москвы в Санкт-Петербург, в замкнутом пространстве небольшого двухместно купе объединил меня — ни во что уже не верующего, постоянно и охранительно настроенного скептически, ну, просто очень пожилого человека, чей возраст в цифрах и выговаривать-то уже противно, — с Настоящим Ангелом-Хранителем в облике молодого, наверное, очень сильного физически, но поразительно мягкого, даже слегка женственного и на удивление совершенно современного и явно неглупого человека.