Фрейлина - Дрейк Шеннон - Страница 19

Гвинет улыбнулась:

— Лорд Рован, я знаю, что вы начитанный и умный человек. Я, как и вы, знаю, что есть люди, которые считают, будто они могут сделать куклу, проколоть ее и высосать кровь из другого человека. И что есть люди, которые думают, будто могут варить из трав волшебные напитки. Но вы, разумеется, знаете, как и я, что большинство обвиняемых в таком злом деле — всего лишь знахари и знахарки, знающие свойства некоторых трав и цветов. Слишком часто у нас причиняют зло тем, кто делает все возможное, чтобы помочь другим.

— Пусть это так, но, если человек варит такой напиток, он рискует быть обвиненным в колдовстве. А колдовство подразумевает договор с дьяволом… и ересь, — устало закончил он.

— Это такая глупость!

— Это закон.

Она кивнула:

— Спасибо вам за очень поучительную беседу.

— Служить вам всем, чем возможно, моя обязанность, — сказал он весело, но с оттенком злой насмешки и поклонился Гвинет.

Ее холодная благодарность рассердила его, но почему — он не мог понять. Она была такой загадочной, и он был очарован ею. И нельзя было отрицать, что красота ее лица и фигуры подействовали на него.

Рован напомнил себе, что возвращается домой. Он по-прежнему любил свою жену, но случившееся с ней несчастье превратило его прежнюю страсть в любовь, которую человек может испытывать к раненому ребенку или больному старому человеку.

— Нам нужно ехать. Прямо сейчас, — коротко бросил он, отвернулся от Гвинет и крикнул Энни, чтобы та привела Лайзу Даф, потом приказал своим людям, чтобы они садились на коней.

Сажая Лайзу на своего коня, он чувствовал, что Гвинет продолжает наблюдать за ним, и спросил себя: какие чувства теперь скрываются за ее странным неотступным взглядом?

Глава 5

Хотя горный край был родиной Гвинет, она всегда считала его дикой страной, где живут грубые, неученые и почти не имеющие закона люди.

Не имеющие закона — может быть, неверно сказано. Закон в горах был. Просто горские таны, лорды и главы семей жили по своим собственным законам. Во Франции она научилась тосковать по своим землякам. Шотландия могла бы стать великой страной, если бы великие лорды и бароны сражались на одной стороне, а не враждовали постоянно между собой и не старались обогатиться за счет своих соседей. Слишком часто, начиная с далекого прошлого, когда Уильям Уоллес так доблестно сражался за независимость Шотландии, бароны больше беспокоились о своих собственных поместьях и богатствах, чем о будущем своей страны. Еще можно было понять тех из них, кто был женат на англичанках. Многие знатнейшие шотландские лорды по наследству или путем брака приобрели земли в Англии, и у некоторых из них английские владения были более ценными, чем шотландские.

Слишком часто лорды словно сидели на заборе и смотрели, в какую сторону подует ветер победы, вместо того чтобы объединиться и стать одной грозной силой.

Размышляя об этом, Гвинет забыла, как красива ее родина.

С тех пор как к ним присоединилась Лайза Даф, они двигались медленно. Хотя Лайзу не пытали, она была слаба и к тому же так плохо ездила верхом, что не могла держаться даже на той лошади, которую им дали в селении, хотя это было довольно спокойное животное. Им часто приходилось останавливаться для отдыха, особенно когда они ехали по той части горного края, где склоны гор были очень крутыми, а дороги — ненадежными.

Через какое-то время они свернули на узкую тропу, которая шла по склону восхитительного холма, покрытого лиловыми цветами, и поднималась на его остроконечную вершину, откуда была видна великолепная долина. Земля в этой долине была плодородная. Гвинет разглядела крестьян, работавших на полях: было время жатвы, и нужно было собрать урожай, пока не наступили суровые осень и зима. За этими богатыми полями на голом каменистом склоне стоял укрепленный, словно бастион, господский дом. Был конец дня, и в ярких лучах заходящего солнца камни, из которых он был сложен, отсвечивали то золотом, то серебром. Эти же лучи заставляли сверкать ручей, который извивался перед окружавшим крепость рвом. Крепость не была ни такой большой, ни такой мощной, как Эдинбургский замок, но, как и он, в случае обороны была страшна для врагов уже благодаря одному своему местоположению. С вершины холма Гвинет видела, что за рвом находится обнесенный стенами двор, где торговцы сидели у своих лотков, заполненных всевозможными товарами, и женщины ходили туда-сюда по своим делам. К одной из стен двора примыкали сараи, в которых Гвинет разглядела множество кур и свиней.

Она украдкой посмотрела на Рована — он тоже не отводил глаз от этого селения. Его лицо выражало странную смесь чувств: душевное напряжение, в котором соединились гордость, боль и глубокая, смешанная со страданием задумчивость.

— Это замок Лохревен? — вполголоса спросила она.

Он повернулся к ней и ответил:

— Нет, замок Лохревен стоит на острове, северней Айлингтона. Но эти земли — часть владения Лохревен. А эта крепость называется Кэстл-Грей — Серый Замок. Так назвал ее один мой предок много веков назад: он знал, что наше родовое имя Грэм означает «из серого дома».

— Этот замок тоже принадлежит вам? — спросила Гвинет.

— Да. Он служит воротами на пути к островам, от названия которых происходит титул нашей семьи.

— Он… великолепен, — сказала она и смутилась, потому что Рован в ответ пробормотал:

— Это печальный и горестный дом.

Они еще немного постояли на этом месте. Потом Рован вдруг нетерпеливо потребовал:

— Едем вперед! Скорей!

В замке, конечно, заметили их приближение, но подъемный мост не пришлось опускать: он уже был опущен. Гвинет была уверена, что он находился в таком положении почти все время. Сейчас в стране был мир — что, кстати, случалось слишком редко. Подъемный мост позволял тем, кто работал на полях, наведываться в крепость, а тем, кто жил на арендованных фермах за стенами, приходить на рыночную площадь, которая находилась за крепостными стенами, и легко возвращаться домой. Кэстл-Грей жил как полноценное селение, и было похоже, что это селение процветает.

Когда они оказались рядом с поместьем, им навстречу выбежали дети с охапками цветов. За детьми ехал всадник в одежде такого же цвета, как у Рована. Перед воротами всадник остановился.

— Лорд Рован, лорд Рован! — запели дети.

Маленькая девочка подошла к огромному коню Рована, и лорд, улыбаясь, хотя недавно его лицо было суровым, наклонился, поднял ее на руки и усадил впереди себя на коня.

— Милорд! — радостно крикнул всадник, когда они подъехали к нему. — Нам сказали, что вы едете сюда.

— Тристан, старый друг, все ли в порядке?

— Урожай очень богатый, — ответил встречавший, он хорошо сидел в седле.

На вид ему было около сорока лет, он носил бороду, и его длинные темные волосы, как пеплом, подернулись сединой.

— Тристан, это леди Гвинет Маклауд. Миледи, это мой управляющий, Тристан. Мы проведем здесь эту ночь, а может быть, и следующую. А пока, пожалуйста, распорядись, чтобы паромщик был готов отвезти миледи, ее спутниц и их лошадей на остров Айлингтон.

— Да, милорд, — ответил Тристан, почтительно поклонился Ровану, затем повернулся к Гвинет и, приятно улыбнувшись, поклонился ей.

— Как дела у моей супруги? — негромко спросил Рован.

Тристан, мужественно стараясь сохранить на лице приятное выражение, спокойно произнес:

— Мы заботимся о ней и любим ее так же, как всегда.

— А как ее здоровье? — осторожно спросил Рован, и мускулы его лица напряглись.

— Она слаба, — сказал Тристан.

— Я поеду вперед. Тристан, будь добр, проследи, чтобы леди Гвинет было удобно у нас и чтобы ее служанкам нашли подходящее жилье.

Затем он пришпорил коня и поехал вперед, даже не взглянув на Гвинет.

Тристан и толпа детей остались рядом с гостями. Управляющий поднял руку, здороваясь с охранниками. Он явно был с ними знаком.