Клад - Кунин Владимир Владимирович - Страница 2

– Давно это с тобой? – спросил Петрович.

– С детства, – скромно ответил Михаил

– «Все могут короли, все могут короли...» – запел Генка. – Куплю «Волгу», видеосистему!..

– А я кооператив однокомнатный, – сказал Михаил. – Дров не нужно, вода горячая.

– Бери трехкомнатную, – закричал Генка.

– Одинокому трехкомнатную не дадут, – сказал Михаил и опечалился. Но не потому, что не дадут трехкомнатную, а оттого, что одинокий.

Петрович допил чай и обстоятельно утер рукавом рот:

– Стойте. Я чего-то никак врубиться не могу. Что у вас в итоге-то получилось?

– Без малого по двадцать пять тысяч на брата, – улыбнулся Михаил.

– Это как минимум, Петрович! – в восторге зашептал Генка. – А если подключить к этому нескольких зубных техников, можно взять вдвое больше. Получится куча денег!

– Сейчас я вам эту кучу несколько иначе раскассирую, – пообещал Петрович. – Про зубных техников, Генка, ты сразу забудь. Это раз. Второе: мы сейчас соберем всю эту шелупонь, – Петрович показал на грязную кучку золота, – и законно сдадим ее в государственную казну. А потом будем ждать награды – двадцать пять процентов от стоимости клада. Ну-ка, Мишаня, прикинь, по скольку на нос?

Михаил поднял глаза к серому дождливому небу, подумал и выдал:

– По шесть тысяч сто девяносто два рубля шестьдесят три с дробями копейки...

– Вот видишь, Генка, даже с дробями! – с удовольствием сказал Петрович. – Очень даже неплохо! А иначе возьмут тебя за шкирятник, и «До свиданья, мама, не горюй...», а там – до встречи через пять лет.

Михаил грустно оглядел яму.

– Уродовались, уродовались... Жизнью рисковали, – потерянно произнес Генка и потрогал вспухшую губу. – «Волгу», дурак, хотел купить...

– «Запорожец» купишь, – успокоил его Петрович.

– Видал я его в гробу и в белых тапочках!

– Ну, «Жигули».

– На «жигуль» теперь не хватит.

– На «жигуль» я тебе из своих добавлю. Без процентов, с рассрочкой на пятнадцать лет. Устраивает?

– Вам же это невыгодно.

– Это мне куда выгоднее, чем потом тебе пять лет передачи носить. Михаил, цепляй трос к Генкиной лайбе. И по очереди друг дружку вытащим...

Все три самосвала стояли на твердом грейдере. Михаил отцеплял буксировочный трос, Петрович отверткой соскребал с сапог налипшую грязь, а Генка бережно прижимал к груди старый китайский термос Петровича.

Генка уже оправился от потрясения, вызванного суровой необходимостью соблюдения социалистической законности, и теперь прочно взял нить разговора в свои руки:

– Итак, золото поедет с Петровичем. Петрович участник войны. Он точно знает, как нужно вести себя в боевой обстановке, а обстановка должна быть максимально приближена к боевой. Мы с Михаилом сопровождаем этот ценный груз на своих тачках, тщательно оберегая Петровича и его машину от любой нештатной ситуации.

– Это еще что такое? – спросил Михаил.

– Что угодно! Поломка, наезд на препятствие, столкновение...

– Типун тебе на язык... – Петрович суеверно трижды сплюнул.

– Петрович, вы гарантированы, что вам навстречу не попадется какой-нибудь колхозник на своем «газоне»? Он вопреки указу о мерах борьбы с этим делом, – Генка пощелкал себя по воротнику, – с вечера сильно набрался, а утром опохмелиться негде. Представляете, в каком состоянии он будет?! Опохмелиться же негде.

– Что ты... Кошмар! – проговорил Михаил. – Вот я про себя скажу...

– Погоди, – сказал Петрович. – Где золото, черт бы его побрал? Вы его в яме-то не оставили?

– Золото здесь, и я вам его торжественно вручаю при свидетелях! – Генка протянул Петровичу термос.

Петрович чуть не лопнул от возмущения и злости:

– Ты что же наделал? Чего ж ты мне термос изгадил! Не мог в тряпку какую-нибудь завернуть! Вот я тебе...

Генка отскочил на безопасное расстояние и нагло сказал:

– Спокуха, Петрович. Только без рукоприкладства, потому что впоследствии это может быть неверно истолковано соответствующими органами. Вы не трясите его, как грушу, и ничего с вашим термосом не случится. Зато никому в голову не придет, что золото в термосе.

– А кого бояться-то? – спросил Михаил.

– Не скажи. – Генка зловеще понизил голос. – Я в одном заграничном фильме видел подобную историйку. Там все это кончилось кроваво.

– Да что ты. – Михаил испуганно огляделся.

– Вот именно. Поэтому двигаться по шоссе мы будем так...

Надо сказать, это было красиво! По пустынной дороге сквозь нескончаемый дождь мчались, занимая всю проезжую часть, борт о борт, три самосвала, фары их горели средь бела дня тревожно-торжественным дальним светом. Они летели вперед навстречу своему законному счастью.

Районные городки замечательны тем, что все их управленческие органы обычно сосредоточены в одном месте. Как правило, главная улица такого городка вспухает небольшой чистенькой площадью, где райком партии стоит бок о бок с исполкомом; прокуратура соседствует с райсобесом; ЗАГС примыкает к районному отделению милиции, а сберкасса и почта традиционно сосуществуют под одной крышей. Любую жгучую проблему районной важности можно разрешить буквально не сходя с места.

Три самосвала, заляпанные грязью, влетели на площадь райцентра, с ходу развернулись, сдали назад и почти одновременно затормозили напротив стоянки служебных машин.

Генка, Петрович и Михаил выпрыгнули из кабин. Через площадь протянулись невидимые враждебные нити. Местные шоферы смотрели недобрым, настороженным взглядом.

Михаил достал из кабины тяжеленный разводной ключ и демонстративно засунул его за голенище. Петрович крепче прижал к груди термос. Генка презрительно оглядел строй надраенных машин и на глазах у всех стал стаскивать с себя свои огромные сапоги.

Учрежденческие шоферы переглянулись с ухмылкой, дескать, «деревня-матушка». Однако когда Генка размотал портянки и под ними оказались роскошные «адидасы», шоферы легковых машин откровенно сглотнули слюну зависти.

– Кончай возиться, – нервно сказал Петрович Генке.

Генка выпрямился, бросил сапоги в кабину и, придав своему голосу максимально легкомысленный оттенок, спросил:

– Что, действительно идем отдавать наше золотишко?

Петрович посмотрел на него таким взглядом, что Генка тут же отступил:

– Ну, шутка такая! Шутка. Неужели не понятно? Просто полное отсутствие чувства юмора!

– Ты даешь, Генка... – испуганно сказал Михаил.

– Становись! – сказал Петрович. – Шагом марш!

– Кому сдавать-то будем? – прошептал Михаил, печатая шаг.

– Государству, – сурово ответил Петрович. – Держи ногу!

Перед ними в тесном сомкнутом строю стояли райком, исполком, райсобес, прокуратура, ЗАГС, милиция и почта со сберкассой.

– Государство – перед нами, – напряженно сказал Генка. – Страна ждет своих сыновей. Конкретней! Кому?

– Мы кто? – спросил Петрович.

– Водители, – одновременно сказали Генка и Михаил.

– Правильно! Кто для нас государство?

– Милиция, – хором ответили они.

– Правильно! Для нас с вами государство – это милиция! Значит, клад сдаем в милицию!..

– Ох, не погорячились ли мы? – покачал головой Генка.

– Не боись, Генка! – с веселой бесшабашностью воскликнул Петрович. – Ты сейчас увидишь, что будет! Корреспонденты из области саранчой налетят! Из президиумов вылезать не будем! Ты этот день на всю жизнь запомнишь. И внукам своим будешь врать, что в твоей молодости даже обыкновенные куры соловьями пели!..

У самых дверей милиции Михаил вдруг оживился, ткнул заскорузлым пальцем в термос и торопливо зашептал:

– Слушайте, мужики! А мне за это не могут там талон предупреждения поменять? А то у меня уже две просечки...

В одном из кабинетов райотдела милиции восседал суровый дознаватель Генкиного возраста в форме младшего лейтенанта. Напротив него сидела запуганная старушка.

– Приметы? – вкрадчиво произнес младший лейтенант, вонзая в старушку всевидящие голубые глаза.