С вечера до утра - Акимушкин Игорь Иванович - Страница 23

Очень много за лето расплодилось леммингов. Местами съедены ими начисто травы и мхи. Озабоченные зверьки, забыв об осторожности, сновали туда-сюда. Вопрошали как будто: что зимой есть будем? И вот, словно сговорившись, все двинулись, пошли…

Миграция леммингов — загадочное и впечатляющее явление.

Идут. Сначала одиночки, потом редкие стайки, потом — разреженный поток. При небольших миграциях заселяют окраинные леса, горы. Но бывают миграции грандиозные, когда грызунов ничто не может остановить: ни подходящее для поселения место, ни река, ни деревня, ни город, ни морской залив. Гибнут, но идут. Падают с круч в волны речные и морские. Тонут, но новые, следом идущие, падают…

Куда идут? Пока только неопределенный риторический ответ — к смерти! Почти все лемминги такой большой миграции, как правило, гибнут в пути.

…Не все лемминги ушли осенью из тундры. Некоторые зазимовали здесь.

Зима для всех мачеха. Даже такие прославленные полярники, как белый медведь, морж, пингвин, ей не рады. Одних она обязывает запасать кедровые орехи, грибы и прочий провиант, других — в скучной спячке терять драгоценное время жизни. Но многие, не умеющие делать ни того, ни другого, обречены на мучения от голода и холода. Пожалуй, единственному зверю зима — заботливая мать. Зверь этот — лемминг.

Природа словно компенсирует муки и страхи, которые выпали на долю всем поедаемым в тундре леммингам. У лемминга шубка достаточно теплая, чтобы не мерзнуть под сугробами, он умеет отлично там передвигаться, и, наконец, у него самой природой сбереженные запасы пропитания, которые не портятся в снежном холодильнике. Это огромные грибы подберезовики — на севере их червь не берет, — они не сгнили, не упали, а, заледенелые, занесены снегом. А крепкие листочки морошки, брусники, их ягоды, лишайники — им-то что от мороза сделается?! Годится на обед и душистая кора карликовых березок.

Свищет пурга над покинутой солнцем тундрой. Бесконечной кажется полярная ночь. Кого природа наделила инстинктом уйти, улететь, тот ушел, улетел. А кто остался… Тощие, голодные волки, песцы и росомахи бродят по белым полям и холмам. Зайцы в сугробы закопались: в длинных подснежных норах согреваются и корм, тут же роясь, ищут. И куропатки под снегом прячутся. Но лучше всех здесь леммингам: в снежном дворце бесчисленные ходы и галереи, каждая из которых — сказочная речка с кисельными берегами! По одной пойдешь — в подснежные заросли водяники забредешь, по другой — в чапыгу бредины либо в грибной подберезовый, мерзлый, но съедобный сад. И всюду под снегом лишайники — «олений мох», — которые в голодуху едят ведь не только северные олени, но и зайцы, лемминги, даже белые медведи! Даже землеройки — зверьки летом почти исключительно насекомоядные.

Каждую осень северные олени большими стадами уходят из тундры. Уходят в тайгу за пятьсот и семьсот километров от тех мест, где проводили лето. В тундре зимой им всем не прокормиться, да и теплее под защитой деревьев, чем в безлесных равнинах, где ветрам нет преград. В тайге олени объедают мохнатые бороды лишайников, которыми обросли стволы деревьев, и, роясь в сугробах на малоснежных склонах гор, щиплют ягель.

К зиме и многие песцы (известные полярники) уходят на юг — в леса, иные верст за тысячу, до Ленинграда и Калининской области…

Кто остался!

Полярной ночью, в декабре, тысячи гренландских тюленей, или лысунов, точно черные слизняки, если посмотреть с самолета, копошатся на льдах Белого моря. В феврале — марте, когда холодное солнце неохотно и ненадолго кажет лик свой из-за горизонта, родятся у тюленей белоснежные (с желтизной) детеныши. У нас называют их бельками. Месяц сосут своих ластоногих мамаш, а потом сами учатся рыболовству. А в мае уплывут за родителями на север, в Ледовитый океан.

В полярных льдах Шпицбергена встретятся они со своими собратьями, зимовавшими у Ян-Майена. Гренландские тюлени довольно странно поделили между собой зимние «квартиры». Одни зимуют у острова Ньюфаундленд, другие — на Ян-Майене (на полпути между Гренландией и Норвегией), а третье стадо облюбовало плавучие льды в горле Белого моря. Кроме этих трех лежбищ, нигде больше гренландские тюлени зимой не встречаются.

У тюленей, зимующих на заснеженных льдах, сейчас, по существу, нет иных врагов, кроме человека, промышляющего их с огнестрельным оружием. Но было время, когда часто беспокоил их на лежбищах страшный и опасный гость. Он невидимкой являлся из белых далей, сам тоже белый, как многоверстная вьюжная или морозная округа, подползал терпеливо, не забывая, однако, прикрывать передними лапами черный нос (чтобы не выдал!). Только нос у него и черный!

Лишь нечеткая тень, издали и невидимая, кривясь на снежных бугринах, обозначала, если внимательно вглядеться, путь сближения хищника с намеченной жертвой. Тюлень замечал эту обозначенную на снегу серым пятном свою гибель слишком поздно, чтобы успеть, ковыляя, доползти до студеной воды в дыре на льду и нырнуть. С ревом вздымалась массивная туша (300–500, а то и 700 килограммов в ней!) и скачками кидалась к тюленю… Долго после этого не интересовала белого медведя, сытно отобедавшего, такая мелочь, как лемминги, и тем более мхи и водоросли, которые голод принуждал его грызть.

Белые медведи уже не встречаются у берегов Баренцева, Карского и Белого морей. Родина их и постоянное местожительство — полярные острова и берега Северного Ледовитого океана, как американские, так и европейско-азиатские. Но на берегах живут белые медведи только в узкой приморской полосе, дальше чем на два километра в глубь материков обычно не заходят. Дрейфующие льды — вот их стихия. Вместе с ними и по ним постоянно путешествуют эти медведи. Летом заходят почти на самый полюс — до 86-го градуса северной широты! За ними туда же устремляются, как шакалы за львами, и песцы. Плавают и ныряют белые медведи великолепно. Далеко в открытом море (за десятки верст от льдов и суши) не раз их видели, даже медведиц с медвежатами. Плывут себе, не беспокоясь, что ни земли, ни даже льдов на горизонте не видно. Если скорость этих пловцов, как утверждают, 4–5 километров в час, то не раньше чем через много часов доплывут они до суши или льда.

В море белый медведь (он же ошкуй) ловит рыбу, на льдинах, да и в воде тоже, — тюленей, на берегу — песцов, леммингов, северных оленей, куропаток. Когда голоден, ест падаль, мхи, водоросли, лишайники.

Зимой, в полярную ночь, если бродит во льдах белый медведь, то почти наверняка это самец. Медведицы все спят в берлогах (но не во льдах, а на берегу) где-нибудь под обрывом, заметенным снегом. Медведица перед входом соорудит еще вал, толстую стену из снега с малым отверстием вверх. За ней, в глубине ледяной пещеры, спит всю зиму: пять-шесть самых холодных месяцев. Но медведицы яловые, небеременные, спят меньше: месяца четыре, поздно залегают и, пробудившись рано, бродят, как и самцы, по заснеженной пустыне.

В полную полярную ночь, в январе или немного позже, в ледяных колыбелях родятся у белых медведиц медвежата: один, два, иногда и три-четыре. Слепые и так малы, что в большой карман можно каждого положить! В занесенной сугробами берлоге, согретой телом большого зверя, даже жарко в сравнении с тем климатом, который царит над снегами под холодной полярной луной. Однако новорожденным малышам зябко. Дрожат они, зарываясь поглубже в густой мех маминой шубы. А мать, чтобы дети не мерзли, держит их между лапами и согревает своим дыханием. Так до весны и живут медвежата в полусне, посасывая и посапывая…

Еще один крупный зверь, житель северного Заполярья, и зимой не покидает родину свою — тундру. Он у нас не водится, а только на Аляске, в Канаде и Гренландии. Это странный на вид мускусный бык, или овцебык, самый северный житель в семействе полорогих (к которому, как известно, принадлежат и коровы, овцы, козы, антилопы и серны). Основания рогов у овцебыка смыкаются на лбу в роговой щит, как у африканского буйвола, шерсть бурая, длинная, на брюхе висит вниз бахромой почти до земли. Под этим шерстистым пологом в буран и ветер прячутся телята. Там тепло им у матери под брюхом, в укрытии из длинных волос.