За чертой - Маккарти Кормак - Страница 7

Остаток утра ушел на проверку пастбищ: хотели найти охромевшую корову, но и это не удалось.

– Завтра вам с Бойдом будет чем заняться, – сказал отец.

– Да, сэр.

– Но я не хочу, чтобы он выходил из дому полуодетый, как намедни.

– Да, сэр.

К вечеру следующего дня Билли с Бойдом ту корову нашли. Она стояла на опушке кедровника и смотрела на них. Остальное стадо мало-помалу смещалось вниз по реке вдоль поймы. То была старая яловая корова; высоко в горы, где выставлены капканы, она, должно быть, забралась в одиночку. Они повернули в лес, чтобы зайти сверху и выгнать ее на открытое место, но она поняла их намерение, развернулась и направилась назад в кедровник. Бойд пнул коня в бок и, преграждая корове путь, направил его между деревьев, накинул на нее лассо и осадил коня, но от рывка веревки ремень подпруги лопнул, седло из-под мальчишки выскочило и исчезло, ускакало вниз по склону, волочась за коровой, хлопая и ударяясь о стволы деревьев.

Он рухнул с лошади назад, в воздухе перевернулся через голову, а оказавшись на земле, сел и стал смотреть, как корова, с громом и треском ломясь вниз по склону, пропадает из виду. Когда к нему подъехал Билли, он уже снова, хоть и без седла, сидел верхом, и они сразу пустились преследовать корову.

Куски обивки седла начали попадаться почти сразу, а вскоре нашлось и само седло – или то, что от него осталось, – практически один надломленный деревянный ленчик со свисающими с него кусками кожи. Бойд начал спешиваться.

– Да брось ты его к черту! – сказал Билли.

Бойд соскользнул с коня.

– Не в том дело, – сказал он. – Мне просто надо что-нибудь с себя снять. А то вообще спарюсь.

Хромающую корову они привели на веревке и водворили куда следует; вышел отец, намазал ей ногу бальзамом «Корона», после чего все пошли в дом ужинать.

– Она Бойду седло разломала, – сказал Билли.

– Починить можно?

– Да от него почти ничего не осталось.

– Подпруга лопнула?

– Да, сэр.

– А ты когда последний раз проверял ее?

– Да это старое рванье давно готово было развалиться, – сказал Бойд.

– Это старое рванье было единственное, что у тебя есть, – сказал отец.

На следующий день Билли съездил, проверил капканы самостоятельно. Еще на один капкан наступила корова, однако на этот раз не оставила в нем ничего, кроме двух-трех осколков, отщепленных от копыта. Ночью шел снег.

– У-у, там небось фута два снегу на капканы намело, – утром сказал отец. – Что проку туда к ним ходить?

– Хочу глянуть, где ее носит.

– Ну увидишь ты, где она была. Только сомневаюсь, что это скажет тебе, где она будет завтра или послезавтра.

– Но что-то ведь мне это скажет!

Отец сидел, уставясь в чашку с кофе.

– Ну ладно, – сказал он. – Коня только смотри не заезди. В снегу ты можешь травмировать коня. В снегу, да еще и в горах ты можешь травмировать коня.

– Да, сэр.

Мать вынесла ему из кухни ланч.

– Будь осторожен там, – сказала она.

– Да, мэм.

– И к темноте возвращайся.

– Да, мэм. Я постараюсь.

– Если постараешься как следует, сумеешь.

– Да, мэм.

Когда он выводил Бёрда из конюшни, на крыльцо вышел отец в рубашке, с винтовкой и седельной ружейной кобурой в руках. Подал сыну.

– Если, паче чаяния, она все-таки попалась, дуй сразу за мной. Если только нога у нее не сломана. Если сломана – пристрели. Иначе выкрутится и уйдет.

– Да, сэр.

– И допоздна не задерживайся: мама будет волноваться.

– Да, сэр, не буду.

Он развернул коня и, выехав через ворота для скота на дорогу, направился к югу. Крутившийся у ворот в это время пес замер, проводил его взглядом. Немного проехав по дороге, Билли остановился, спешился, прицепил кобуру к седлу, приоткрыл затвор винтовки – убедиться, что патрон в патроннике, – затем сунул винтовку в кобуру и застегнул ее, после чего сел верхом и двинулся дальше. Впереди ослепительной белизной сверкали на солнце горы. Они казались первозданными, только что вышедшими из-под руки какого-то расточительного бога, который им, быть может, и применения-то еще никакого не сыскал. Настолько они новые. Сердце в груди у всадника ширилось, конь, тоже молодой, мотал головой, начинал то вприскок двигаться боком, то поддавал задними копытами, но потом опять пошел ровно.

Снегу на перевале насыпало коню чуть не под брюхо, и он ступал по сугробам с утонченным изяществом, качая курящейся паром мордой над белыми хрустальными наносами и внимательным глазом высматривая дорогу в темном горном лесу, или вдруг прядал ушами при внезапном шорохе от взлетавшей при их приближении мелкой зимней пичужки. На перевале следов не было, да и за перевалом на верхнем пастбище ни коров, ни коровьих следов не наблюдалось. Было очень холодно. В миле к югу от перевала по пути встретился незамерзший ручей, на фоне снега такой черный, что конь в ожидании хоть какого-нибудь видимого движения воды даже заартачился: а вдруг это бездонная расщелина, которая, быть может, нынче ночью расколола гору? Сотней ярдов дальше на тропу вышла цепочка следов волчицы, которая впереди них стала спускаться с горы.

Спешившись, он ступил в снег, бросил повод и, сев на корточки, сбил большим пальцем шляпу на затылок. На донцах крошечных лужиц, протаявших под ее лапами, остались четкие отпечатки. Вот широкая передняя лапа. Вот задняя, она поуже. Там и сям видны места, где она рылась, или вдавленные отметины, где тыкала носом в снег. Закрыв глаза, он попытался ее увидеть. Ее и других ей подобных, волков и волчьих призраков, бегущих по белизне этого верхнего мира, так идеально приспособленного для их жизни, будто при его создании к ним обращались за советом. Мальчик встал и пошел назад – туда, где в ожидании стоял конь. Оглянулся на гору, откуда пришла волчица, потом вскочил в седло и поехал вперед.

С милю пройдя по тропе, волчица с нее сошла и во весь опор ринулась через можжевеловое редколесье. Он спешился и повел коня в поводу. Волчица неслась трехметровыми прыжками. На опушке повернула и трусцой побежала вдоль верхнего края пойменной луговины. Он снова сел верхом, проехал по пастбищу вниз, опять поднялся к опушке, потом еще раз, но не увидел ничего похожего на то, за чем волчица так гналась. Снова нашел ее след и двинулся по нему через пустошь, потом, спустившись с южного склона, вышел на плоский уступ над распадком Кловердейл-Дро, где она обратила в бегство небольшое стадо коров, пасшихся на поляне, окаймленной можжевеловой порослью; бросаясь с крутого уступа, обезумевшие коровы оскальзывались в снегу и падали, и вот тут-то, у самых деревьев, она задрала двухлетнюю нетель.

Телка лежала на боку в лесной тени с остекленевшими глазами и высунутым языком; свой пир волчица начала с того, что вырвала кусок из ее паха, выела печенку и растаскала по снегу внутренности; кроме того, съела несколько фунтов мяса с внутренней стороны бедра. Телка еще не совсем закоченела, даже не совсем остыла еще. Снег под ней протаял до земли, обведя тушу словно черной каймой.

Конь не хотел в этом участвовать никаким боком. Выгибал шею, вращал глазами, отверстия его ноздрей курились, как фумаролы. Мальчик потрепал его по шее, поговорил с ним, потом спешился, примотал поводом к ветке и, обойдя убитое животное вокруг, осмотрел. Глаз, обращенный вверх, был синим и слегка косил; в нем не было ни отражения, ни жизни. Ни воронов, ни каких-либо других птиц вокруг не было. Все сковал холод и тишина. Он вернулся к коню, вытащил из кобуры винтовку, еще раз проверил патронник. От холода затвор ходил туговато. Придерживая большим пальцем, он опустил курок, отвязал повод, уселся верхом и направил лошадь вдоль опушки леса, держа винтовку на коленях поперек.

Весь день он ее преследовал. Так ни разу и не увидев. Один раз вроде спугнул с дневной лежки в буреломе на южном склоне, где она дремала на солнышке. А может, это ему почудилось. Встав на колени, приложил руку к смятой траве – вдруг теплая? – а после сидел и смотрел, не начнут ли травинки и листочки сами распрямляться, но ни один не шевельнулся, а была земля в этом месте нагрета теплом живого тела или солнцем – тоже ведь поди пойми еще. Сел на коня и поехал. На проталинах в пойме ручья Кловердейл-Крик дважды терял след, но оба раза, немного покружив, находил снова. По другую сторону дороги на Кловердейл он заметил дым, подъехал и нашел там троих vaqueros[1]{9} из Пендлтона за обедом. Про волчицу, которая бродит по округе, они и слыхом не слыхивали. Усомнились. Запереглядывались.