Страж неприступных гор - Крес Феликс В. - Страница 76

— Погоди… Невозможно говорить обо всем сразу. Так та командующая дартанскими солдатами — точно Делара?

— Да. Я ее спасла. Думала, не сумею… Сука настолько разъярилась, что начала меня кусать.

— Ты спасла Делару? Каким образом? Так же, как когда-то того ребенка на рынке?

Несколько лет назад трехлетний малыш выпал из окна на улицу. Подобных случаев бывало много — но не каждый ребенок, за которым не уследили, приземлялся с разбитой головой у ног агарской княжны. Казалось, что со Слепой Риди случился припадок безумия. Она забрала ребенка во дворец, силой вырвав его у матери. Только Раладан видел, как… она передавала ему собственное дыхание, так, по крайней мере, это выглядело. Но при этом она испытывала неземные муки, так как заключенные в ней силы красной драгоценности сопротивлялись, не давая вырвать из них часть их сущности. Мальчик выжил, хотя не имел на то права.

«Никому ни слова… — сказала она тогда сквозь слезы, все еще скорчившись на полу. — Я не могу спасать каждого… Отдай ребенка матери. И разори эту бабу, прикажи забрать у нее все, до последнего медяка… Скажи, что столько стоило лекарство, которое ты полностью израсходовал. Пусть научится следить за своими детьми. У нее настоящие дети… а она позволяет им вываливаться из окон».

— Ее ты тоже так спасла? — повторил вопрос Раладан.

— Иначе, — помедлив, ответила она. — Мне что было, кормить символ Ферена чистой силой Рубина? Я придумала кое-что другое, но не скажу тебе что.

— Почему?

— Потому что это смешно и глупо.

— Так же как хихиканье без причины?

— Ну ладно, я наблевала на нее и кормила грудью… Устраивает?

Он наклонил голову, и она догадалась, о чем он подумал.

— Я вовсе не сошла с ума и ничего не выдумываю. Я вырвала у суки то, что было нужно, перемешала и… и наблевала чем-то серым, не знаю чем. Я залепила этим раны, и они начали заживать. А кормить я могу до сих пор, хочешь попробовать, точно ли это молоко? Потому что мне кажется — не совсем, у него несколько иной вкус, или… не знаю. Оно странное.

Сунув руку под рубашку, она достала грудь и ловко сдавила пальцами. Он увидел в воздухе тонкую, как волос, струйку, а затем тянущуюся вдоль стола змейку капелек. Она надавила еще раз и вопросительно посмотрела на него.

— Гм? — пробормотала она.

— Вижу.

— Сцедить еще?

— Я же сказал: вижу.

— То есть я не сошла с ума, — подытожила она, странно задумавшись и стряхивая с пальцев бело-желтую каплю, а затем неуклюже запихивая тяжелую грудь, которая никак не хотела лезть обратно под остатки рубашки, а тем более под тряпку, но в конце концов влезла. — Сука может вылечить любые раны, не только мои. Мои ей… приходится лечить. А другие не хочет. Сейчас мне было не так больно, поскольку я ничего от Рубина не отрывала, лишь немного его попинала. Я приготовила… ну, такие эликсиры, как в сказке. Но когда пытаешься заставить суку сделать что-то, не нужное ей самой…

Неожиданно она замолчала, встала, обошла стол кругом и села на другой стул. Откинувшись и опершись на стену, она положила ноги на стол и скрестила руки на груди.

— В чем дело? — спросил Раладан.

Последовавший ответ наверняка показался бы покойному Брорроку неприличным.

— Ну, так в чем дело? — повторил он.

— Ни в чем. Ведь я много раз хотела тебе обо всем этом рассказать, а ты все время меня избегаешь. Что ты вообще обо мне знаешь? — повторила она. — Да ничего. О том, что я ношу в себе Рубин? Даже Мевев знает больше тебя. То ты мне говоришь: «Хочу наконец понять, что с тобой происходит, Риди», то кричишь на меня, что я могла бы сдержаться и не делать при тебе того или иного. Так, как сейчас. Я достаю грудь и показываю тебе… настоящие чудеса, которые сама не вполне понимаю, а ты чуть ли не возмущаешься. Ты что, дитя малое? Я тебе для забавы это показываю? Забаву я себе устрою со своими парнями, а от тебя жду чего-то другого. Совета. Ибо похоже на то, что я ношу в груди эликсир здоровья, может, теперь он всегда будет при мне, и что? Глупо и смешно, знаю. Но для тебя из этого ничего не следует? — спрашивала она. — Ибо для глупой Риди следует лишь то, что раз после этого выздоровела смертельно раненная воительница, то, может, и впрямь стоит выдоить меня, как корову, и отвезти несколько жбанов на Агары, для каких-нибудь маленьких дохляков, которым не поможет ни один медик и ни одна бабка-знахарка. Пусть несколько настоящих, живых ребятишек еще побегут собирать землянику… Но ты можешь самое большее сказать: «Я видел, хватит, убери!» Чего ты, собственно, хочешь? Мне все тебе подробно объяснять или нет?

Раладан ее не прерывал. Она вылила на него все свои обиды и во многом, увы, была права. Ему хотелось держаться как можно дальше от… склонностей и способностей своей приемной дочери. Полтора десятка лет он упрямо пытался совершить невозможное; понять ее проблемы, принципы сосуществования с Рубином, понять ее — но издали, на расстоянии.

А что касается детей… С немалой заботой она сумела отделить их от идущих под нож родителей, не видя никакого противоречия в том, чтобы любить детей и при этом делать их сиротами. Ему не хотелось размышлять над такими глупостями, как фантазии Ридареты-целительницы.

Вместо этого он вдруг спросил о том, о чем ему никогда не хотелось спрашивать… Получилось само собой:

— Почему ты не помогла Алиде?

Немного помолчав, она пнула миску с остатками мяса так, что та упала ему на колени.

— Сейчас врежу тебе по морде, — сказала она. — А ты хоть раз попросил? Спрашивал? Я пробовала! Едва не сдохла… Заткнуть дыры и склеить кости — совсем другое дело, это даже военный хирург может. Но она была больна, без сознания… Я даже не знаю, что с ней, собственно, было. Может, если бы я раньше вернулась на Агары… Хотя бы на несколько дней раньше, когда она еще могла говорить… Может, сейчас я сумела бы ей помочь… но тогда… я не умела… — сбивчиво объясняла она.

— Я не знал.

— Ты никогда ни о чем не знаешь. Делара, — сухо сказала она. — Я говорила о Деларе. Собственно, это не я про все помню, только сука, — пояснила она, подтвердив то, о чем раньше подумал он сам. — Ибо это она когда-то командовала Деларой. Я знаю обо всем, что тогда случилось, и потому сегодня так умничаю.

Ему стало ясно, откуда взялись обширные познания Ридареты.

— До сих пор не могу кое-чего понять. Я принес тебе Шар Ферена, и ты едва не сгорела…

— Рубин, — прервала она его.

— Гм… да. И Рубин едва не сжег всю крепость. А теперь ты спасла нечто… кого-то, являющегося символом Ферена…

— Шары и Рубины — это совсем другое, чем три сестры и Ридарета. Это предметы, а сестры и я — нет. Мы мыслим и решаем. Раз в много сотен лет, — объясняла она, — появляется живой и мыслящий символ Ферена. И впервые появился тот, кто является живым Рубином. Почти.

— И что теперь с Деларой? — спросил он.

— Выздоровеет. Я приказала ей убить Сейлу, Анессу…

— Первую Жемчужину королевы Дартана? — Раладан в очередной раз начал задумываться, не пострадал ли разум Ридареты, хотя бы во время внезапных «воспоминаний» о случившихся столетия назад событиях.

— А кто может сделать это проще, чем ее подруга и командир дворцовой гвардии?

— Ну хорошо, но если даже… Убить? Ведь я только что слышал…

— Слышал, слышал… А подумать? Я не могу их убить, вернее, Риолата не может. Ведь это именно и есть та математика Шерни. — Она снова была (или пыталась быть) посланницей. — Риолата, убивающая трех сестер, — то же самое, что Отвергнутые Полосы, разбивающие Ферен. Но — другая причина исчезновения трех сестер? Это ничего не значит, Раладан. Они смертны. Известно, что они умрут. Ведь Ферен от этого не исчезнет. Делара убьет Сейлу, а если ей это не удастся, ее схватят и казнят. Я только что спасла мир. Кого я не могу убить, Раладан? Кого сука наверняка не убьет, если даже обманет меня, к чему-то принудит и сорвется с поводка? Кого, ну кого наверняка нельзя убить?

Раладан кивнул:

— Мертвого.