Шкурки - Вилсон (Уилсон) Фрэнсис Пол - Страница 5

Сжимая полы шубы на голой груди, Шанна упала на колени и зарыдала.

«Господи, что же это такое? Зачем Джейк снял с себя кожу? И как он это сделал?»

— Шанна, прошу тебя, — каркнул голос за дверью. — Я сделал это для тебя.

И дверь начала открываться. На ее глазах между наружными створками возникла горизонтальная щель, и две окровавленные руки с меховыми кольцами на пальцах протянули ей ужасный жилет.

Вопль Шанны разнесся по всей шахте лифта. Она ударила по кнопке «вниз». Кабина дрогнула и начала опускаться.

«Слава тебе, Господи!»

Но дверь третьего этажа продолжала открываться. Миновав второй этаж и продолжая спускаться, Шанна неотрывно смотрела вверх. И сквозь открытый потолок кабины видела расширяющийся проем и как вслед за протянутыми руками с жилетом в него протиснулись голова и до пояса — туловище Джейка.

— Шанна! Это для тебя!

Кабина резко остановилась. Шанна дернула вверх предохранительную решетку и потянула за рычаг. Пять секунд… пять секунд — и она выбежит на улицу, к полицейским. Наружная дверь медленно расходилась, но в лифтовой шахте эхом разносился голос:

— Шанна!

Она рискнула бросить один последний взгляд вверх.

Створки на третьем этаже скрылись в щелях пола и потолка. Джейк всем телом нависал над краем.

— Это для…

Он высунулся слишком далеко.

«Ох, дерьмо, падает!»

— …тебя-а-а!

Пронзительный вопль Шанны «Не-е-ет!» в страшной гармонии слился с голосом Джейка, оборвавшимся после удара головы о верхний край задней стены подъемника. Когда тело, перевернувшись и разбрызгивая кровь, рухнуло на пол, его ботинок задел Шанну по голове и отбросил ее спиной на рычаг. Оглушенная, она смотрела, как створки стали закрываться.

— Нет!

А Джейк… Джейк еще двигался, полз к ней, по дюйму подтягиваясь на вывернутых руках, отталкиваясь сломанными ногами; его разбитая голова приподнялась, силясь заговорить; одна рука все еще сжимала жилет, протягивала ей…

Шуба словно дрогнула на ней, зашевелилась сама по себе. Вырваться отсюда!

Дверь! Шанна рванулась в проем, всем телом потянулась к свету из пустого вестибюля. Она прорвется, если…

Она поскользнулась в луже крови, упала на одно колено, но все тянулась вперед, и стальная дверь сомкнулась на ее запястье. Шанна услышала, как хрустнули кости, и боль, какой она прежде никогда не знала, прострелила руку до плеча. Она бы завопила, но от боли утратила голос. Рванулась, но створки держали крепко, потянулась к рычагу, но до него оставался целый фут.

Что-то коснулось ее ступни. Джейк — то, что осталось от Джейка, одной рукой протягивало ей жилет, а другой, с обернутыми мехом пальцами, гладило ее босую ступню. Она лягнула ногой, попыталась отползти. Нельзя его подпускать. Он захочет надеть на нее этот жилет, сделать с ней что-то еще. А она совсем голая под этой шубой. Надо освободиться, вырваться из створок; что угодно, лишь бы освободиться!

Она вцепилась зубами себе в запястье, грызла и рвала, не замечая ни страшной боли, ни льющейся крови. Это было так естественно — единственное, что оставалось.

Свобода! Ей нужна свобода!

4

Хуаните в этот вечер не везло. Она только вкатила магазинную тележку со всем своим земным имуществом в узкий переулок, где вроде можно было безопасно притулиться на ночь в нише или подворотне, спрятаться от чужих глаз и от ветра. Хороший переулок, очень удобный, но он оказался уже занят кем-то очень пьяным и гадким. Она поплелась дальше.

Холодно. Теперь она по-настоящему мерзнет. Она не помнила, сколько ей лет, но знала, что кости скрипят, спина болит и она уже не может переносить холодов, как раньше. Найти бы место, где можно спрятать тележку, и на ночь пробраться в подземку. Там всегда теплее. Но зато, когда выберешься на поверхность, можно обнаружить, что все вещи пропали…

И в приют для бездомных ей не хотелось. Даже в безопасный. Она не любила сидеть взаперти, а туда если уж сунут, то до утра не выпустят. А она любила приходить и уходить, когда вздумается. Кроме того, под крышей в голове мутилось и мысли путались. Ее место — на улице. Голова лучше работает. Тут она и останется.

Свернув за угол, она увидела красные и синие вспышки мигалки у здания, которое она помнила еще складом, а теперь превращенного в жилой дом. Ее, как ребенка, потянуло к красивым ярким огонькам посмотреть, что происходит.

Узнать удалось не сразу. Хуанита не питала особых иллюзий. Она знала, что мало кто согласится разговаривать с ходячей кучей тряпья, но она была упорна и понемногу собрала полдюжины версий случившегося. В одном были согласны все: ужасное двойное убийство в лифте. Голая женщина и полуголый мужчина. Дальше шел бред. Одни говорили, что мужчина был заживо освежеван, а женщина одета в его кожу. Другие, что мужчина откусил ей руку. Третьи, что она отгрызла себе руку сама!

С нее хватит.

Хуанита, дрожа, покатила свою тележку прочь. Не пройдя и нескольких шагов, она заметила какое-то движение в темной подворотне. Не человек — слишком низко. Вроде животное, но для крысы, даже нью-йоркской, крупновато. Фары проезжавшего мимо фургона осветили подворотню, и Хуанита подивилась густоте меха, на котором плясали и мерцали отблески света.

И вдруг она поняла, что это меховая шуба. Даже в темноте было видно: не какой-нибудь рыбий мех, а настоящая, истинная, голубая, первоклассная, прямо-таки сказочная меховая шуба. Она схватила и подняла ее. Просто диво!

Хуанита накинула ее на себя. Секунду мех будто отстранялся от тела, потом уютно приник к нему. Ей сразу стало тепло. И как тепло! Мех отдавал свое тепло, как электрическое одеяло. Так и вытягивал холод из костей. Она сто лет не чувствовала себя так хорошо. Но Хуанита заставила себя снять шубу и снова развернула ее в руках.

И грустно покачала головой — не выйдет. Слишком хороша! Походи в такой, и каждый подумает, что она купается в деньгах. Может, она сумела бы ее заложить. Но шуба может оказаться ворованной, и она попадет в кутузку. Нет! Больше она не позволит посадить себя под замок. А как жаль-то… Такая славная шубка, а носить ее нельзя.

И тут ее осенило. Она нашла переулок вроде того, в который недавно сворачивала, и бросила шубу на асфальт мехом вниз. Встала рядом на колени и принялась натирать ее грязью. Сверху донизу вымазала во всем, что попало под руку. Можно сказать, оттерла шубой весь тупик. И снова взяла ее в руки.

Так-то лучше. Гораздо лучше! Теперь ее никто не узнает. И вряд ли кто вздумает снять с нее подобную одежку. А ей главное — чтобы грела. Она просунула руки в рукава, и ее снова охватило тепло.

Хуанита улыбнулась и почувствовала, как ветер свистит в дырах на месте выпавших зубов.

«Вот это жизнь! — думала она. — Ничто не согревает лучше меха. Да и то сказать, мех — он ведь для тех, кто живет под открытым небом!»