Цирк, цирк, цирк (рассказы) - Кунин Владимир Владимирович - Страница 5

Твердым оказываются снятые с купола электрический мотор, разобранный редуктор, шкивы, инструменты и какие-то детали неизвестного назначения.

— Ты чего разлегся? — спрашиваете вы приятеля.

Не отрывая глаз от бумажки, он почесывает карандашом нос и отвечает:

— Понимаешь, тут дело вот в чем... При стабильном напряжении в двести двадцать вольт мотор дает восемьсот оборотов в минуту... Редуктор на выходе дает шестьдесят. Есть у меня еще два промежуточных шкивка, один к четырем... Дай сигарету! И получается, что мы медленно летаем. А нужно в полтоpa раза быстрее. Спички есть? Все это очень просто, но я тут чего-то запутался и не могу сообразить... Давай бери карандаш!

Вы берете карандаш и находите чистый листок бумаги.

— Значит, так! — оживленно говорит лежащий на полу воздушный гимнаст. — Если мы выкинем один промежуточный шкив...

Спустя полчаса вы тоже понимаете, что все это очень просто, но почему-то у вас ничего не получатся. А еще через десять минут воздушный гимнаст забирает у вас карандаш, оставшиеся сигареты и посылает к чертовой бабушке. На душе у вас становится сразу легко, и вы направляетесь в манеж. Проходя мимо своей гардеробной, вы убеждаетесь, что она закрыта, а стоящий рядом с дверью реквизит тщательно запеленут, как новорожденный. Но вы уже не презираете себя за слабость, а, наоборот, думаете о себе как о человеке аккуратном и предусмотрительном.

Еще не дойдя до занавеса, вы слышите щелканье шамберьера и доносящийся с манежа голос дрессировщика лошадей:

— Алле! Ай, браво, Малышка!..

Тут вам становится уже совсем хорошо. Вы проскальзываете в боковой проход и, остановившись у барьера, невинно вопрошаете:

— Чего это вы, Николай Николаевич, задумали в выходной репетировать!

Дрессировщик лошадей берет шамберьер под мышку, достает пачку папирос и закуривает.

— Да вот не хватает мне времени для молодняка. Решил погонять их с утра, да завозился... Сейчас кончаем, — говорит он конюхам. — Пускай еще разок! Алле, Буян! Алле, алле, Малышка, не отставай! Ай, браво, мои хорошие!..

Лошади пробегают один круг, второй, третий, четвертый... А посередине манежа, прикусив давно погасшую папиросу, стоит дрессировщик и, держа шамберьер в вытянутой руке, ведет лошадей, то подгоняя одну, то сдерживая другую...

Лошади покрываются темными пятнами пота, с морд хлопьями слетает пена.

— Барьер! — кричит дрессировщик. Конюхи моментально открывают проход в барьере.

— Санже! — резко щелкает шамберьер.

Лошади поворачивают от середины круга и рысью убегают за кулисы. Там их перехватывают конюхи и уводят во двор, на ходу снимая сбрую. Дрессировщик тяжело перелезает через барьер.

— Ну а ты-то чего приплелся? Шел бы гулял... — устало говорит он.

Вы не успеваете ответить. В центральном проходе появляются два пожилых клоуна — маленький толстый и высокий худой. По прилизанным прическам и багровым физиономиям вы догадываетесь, что они только что из бани.

— Здравствуйте! — говорит маленький толстый, задыхаясь. — Ах, какая здесь парилка в бане!

— Равных нет, — говорит второй и вытирает платком шею.

— Ну что? — спрашивает толстый клоун, усаживаясь во второй ряд. — Трудитесь?

— Слушайте, сходите в парилку! Не пожалеете, — говорит второй, садясь рядом с ним. — Наших было человек восемь. Наверное, придут сюда.

И действительно, через несколько минут вваливается почти вся группа акробатов-прыгунов. Это молодые ребята. Они совсем недавно окончили цирковое училище, и это их первый цирк.

Они усаживаются в третий ряд, сзади клоунов, и начинают преувеличенно громко восхищаться героическим поведением обоих клоунов в парилке.

— Смейтесь, смейтесь, молокососы, — ворчит толстый клоун. Он поворачивается к партнеру и говорит: — Как тебе нравятся эти наглые попрыгунчики, Вася?

— Эти наглые попрыгунчики мне совсем не нравятся, Гриша!.. Мало того что они сами выскочили из парилки через секунду после того, как влезли туда, так они еще набрались нахальства хихикать за нашими спинами здесь, в цирке! А мы с Гришей березовый веник в лохмотья превратили! Не вам чета!..

Сзади ехидно замечают:

— Зато потом кто-то из вас целый час в предбаннике ловил ртом воздух и держался за сердце...

Толстый клоун возмущенно вскакивает и поворачивается к прыгунам:

— Пусть мое сердце вас не волнует! Оно пролетало вместе со мной с трапеции на трапецию двадцать пять лет над манежами всех лучших цирков Европы и ни разу не подводило меня!.. И я не покрывался такой «интересной» бледностью, как вы после двух-трех сальто-мортале!.. И если сейчас мое сердце немножко сбилось с темпа, так это, во-первых, в бане, а не в манеже, а во-вторых, за сорок лет работы в цирке я видел таких остроумных мальчиков, как вы, сотни!..

Толстый клоун фыркает и садится на свое место.

Прыгуны смущены. Один из них, стараясь загладить неловкость, спрашивает:

— Вы работали в «Воздушном полете»?

Толстый клоун подскакивает на своем кресле:

— Нет, ты слышишь, Вася?! А!.. Как тебе это нравится?.. — Он поворачивается к уже совсем притихшим прыгунам и указывает на второго клоуна: — Вот сидит мой партнер. В номере «Воздушный полет» он много лет был ловитором... Так вот, пусть он вам расскажет, где я работал и как это выглядело! Вася, объясни им, они этого еще не проходили...

Высокий худой клоун заталкивает клочок ваты в мундштук папиросы. Он долго роется в карманах, находит зажигалку и не спеша прикуривает.

— Кто такой Кодона был, знаете? — наконец спрашивает он прыгунов.

— Знаем!..

— А про старика Донато слыхали?

— Слыхали!

— Так вот, Кодона, Донато и Гриша были лучшими вольтижерами за всю историю цирка! Это были полетчики экстра-класса! И назывался Гриша тогда Райтонс! Ясно?

— Райтонс?! — Прыгуны ошеломлены. — Так мы вас еще в училище проходили!.. Дядя Гриша, так это вы были Райтонс?..

— Нет, это была моя бабушка, — обиженно буркает толстый клоун. — Кажется, эти мальчики действительно доведут меня до инфаркта!..

Но он уже не сердится. Он достает из кармана жестяную баночку с леденцами и, не оборачиваясь, протягивает ее в третий ряд.

— Лопайте конфеты, — говорит он. — Вы в том возрасте, когда еще не стыдно сосать леденцы. Я, например, это делаю с удовольствием, правда исходя из других соображений... — грустно добавляет он.

Прыгуны, чмокая, сосут леденцы. Мир.

Высокий худой клоун начинает вспоминать старые времена, хрестоматийные имена актеров, цирки прошлых лет и свою молодость. Толстый клоун тоже включается в разговор, и вот они уже оба, перебивая друг друга, рассказывают массу интересных историй, вспоминают курьезные случаи, легендарные ляпсусы и замечательных людей старого цирка.

Многое звучит необычно и удивительно, и по странным сочетаниям исконно русских имен и иностранных фамилий вроде Васьки Ферраро, Тимофея Брок и Ваньки Клерринг вы понимаете, сколько времени прошло с той поры, о которой взволнованно рассказывают два хороших пожилых клоуна...

Из-за кулис слышится унылое мычание саксофона. Вы узнаете настойчиво повторяющуюся музыкальную фразу из знакомой вам песенки.

Человека, дующего в саксофон, вы знаете. Это ваш знакомый эквилибрист. Он хочет сделать второй номер со своей женой и почему-то считает, что для этого ему необходимо научиться играть на саксофоне.

Но вдруг за кулисами возникает треск мотоцикла. Саксофон в последний раз простуженно кашляет и смущенно замолкает.

— Рыбаки приехали, — говорит кто-то, и прямо в манеж на мотоцикле въезжают два акробата-эксцентрика. Оба они в соломенных шляпах, ватниках и резиновых сапогах. За спинами у них рюкзаки, а по бокам мотоцикла приторочены авоськи. У сидящего на заднем седле в руках пучок удочек.

— Привет! Привет! Привет! — кричат эксцентрики, совершая круг почета. Они глушат мотор, слезают и прислоняют мотоцикл к барьеру. Затем один из них снимает рюкзак, а другой достает оттуда штук тридцать мелких рыбешек, нанизанных на кусок шпагата. Они торжественно раскладывают связку во всю длину на барьере и молча раскланиваются.