Рано или поздно - Бэлоу Мэри - Страница 3

– Милашка, – произнес негромко Уиндроу, явно не принимая Эдварда в расчет, а может, даже не заметив его, – могу я уговорить тебя выпить со мной эля? Нет, даже лучше – выпить эля и закусить пирогом с мясом? Судя по всему, здесь у камина только одно удобное на вид кресло, но ты можешь устроиться у меня на коленях.

Эдвард нахмурился. Он что, не видит, что это леди? Это же просто бросается в глаза – платье из дорогого муслина, несмотря на кричащий оттенок, темные волосы уложены в замысловатую прическу. Он взглянул на девушку, ожидая увидеть, что та застыла от ужаса и испуга, но она по-прежнему смотрела в окно. Либо решила, что приглашение адресовано кому-то другому, либо (возможно ли такое?) просто ничего не услышала.

Нужно уходить, решил Эдвард. Прямо сейчас.

Вместо этого он заговорил.

– Сомневаюсь, что вам знакома эта леди, – сказал он. – Следовательно, называть ее милашкой – неподобающая дерзость.

Морис частенько называл его, в основном довольно ласково, степенным и серьезным старикашкой. И сейчас Эдварду показалось, что вместе со словами изо рта у него должна посыпаться пыль. Слова произнесены, и он уже не сможет взять их обратно, даже если захочет. Кто-то должен вступиться за беззащитную невинную девушку. То есть, конечно, если она в самом деле невинна.

Уиндроу медленно повернул голову, так же медленно и лениво окинул Эдварда взглядом с головы до ног. Осмотр не вызвал в нем ни малейшего беспокойства.

– Вы ко мне обращаетесь, приятель? – спросил он.

Эдвард, в свою очередь, медленно обвел взглядом комнату.

– Должно быть, к вам, – ответил он. – Больше я тут никого не вижу, кроме нас двоих и леди, а у меня нет привычки разговаривать с самим собой.

В лице Уиндроу появился намек на веселость.

– Леди? – процедил он. – Надо полагать, она тут не с вами. Следовательно, одна. Жаль, что она не леди. Было бы не так скучно посещать лондонские балы и гостиные. А вы, приятель, поступите мудро, если займетесь остатками своего эля и не будете совать нос в чужие дела.

Он отвернулся и продолжил любоваться попкой девицы. Она как раз сменила позу и теперь упиралась локтями в подоконник, положив подбородок на руки. В результате грудь ее выдавалась вперед в одну сторону, а попка – в обратную.

«Если бы только она могла отойти назад и увидеть себя в такой позе, – думал Эдвард, – она бы с воплями выскочила из комнаты и ни за что сюда не вернулась даже с дюжиной компаньонок».

– Может, эта леди все же соизволит сесть мне на коленки, чтобы я мог велеть хозяину принести для нее пирог и эль, – произнес Уиндроу очень наглым тоном. – Согласна, милашка?

Эдвард мысленно вздохнул и еще на шаг приблизился к нежеланной стычке. Теперь уже слишком поздно отступать.

– Я действительно вынужден настаивать на том, – сказал он, – чтобы любой претендующий на звание джентльмена обращался к леди с уважением, с каким по праву полагается относиться к любой женщине.

Это прозвучало напыщенно. Разумеется, это прозвучало напыщенно. У него всегда так выходит, разве нет?

Уиндроу повернул голову, и теперь не могло возникнуть никаких сомнений, что он забавляется.

– Ищете драки, приятель? – осведомился он.

Похоже, леди все-таки сообразила, что является предметом разговора у себя за спиной. Она выпрямилась и повернулась – широкие темные глаза на узком привлекательном лице, высокий рост, точеная фигура.

Боже милостивый, подумал Эдвард, все остальное в ней более чем соответствует изящной попке. Редкостная красавица. Но сейчас не время отвлекаться. Ему задали вопрос.

– Я никогда не испытывал жгучего желания кулаками внушать учтивость или простую вежливость, – ответил он спокойным и любезным тоном. – Мне кажется, тут имеется некоторое противоречие в терминах.

– Полагаю, – произнес Уиндроу, – что я имею удовольствие обращаться к хнычущему трусу. И к ханже-пустозвону. Все упаковано в один аккуратный сверток.

Каждое слово, даже самое последнее, было оскорблением. Но будь он проклят, если позволит втянуть себя во что-то, пытаясь доказать этому типу, что презирает его мужское начало, подумал Эдвард.

– Стало быть, человек, защищающий честь леди, ожидающий от джентльмена, что тот и вести себя будет соответственно, и возражающий, когда этого не происходит, является трусом? – снисходительно спросил он.

Взгляд девушки (это Эдвард ощущал очень остро) переходил от одного к другому, но сейчас приковался к его лицу. Руки она прижала к груди, словно ее только что поразила какая-то нежная страсть. Но выглядела она на удивление невстревоженной.

– Полагаю, – произнес Уиндроу, – здесь было высказано предположение, что я не джентльмен? Будь у меня с собой перчатка, я бы хлопнул ею по вашему наглому лицу, приятель, и предложил вам пойти со мной во двор. Перчатки у меня нет, но я все равно не собираюсь прощать вам трусость и ханжеское пустозвонство. Поэтому, приятель, придется вызвать вас на кулачный бой. – Он кивнул в сторону гостиничного двора и улыбнулся весьма неприятной улыбкой.

Эдвард еще раз мысленно вздохнул.

– А победитель докажет, что он джентльмен, достойный этого звания, так? Прошу прощения за то, что я с вами не согласен, но я отклоняю ваше любезное предложение. Вместо этого предлагаю вам принести извинения леди, а уж потом вы отсюда уйдете.

Он снова взглянул на нее. Леди по-прежнему не отводила от него глаз.

Эдвард прекрасно понимал, что сам загнал себя в угол, из которого имелся только один, весьма болезненный выход. Кончится все это тем, что придется драться с Уиндроу и либо расквасить нос и наставить синяков под глазами ему, чтобы тот увез все это с собой в Лондон, либо получить все то же самое от него. Ну или пострадают оба.

Как все это утомительно. Ничего, кроме показного блеска и кулаков. Вот что означает быть джентльменом для слишком многих претендующих на это звание. К сожалению, Морис был одним из таких.

– Принести извинения леди? – Уиндроу негромко, с неприкрытой угрозой засмеялся.

И тут леди решила вступить в стычку – не проронив ни слова.

Показалось, что она выросла на три дюйма. Внезапно она стала выглядеть величественно и надменно – и перевела взгляд на Уиндроу. Она неторопливо осмотрела его с ног до головы и нашла то, что увидела, заслуживающим полного презрения.

Это было мастерское представление – и очень впечатляющее.

Ее безмолвное высказывание произвело надлежащий эффект даже на Уиндроу, который все еще пытался ухмыляться. Возможно, его ухмылка была полна раскаяния?

– Выходит, я неверно вас оценил? – обратился он к ней. – Полагаю, потому что вы стояли тут одна, так небрежно опираясь на подоконник, одетая, словно райская птичка. И я не могу уговорить вас разделить со мной пирог и стакан эля? Или посидеть у меня на коленях? Какая жалость! И похоже, я не могу убедить этого хнычущего труса защитить вашу честь кулаками. Какой мне выпал печальный день, и это после того, как я проснулся утром, полный надежд. Видимо, мне больше ничего не остается, как только продолжить свое скучное путешествие в надежде на более радостное завтра.

Он оттолкнулся от стойки, поставил на нее опустевшую кружку и собрался выйти из гостиницы, не произнеся больше ни слова и даже не оглянувшись. Однако на пути его встретилось препятствие. Прежде чем он успел дойти до двери, Эдвард шагнул вперед и загородил ему путь.

– Вы кое-что забыли, – сказал он. – Вы обязаны принести леди извинения.

Брови Уиндроу взлетели вверх, в лице снова появилась веселость. Он повернулся в сторону леди и отвесил ей низкий насмешливый поклон.

– О прекраснейшая, – произнес он, – как я огорчен, что мог расстроить вас своим восхищением. Умоляю, примите мои смиренные извинения.

Она их не приняла, но и не отвергла, просто холодно уставилась на него все с тем же царственным видом. Уиндроу подмигнул ей.

– Жду не дождусь, когда смогу быть официально представленным вам, – сказал он. – Пламенно надеюсь, что это произойдет в ближайшем будущем. – Он повернулся к Эдварду, освободившему дорогу к выходу: – К вам это тоже относится, приятель. Это будет особое удовольствие.