Звездная кровь - Кунц Дин Рей - Страница 7

Модильяни оказался довольно молодым, худощавым человеком с тоненькими усиками. Его несколько суетливые движения придавали ему сходство с непоседливой птицей. Сержант представился кратко и сухо, говорил он фальцетом, и в его голосе звучало раздражение. Тимоти со всей вежливостью, на которую был способен, пригласил его в гостиную.

Когда они оба уселись, сухопарый сержант произнес:

– Это крайне необычный вызов.

– Речь идет о крайне необычном деле.

– Вот и расскажите.

Он вел себя так, словно Тимоти был не добропорядочным гражданином, собирающимся поведать о правонарушении, а закоренелым преступником. Так или иначе, после того как Тимоти закончил свой рассказ, на протяжении которого сержант не выказал ни малейших признаков удивления, Модильяни заметил:

– Действительно, весьма необычно. И вы утверждаете, что все засняли на кинокамеру?

– Да.

Модильяни еще сильнее насупился. Он глядел сейчас на Тимоти взглядом кобры, приготовившейся к смертоносному прыжку.

– Вы вторглись в чужую частную жизнь, вы это осознаете?

– Что?!

На лице полицейского не дрогнул ни один мускул. Казалось, будто он высечен из камня.

– Использование средств коммуникации для съемок других людей без их ведома представляет собой вмешательство в чужую частную жизнь.

– Но я ведь раздобывал улики, – запротестовал Тимоти, уже догадываясь, что его протест окажется совершенно бесполезным.

– А это – дело полиции, – пояснил Модильяни.

– Да, конечно, я понимаю, – ответил Тимоти, отчаянно пытаясь не дать своему гневу вырваться наружу. Чтобы сохранить самообладание, он даже поднялся с кресла. – Но мне известно, что Клауса Маргеля арестовывали девять раз, но так и не смогли предъявить ему никакого обвинения.

Модильяни впился в него взглядом – каменное изваяние дало внезапную трещину.

– На что это вы намекаете?

Да, он действительно походил на птицу, на хищную птицу, может быть, даже на стервятника.

Тимоти постарался несколько разрядить обстановку.

– Ни на что. Поверьте мне, абсолютно ни на что. Но не угодно ли вам посмотреть отснятый материал. Именно ради этого я вас сюда и пригласил.

Модильяни кивнул в знак согласия, и Тимоти предложил ему проследовать в библиотеку, где заранее приготовил и экран, и проектор. Погас свет. Проектор застрекотал, и на экране появились ожившие образы параноидального бреда. Облака стелющегося по полу дыма, три затемненные фигуры в масках. Камера наехала на главаря налетчиков, и на экране появилось лицо Клауса Маргеля. Тимоти вздрогнул, увидев жестокое, изуродованное шрамом и вместе с тем не лишенное своеобразного обаяния лицо "крестного отца" организованной преступности.

Но лицом все дело и ограничилось. По мере того как на экране появлялся отснятый Тимоти материал, он с ужасом осознавал, что в момент съемок настолько увлекся задачей получше запечатлеть лицо Маргеля, что совершенно упустил из виду заснять то, чем занимались остальные. Камера старалась брать крупные планы, тогда как вся схватка с лже-Тагастером происходила где-то на заднем плане. А угрожающее выражение лица Маргеля на последних метрах пленки потеряло едва ли не весь эффект из-за того, что не было слышно слов "крестного отца" и тона, которым они были произнесены. Без них зловещая ухмылка выглядела едва ли не дружелюбной улыбкой.

Пленка закончилась.

– Не густо, – сказал Модильяни. И, не дожидаясь, пока Тимоти возразит, пояснил свою мысль:

– Это только лица. А мистера Маргеля можно заснять где угодно.

– Но слезоточивый газ…

– Кроме того, я не увидел, чтобы он кого-нибудь убивал. И я по-прежнему считаю, что мы имеем дело с несанкционированным вторжением в чужую частную жизнь, а вовсе не с убийством.

Тимоти сознавал всю шаткость контраргументов, которые мог бы предъявить, однако чувствовал себя обязанным продолжить спор. В конце концов ему удалось убедить Модильяни позвонить Тагастеру на дом. По его понятию, или связь окажется прерванной, или в разговор вступят Клаус Маргель со товарищи. Но, к ужасу и изумлению Тимоти, на экране возникло улыбающееся лицо Леонарда Тагастера.

– Слушаю, – произнес он.

Модильяни искоса посмотрел на Тимоти. "Шутка зашла слишком далеко", – говорил его рассерженный взгляд.

– Это симулякрум, – прошипел Тимоти. Модильяни вступил в разговор с лже-Тагастером и объяснил ему в красочных деталях сложившуюся ситуацию. Механический Тагастер от души рассмеялся, услышав о том, что он, по мнению собственного друга, мертв, и позволил детективу, воспользовавшись Системой Ментальной Связи, обыскать весь дом. Лже-Тагастер выразил уверенность в том, что ничего интересного обнаружить не удастся.

Через пять минут Модильяни был в доме Тагастера. На тщательный осмотр всех помещений ему потребовалось еще четверть часа.

– Ничего, – сказал он Тимоти, возвращая ему гостевой шлем нормальной формы, которым тот давно уже догадался обзавестись, чтобы не заставлять гостей втискиваться в шлем, специально спроектированный для вящего удобства его собственного уродливого черепа.

– А приемник на кухне…

– В безупречном состоянии. Не понимаю, что, собственно, вы хотите доказать…

– По-видимому, на них работает техник из Системы Ментальной Связи. Прошло уже полтора часа, он запросто успел все починить.

– Ну, а как насчет самого Тагастера?

– Да никакой это не Тагастер, черт бы вас побрал! Это его симулякрум!

– Симулякрумы никогда не выступают против своих хозяев. И симулякрум Леонарда Тагастера не стал бы покрывать убийц своего владельца. Если, конечно, исключить возможность того, что убийца входит в число персон, голосу которых андроид должен повиноваться. Но вы же сказали мне, что такое право было лишь у самого Тагастера, у его импресарио и у вас.

– Однако они могли перепрограммировать машину, – сказал Тимоти.

– Для этого им понадобился бы специалист очень высокого класса, – с притворным изумлением по поводу возможности раздобыть такого мастера отозвался Модильяни.

– Вам не хуже, чем мне, известно, что для них нет ничего невозможного. А времени им хватило даже на то, чтобы исправить ему нос.

Мнимая бестолковость сыщика раздражала Тимоти, в конце концов его терпение иссякло. Уродливое лицо побагровело, а механические руки неврастенически задергались. И тут Модильяни дал ему понять, по чьим правилам ведется игра.

– Сэр, мне хотелось бы вас предостеречь. Мистер Клаус Маргель вовсе не тот зловещий человек, которым он вам кажется. Он владелец нескольких гаражей и ресторанов. И, если не ошибаюсь, одной гостиницы. Он добропорядочный бизнесмен, который ни за что бы не впутался в подобную историю…

Тимоти не дал ему договорить до конца:

– Вам прекрасно известно, кем именно является этот чертов Клаус Маргель!

– Наша беседа записывается на магнитофон, и вам необходимо это учесть, если вы собираетесь предъявить какие бы то ни было обвинения, которые могут побудить к ответным действиям…

Он расстегнул пиджак и показал торчащий из кармана магнитофон.

Теперь стало понятно, почему Модильяни прикидывался наивным дурачком. Парня просто-напросто купили. Когда ему стало известно, что под подозрение подпадает Клаус Маргель, он сразу же вспомнил, кому именно выгодно служить. Понятно, что интересам государства, а не истине. Тимоти понял, что его вспышки ярости послужат коррумпированному полицейскому лишним доказательством того, что несчастный уродец спятил, – и Модильяни использует это, когда наступит час компрометировать Тимоти в качестве свидетеля обвинения. И любые присяжные, выслушав запись этого разговора и увидев перед собой нелепое существо, выдвигающее вздорные обвинения, вне всякого сомнения, назовут Маргеля невиновным.

Никогда в жизни Тимоти не чувствовал себя столь одиноким и несчастным.

– Я заберу пленку и пойду, – сказал Модильяни, когда они вернулись в библиотеку.

Тимоти хотел было ему помешать, но опоздал. Когда он добрался до стола, детектив уже вынул катушку с пленкой из проектора и, крепко зажав ее под мышкой, отправился к выходу.